Много лет прошло.

История Серёжи Первакова навсегда осталась в памяти врача болезненным воспоминанием. Маленький. Брошенный. Первый, которого не смогла спасти.

Без маминой любви не хватило ему собственных силёнок, чтобы выжить.

С рождения оказался ненужным…

– Рожа-а-а-ю! – пронзительный крик взорвал ночную тишину роддома.

В двух палатах, оставленных функционировать на время ремонта, зашевелились разбуженные женщины.

– Ещё одну в наш теремок принесло, – ворчливо произнёс кто-то.

– Рожа-а-а-ю-у! Щас рожу-у-у! – раздалось ещё громче.

– Тут все это делают. Чего надрываться-то так?

По коридору пронеслись лёгкие шаги дежурной. То, что говорила акушерка в предродовой палате тихим голосом, не было слышно. Но ответ опять стал общим достоянием:

– Не хочу! Не буду!

Родильный дом проснулся окончательно.

– А зачем тогда приехала сюда? – пробасила Людмила, родившая вчера третьего сына.

Видимо, акушерка решила: снижать амплитуду голоса теперь не имеет смысла, и прикрикнула на новенькую так, что услышали все:

– Чего не буду?! Голова уже родилась. Марш в родзал!

Протопали две пары шагов, и на некоторое время наступила тишина.

Работа роддома в условиях ремонта строилась по военно-полевому принципу. В маленьком уголке функционировали одна предродовая палата, родзал на одно место и две послеродовые палаты. Всё рядышком, близко, с ничем не ограничиваемой слышимостью.

Во время паузы все затихли – ждали продолжения.

– Я не умею! – неожиданно провозгласил голос новенькой.

– Вот тебе и раз! Все умеют, а она – нет?! – прокомментировала Людмила.

Роддом веселился вовсю!

– Чего ты не умеешь? – послышалось изумлённое из родзала.

– Тазом трясти не умею!

Дружный хохот потряс тонкие перегородки.

– Таз-то ей кто дал? – удивлялись жительницы палат.

– Опять роженицу привезли! – донеслось вдруг со стороны приёмного покоя. – Роды в ходу!

– Выводите родильницу в палату! Освобождайте место в родзале! – принялся распоряжаться дежурный акушер-гинеколог.

Компания трёх женщин (сна ни в одном глазу) с любопытством ждали новенькую. Её вкатили на каталке. Колёсики то и дело цеплялись за близко стоящие кровати.

– Не вставай! – голос врача строг. И тут же медсестре:

– Быстро пузырь со льдом на живот! Кровь готовьте первую положительную!

Она лежала на кровати, такая худенькая, что с трудом верилось: это её звонкий голос поставил весь роддом на уши. На бескровном лице, обрамлённом рыжими кудряшками, проступили золотистые веснушки да выделялись глаза цвета бутылочной зелени.

– Что молчишь? – врач кулаком массировал ей живот. – Больно ведь!

– Больно. А чего орать без толку. Я же знаю, что это нужно. Кровлю. Только массажа матки на кулаке не хочется.

– Будем надеяться – обойдётся. Сейчас кровь подключим. Роды стремительные были. Поэтому так.

Обошлось. Роддом наконец уснул.

– Ну, давай знакомиться, артистка, – начала Людмила утренний разговор, – ты первородка, что ли?

– Ириной меня зовут. Роды вторые.

– Так чего ж ты кричала, что не хочешь и не будешь?

– Сначала кричала, чтоб акушерка меня услышала, так как начались роды, а я встать не могла. Потом – по инерции. Сама-то я тоже врач. Знаю, что при поступлении у роженицы проверяют величину раскрытия шейки матки. Во время схватки это очень болезненно. Вот и орала, что не хочу процедуры. Я же не знала, что роды уже идут полным ходом. Очень быстро всё происходило.

– А каким тазом ты трясти не умеешь?

– Своим, – Ирина засмеялась. – После рождения ребёнка должен родиться послед. Для этого женщину просят опереться на пятки и приподнять таз. А я в тот момент не в себе была и акушерку сквозь маску плохо расслышала. Она сказала: «Подними таз и повиси». А мне показалось: «Подними таз и потряси!»

– С тобой в кино ходить не надо. Чистая комедия! Акушерка от смеха поди тоже чуть не родила. Так кто у тебя?

– Сыночек – Матвейка. А дома дочка ждёт. Манечка.

Ирине повезло, что отправившись на прогулку с детьми, надела резиновые сапожки: боялась промочить ноги в мартовских лужах. Оказалось, водные неприятности поджидали не на улице, а при возвращении в собственную квартиру…

Повернула ключ в замке. Из проёма вырвалось плотное облако. Откуда столько пара? Как в бане! По инерции сделала шаг… и утонула по щиколотку! Быстро назад! Хорошо – порог высокий, а то бы не успела уберечь Манечку от кипятка! Руки заняты Матвейкой. Двухмесячный малыш в тёплом одеяльце представлял увесистый свёрток. Тяжело удерживать одной рукой! Другой – сначала Манечку отодвинула подальше, потом – захлопнула дверь, отрезав путь горячей «Ниагаре».

«Что делать?! Соображай быстрей! Детей – отвести на первый этаж к соседке-инвалиду! Она всегда дома». Подхватила дочку поперёк туловища, на ходу приговаривала:

– К тёте Тане в гости идём.

С Татьяной объясняться некогда. Только и успела сказать:

– Пригляди! У меня – потоп!

Бегом к себе – на второй! Снова шагнула в кипяток. Хорошо, что в резиновых сапожках! Сквозь густой пар – в ванную. Шум водопада оттуда. Вслепую нашла горячий кран. Завернула. Не сорван – уже легче! Ванна полна до краёв. Пелёнки медленно переваливаются через них и одна за другой тяжело, как тюлени, плюхаются вниз…

Почему кран открыт? Перед прогулкой Ирина приготовила пелёнки для полоскания, но кран не открывала. Это Серёжа! Его сутки не было дома: дежурил в хирургии. Сегодня выкроил время заскочить домой на обед. Семью увидел на улице. На ходу расцеловал Манечку, чмокнул в щёку жену, взглянул на спящего сына. Через двадцать минут промчался обратно, помахал рукой издали. Она с детьми ещё час гуляла…

Ирина сбросила пальто где-то в комнате и начала черпать кипяток ведром из ванны в унитаз. Дотянуться до сливной пробки сквозь слой горячей воды у неё не получилось. Что в это время творилось в квартире под ними, старалась не думать. Обжигалась и глотала слёзы! Где телефон?! Прошлёпала снова в комнату. Диск на аппарате крутила с остервенением!

– Ты зачем открыл горячий кран?! – орала в трубку, не дожидаясь от мужа ответа. – Устроил потоп на два этажа! Дочку чуть не обварил! Я ведром кипяток черпаю!

Всё! Прооралась. Легче не стало. Нужно открыть окна: стёкла запотели, запах отсыревшей извести мешает дышать. Уровень воды в ванне снизился так, что смогла вытащить пробку. Теперь можно выливать воду сюда, собирая с пола ковшом.

Хлопнула входная дверь. Разбрызгивая остывающие лужи, в квартиру ворвался Серёжа.

– Засучивай рукава, видишь, сколько тряпок плавает! – показала жена на пелёнки.

Работали молча. Он, чувствуя вину, предпочитал не нарываться. У неё – временно кончился запал.

– Пелёнки теперь только на половые тряпки годятся! – в сердцах буркнула она, вытирая пол насухо. – Может, объяснишь, что это было?

– Помочь тебе хотел. Знаю, что устаёшь. Я всё время на работе. Ты – с детьми. Прибежал, вижу: бельё в ванной. Решил прополоскать. Кран отвернул – воды нет. Думаю: пока чай попью, появится. А потом забыл.

– Как всегда! – завелась снова Ирина. – Неделю назад включённый утюг на табуретке оставил. Чуть пожар не устроил! А если бы Манечка обожглась?! Ей всего два года!

Сергей молчал.

– К нижним соседям сам пойдёшь отношения выяснять.

Вечернее выяснение растянулось на целый час.

– Ну, что? – крикнула Ирина из кухни, когда муж вернулся.

– Нужно оплатить побелку и ремонт телевизора.

– Значит, очередная зарплата уйдёт соседям, – констатировала жена.

Почувствовала, как её снова захлёстывает волна раздражения. Оторвалась от приготовления ужина. Вошла в комнату, чтобы продолжить скандал, глядя виновнику сегодняшней катастрофы в глаза…