– Я теперь так много умею! Печь топить, воду из колонки носить, разводить извёстку и потолки белить.

– Расхвасталась!

– Даже наш бюджет в последний раз удачно спланировала: выкроила деньги тебе на новые ботинки.

– Но блины так и не научилась жарить. Сколько раз они у тебя на пол летали?

– Но мы же приноровились! Зато изобрели семейный метод: я тесто развожу и на сковородку выливаю, а ты блин переворачиваешь. Теоретически я очень много знаю. Вот практика пока не даётся. И сковороды боюсь. Но недавно кулинарное открытие сделала!

– И какое?

– Оказывается, беляши надо сначала класть на раскалённую поверхность дыркой вниз. Тогда отверстие прижаривается, и сок не вытекает. А то по первости сковорода очень плевалась горячим.

– А забыла, как картошку в уголь опрокинула?

– Это когда мы в деревню ездили за документами, что остались после твоих родителей?

– Да, почти целый день потратили. Замёрзли. Проголодались.

– Вернулись, ты уснул сразу. После суток был.

– Проснулся от твоего дикого вопля.

– Завопишь тут. Так есть хотелось! А в итоге ужин угробила и обожглась.

Она сварила тогда картошку. Прихватила кастрюлю полотенцем и попыталась слить воду в ведро, стоящее рядом с печкой. В ладонь ударила горячая струя пара. Руки разжались. Дымящаяся картошка высыпалась в таз с углём. Иришка заревела в голос больше от обиды, чем от боли. Долго рыдала в подушку.

– А ты сначала мне руку перевязал, потом картошку выковыривал из углей. И меня уговаривал: «Успокойся! Не реви! Пойдём ужинать. Я всю картошечку собрал, отскоблил. Посмотри, какая чистенькая, аппетитная!»

– И с печкой ты не сразу подружилась. До сих пор помню, как тогда перепугался…

Серёжа приходил домой поздно: ради пополнения семейного бюджета после дневной интернатуры оставался на подработку. В тот день, истопив печь, молодая жена рано закрыла задвижку. От несчастья спасло желание встретить мужа на улице. Выпавший утром снежок искрил под вечерними фонарями. Она успела дойти до поворота. Затошнило. Снежинки закружили стремительной каруселью. Быстрей, быстрей…

Очнулась Ирина уже дома: лежит в пальто и валенках на раскладушке, первом их супружеском ложе. Дверь, форточка – настежь. В комнату снег залетает.

– Я тебя в сугробе нашёл, – продолжал вспоминать Серёжка. – Хорошо догадалась на улицу выйти, а то бы угорела.

– Я и не догадывалась. Просто встречать тебя вышла. А задвижку закрыла, думала, что прогорело.

– Потом мы вдвоём на раскладушке грелись. Тепло-то выдулось, пока я угарный газ выветривал.

«Конечно, он молодец! – подумала Ирина. – Правильно определила при первой встрече, что хорошим мужем будет!»

– Жена! В духовку не пора заглянуть? Мы уже весь сыр съели.

– Пора!

Она с волнением и гордостью достала из духовки румяный, ни капельки не подгоревший, вкусно пахнущий пирог. Надрезала верхнюю корку, открыла дымящее нутро…

«Идиотка!» Быстро пришлёпнула сдобную крышку обратно. «Серёжа успел увидеть или нет? Вроде нет!» Оглянулась, улыбнулась… С ужасом продолжала мысленно видеть ту часть пирога, где тесным рядком лежали рыбки с чёрными вспучившимися брюшками. «Что делать?!»

Когда Валентина делилась мужниным уловом, Иришка постеснялась признаться, что пироги ещё ни разу не стряпала. И упустила важную деталь: рыба в кучках различалась не только видами. В одной, оказывается, была чищенная, в другой – нет! Секрет открылся только сейчас.

Почти не соображая, по памяти, отрезала Серёжке кусок с потрошёными голавликами. Себе взяла с другой стороны. Насторожено смотрела на довольное лицо мужа, уплетающего кулинарный шедевр за обе щеки.

– Ну, ты и стряпуха! – с полным ртом похвалил тот. – Я в принципе не люблю рыбные пироги, но сейчас не могу оторваться!

Она, дабы не выдать себя – промолчала. Ела аккуратно, стараясь, чтобы Сергей не разглядел странную начинку на её тарелке. И пока праздничное блюдо не закончилось, следила, чтобы и дальше мужу доставались кусочки без изъяна.

Впереди у Серёжи с Ириной – длинная жизнь… Всё будет: горе и радость. Дети. Внуки. Болезни. Достижения. Всему научится молодая жена: жалеть, терпеть, быть мудрой и стойкой… Научится вкусно готовить!

Но в день первой свадебной годовщины она пила полусладкое шампанское из кружки, мужественно жевала пирог с непотрошёной рыбой и думала: «Испытательный срок продолжается…»

Экзамен по военному делу, завершающий летнюю сессию пятого курса, подходил к концу.

Войдя в аудиторию, Иришка взяла билет и устремилась к одному из столов в последнем ряду. Этот порядок действовал уже много лет. Новенькие садились подальше от преподавателей: удобней списывать. Шпаргалки передавались по наследству от старшего курса – младшему. Иришке тоже достался комплект истёртых листочков.

Накануне вечером она потренировалась читать телеграфные строчки, написанные чужим почерком. Сложила шпоры по номерам билетов и, разделив на четыре части, рассовала их в кармашки, специально пришитые в рукавах и к подолу платья.

Девушка вовсе не имела репутации ленивой студентки. К учёбе относилась добросовестно, сессии сдавала на четыре и пять. Экзамен по военке был единственным, когда она, по примеру многих, решила прибегнуть к подсказкам. «Мозги у меня не приспособлены к усвоению материала в форме устава, где шаг влево и шаг вправо карается смертной казнью!» – оправдывалась она.

Отношения с военной кафедрой у Иришки не складывались. Короткая юбочка, рыжие кудряшки и даже солнечные веснушки смешливой девчонки вызывающе не совпадали с предписанными военным уставом правилами внешнего вида студентов. Поведение и вовсе не соответствовало требованиям строевой подтянутости. Она частенько влетала в аудиторию после преподавателя, путалась в формулировках, коими следовало докладывать о присутствии и отсутствии товарищей на занятиях, если ей случалось быть дежурной. Даже стоять навытяжку, как требовалось, у неё не получалось: стройные ножки, стремительно носившие на каблуках свою хозяйку по этажам института или вдогонку за троллейбусом, перед офицерами предательски подкашивались и запинались на ровном месте.

И нельзя ведь сказать, что Ирина на рожон лезла или нарочно провоцировала преподавателей. Вовсе нет! Но настроение в день нелюбимых занятий портилось с утра. Учителя в погонах вызывали в ней даже не страх, а какое-то умственное остолбенение, полный паралич мыслительных способностей и ощущение того, что всё сказанное и сделанное ею окажется невпопад.

Яркий пример такого непопадания в тему произошёл полгода назад на занятии по организации медицинского обеспечения войск. Эта область знаний казалась Иришке даже не китайской, а какой-то инопланетной грамотой. Мало того, что требовалось знать все воинские подразделения (рота, батальон, дивизия), так ещё необходимо было помнить названия соответствующих им медицинских подразделений, их структуру, штатное расписание, диапазон профессиональной помощи, оснащение, а самое ужасное – перечень приданных транспортных средств. Иришка и в обыденной жизни не умела отличить «москвич» от «жигулей», а тут…

Накануне злополучного события однокурсники в общежитии шумно отмечали день рождения одной из подруг. Теперь в аудитории царила тишина, изредка прерываемая осторожным шорохом перелистываемых страниц.

– Князева! – командный голос седого подполковника заставил вздрогнуть.

Ирина вскочила из-за стола. Уронила сумку. Торопливо подняла. Снова уронила. Опять подняла и уставилась на подполковника, как кролик на удава.

– Не слышу! – в голосе преподавателя звучало возмущение.

– Чего? – робко спросила Ириша.

– Я… я… я… – зашипели ей со всех сторон.

– Я, – пискнула девушка, переминаясь на каблучках, ставших вдруг неустойчивыми.

– Перечислите транспортные средства, приданные медсанбату! – потребовал преподаватель, недовольно глядя на студентку, неспособную даже стоять как полагается.