– Я надеюсь, что вы не настолько обалдели, чтобы действительно рвануть прямо сейчас, не переодевая тапочек? – спросил я в надежде, что до лета еще далеко и может как-то поостынет. Это было наивное предположение. Бехли, так называли третьего, уже к марту месяцу имел полный набор топографических карт, раскладок продуктов, расписаний рейсов и прочего, в общем, они были уже готовы в марте месяце. По всему получалось, что это место находилось неподалеку, примерно в двухстах километрах от тех мест, где они уже бывали, пользуясь секретными тропами контрабандистов. Это была ненаселенная и, наверное, очень мрачная долина, неподалеку от перевала Лхо-Ла, что уже на территории Индии примерно в ста пятидесяти километрах на северо-запад от восьмитысячника Чогори.
Мы отправились туда в июне, пройдя едва видимыми тропами две границы. Один раз, уже в Пакистане, нас даже почти засекли, но ветер, к счастью, изменил направление, и собаки нас не учуяли. Мы прошли, потом день отдыхали, испытывая странное чувство, что это уже не Союз, а Индия, родина многих мудрецов и пророков. Так мы шли в общей сложности месяц, питаясь, в основном, подножным кормом и не прикасаясь к НЗ, который изрядно оттягивал плечи.
Настала последняя ночь перед штурмом последнего перевала. Было совсем тихо, но внезапно в наш сон ворвался шум камнепада. Выскочив из палатки, я обнаружил, что камень, величиной с футбольный мяч, остановился в одном сантиметре от того места, где я только что спал. Это, безусловно, было предупреждение, однако мне ничего не оставалось, как сделать вид, будто смысл случившегося прошел мимо меня. После завтрака, когда мы двинулись в путь, я был очень подавлен, поскольку понимал насколько опасно игнорировать знаки, которые посылает Мир. Однако мне повезло, более того, мне повезло так, как только может везти пьяным, сумасшедшим или же просто баловням судьбы. Переходя через очень бурную реку, что протекала вдоль долины, я упал и сильно подвернул ногу. Травма была серьезной, и ни о каком дальнейшем продвижении не могло быть и речи. Тогда пришлось пойти на компромисс. По иронии судьбы они решили, что это им повезло, они подбадривали меня, хлопали по плечам, мол, не расстраивайся и обещали обо всем подробно рассказать. Я же только молился про себя. Что говорить, ведь поделать было уже нельзя ничего даже тогда, когда мы сидели на той самой даче возле камина.
Из трех рюкзаков они оставили два, сложив в один все самое-самое необходимое. Конечно, так было легче, и, стало быть, появился шанс обернуться за два-три дня.
Они ушли вверх по перевалу, почти не оглядываясь, оставив меня с вещами в безопасном месте. Я перевязал ногу и, вырезав костыль из ствола молодого дерева, стал кое-как медленно передвигаться к реке и обратно, потом наловчился и стал уже довольно бойко двигаться по долине, исследуя все ее закутки. Прошло четыре дня, и я уже стал волноваться. В ночь четвертых суток вдруг стал слышен странный рокот, доносившийся со всех сторон, но все же, хотя я и не уверен, в большей степени он доносился с той стороны, куда они ушли. Сначала я подумал, что близится землетрясение, такое когда-то наблюдалось на Кавказе, но мой проводник-сван очень серьезно говорил, что это духи гор что-то не могут между собой поделить: «В это вреэмя лучше сыдэть дома и нэ висовыват нос, а нэ то будэшь и бэз носа и бэз нычего», – так он говорил, и мы день пережидали в его сторожке, где он обычно живет, когда охотится или пасет овец.
По всему выходило, что духи гор заметили ребят, и я стал пытаться привлечь их внимание в мою долину. Ковыляя от куста к кусту, падая и ругаясь, я собирал по веточке хворост и выкладывал его посреди долины в виде мальтийского креста. Спустя часа три мой крест вспыхнул, и я ходил вокруг него, взывая к духам гор и бросая в огонь крупу, изюм и лавровые листья…
К утру рокот прекратился и около полудня я увидел на вершине перевала двух людей. Они шли каждый сам по себе, не страхуя друг друга и не переговариваясь. Это было странно, я взял бинокль и, разглядев, узнал Бехли и Тимура. Вскоре они подошли к палатке и сели, опять же – каждый сам по себе. Первым заговорил Бехли:
– Жрать хочу!
– Сейчас будет, – ответил я.
– Не давай ему, – сказал Тимур, – пусть жрет то, что у нас украл!
– Ты чего, с дуба рухнул? – спросил я, а у самого холод прошел по всему телу. – Чего это ты наехал вдруг?
– Ты молчи, – сказал Бехли, – ты там не был, вот и молчи, жрать давай!
Я сел молча на землю и стал наблюдать, что будет дальше.
– Чего вылупился?! – закричал Тимур на Бехли, – Не жалоби меня! Он бы всех нас за собой утянул! Видал, какая глубина там?
Бехли молчал, а потом подскочил и с размаху ударил Тимура кулаком в лицо.
– Это ты, падла, подстроил, что он в воронку ушел! Я, гад, за тобой все время смотрел. Воронка там получилась, где ты круг протоптал! От волков, говорит, круг такой помогает. А какие тут волки? Тут, поди, как на Марсе, и червяков-то нету!
Тимур сел, отер лицо и затем заорал:
– Заткнись! Ты-то б уже не гавкал! Когда они появились, кто сопли распустил? Кто кричал, что это, мол, он меня сюда привел, заберите его, а меня не троньте. А? Или не было этого?
Бехли молчал, тупо глядя в землю.
– Молчишь, гнида? Вот и молчи! А кольцо я правильно протоптал, от нечисти, вроде тебя!..
Теперь они оба молчали, а я с ужасом смотрел сзади и понимал, что всему пришел законный конец. Я отчетливо понимал, что, по сути, передо мной сидят мертвецы, дни которых сочтены. Ни у одного из них не было вокруг тела никакого такого характерного свечения, как нет его у мертвого пня… Я достал фляжку спирта, налил в кружки и дал им обоим. Они выпили и почти сразу повалились и заснули крепким сном. Я сразу понял, что они уже, наверное, суток двое не спали, гонимые какими-то кошмарами, рожденными где-то в чреве того дьявольского места, издревле обходимого всякими путешественниками. Было также очевидно, что Кар погиб при каких-то странных обстоятельствах, перевернувших мозги моим бывалым друзьям.
Они проспали почти сутки, и затем мы двинулись в обратный путь. Нужно сказать, что по дороге обратно было много странного. Первое время нас сопровождал какой-то черный треугольник, который временами трансформировался в серебристый шар или даже – в тороид, и который улетал тотчас же после прочтения молитвы. Затем я стал замечать каких-то людей, неподвижно сидящих и глядящих на нас сверху. Они были в темных одеждах, и их было довольно трудно различить на фоне гор, но я постоянно чувствовал на себе их внимательный напряженный взгляд. Но все это ничего в сравнении с последним событием.
Мы пересекали афгано – советскую границу и это, как мне казалось, было намного проще, чем когда мы шли туда. Пограничники прошли, даже не взглянув в нашу сторону, когда вдруг Бехли поднялся во весь рост и побежал. Что говорить… Сначала последовали уставные окрики, а затем две автоматные очереди. Бехли упал вниз лицом и замер. Мы же двое суток отсиживались, и лишь затем перешли.
С Тимуром я больше не виделся, я лишь один раз встретился с его женой, и она показала мне его письмо. Это произошло примерно через полгода после нашего возвращения. Письмо было стандартное, с просьбой его простить и больше никогда не разыскивать. Жена говорила, что его уходу предшествовал рентгеновский снимок легкого, на котором обнаружилось пятнышко неправильной формы. Врачи отводили глаза, что-то мямлили насчет бронхита, говорят, что Тимур, чуть не побил рентгенолога, и тогда тот рассказал ему все. Что может быть страшнее смерти? Только жалкая, позорная смерть на глазах у всех. Как мог Тимур позволить людям жалеть себя, лгать, а затем умереть в жутких болях, беспамятстве, наркотическом бреду… Нет, это было невозможно. Он заранее купил билет на самолет, а затем, когда все ушли на работу, он позвонил из автомата на улице, убедился, что дома никого, зашел, взял свой походный скарб и ушел навсегда. Теперь все его близкие находятся в странном положении, ибо он лишил их права на свою могилу, более того, даже поминки теперь – это занятие не для них, ибо неизвестно жив ли он или же мертв. Вдруг врачи ошиблись, и на снимке и впрямь был виден бронхит? Я знаю, куда он пошел, приземлившись на забытом Богом аэродроме. Мы были там довольно давно. После долгого трудного дня, он, снимая с себя мокрую куртку, вдруг совершенно серьезно сказал, что здесь он, наконец, нашел то место, куда можно было бы прийти умереть. Тогда я был слишком уставшим, чтобы воспринимать все сказанное серьезно, и лишь теперь я совершенно точно знаю, куда он пошел. Нет, я вам ни за что не открою, где находится это место, ибо каждый человек может умереть там, где он хочет.
