Близко мы не подошли, боялись. Медведи хорошо плавают, а у нас, кроме стартового пистолета и перочинных ножей, никакого оружия.

Амур здесь — как море.

24 июля. Прошли порт Маго с десятками кораблей. Только сухогрузов насчитали четырнадцать. Каждый день штормит, волны достигают четырех метров. Вода через борт попадает в шлюпку. Приходится откачивать.

Остановились у мыса Убиенный. Старожилы рассказали, что здесь когда-то скрывались ссыльные царской каторги. Чуть дальше мы обнаружили стоянку древних людей — пещеры, гроты, наскальные рисунки.

Травы здесь выше роста человека!

25 июля. Прибыли в город-порт Николаевск-на-Амуре. Нас встречали представители горкома комсомола. Устроили нас хорошо. Осматривали город. Николаевск построил капитан русского флота Невельской.

Вблизи города — остатки старинной крепости Чныррах, гарнизон которой восстал против царизма в 1906 году. В крепости мы провели «Зарницу». Команда шлюпки № 1 подошла раньше и закрепилась на бастионах. А шлюпка № 2 пришла к крепости под парусами, и команда бросилась на штурм. К крепости вела винтообразная дорога, но разведка доложила, что на ней засада. Решили атаковать в лоб. Карабкались по скалам, обрывались, обдирались, но шли вперед. Высоту захватили, но потом еще долго выбивали противника из старых, пахнущих сыростью казематов. Потом долго отмывали грязь и залечивали «раны».

28 июля. Вышли в Охотское море.

Стоит теплая погода, дует небольшой ветерок. Но Охотское море обманчиво. Внезапно налетел шквал, на шлюпке № 2 сломалась мачта, а шлюпка № 1 села на рифы и получила пробоину с левого борта. Но ребята не растерялись. Быстро убрали паруса, заделали пробоину. Работать пришлось по пояс в воде. Все обошлось благополучно потому, что мы все делали вместе, поддерживая друг друга.

30 июля. После трехдневного тяжелого перехода морем под парусами, пройдя мыс Табах, Озерпах, Пуир, Меньшикова, острова Байдукова и Чкалова, флотилия наша вошла в залив Счастья.

Вахтенным рулевым стоял Игорь Петров, он первый сообщил и занес в вахтенный журнал о подходе к Петровской косе.

Когда вошли в залив Счастья в Охотском море, тут и началось самое интересное. Вода вместо амурской, коричневой, стала сине-зеленой, соленой и прозрачной. Неподалеку от шлюпок показывались мордочки нерп, которые с любопытством нас рассматривали. Видели мы и стаи дельфинов-белобочек. Над головами носились крикливые чайки, а в синей дали, оставляя пенящийся след, гонялись за рыбешками белухи. В воздухе стоял запах водорослей, хвои, цветов. Дышалось широко. Еще издали, на высоком месте Петровской косы мы увидели памятник Невельскому.

Мы проделали такой далекий путь, и вот дошли до того места, где стоял когда-то первый русский пост… Это ведь историческое место. 128 лет назад здесь подошел к берегу корабль Невельского «Байкал». Мы высадили десант, и ребята внимательно осмотрели таинственный берег, словно искали следы знаменитого первопроходца. И вот на небольшом возвышении, где трава цепко защищает от ветров легкий грунт, кюмовцы увидели обелиск. На нем — слова: «Здесь 9 июня 1850 года капитаном Г. И. Невельским основано первое зимовье Амурской экспедиции, названное Петровским».

Это был финиш нашего трудного путешествия. Здесь мы дали салют из ракетницы в честь завершения нашего плавания.

Поход наш закончен. Мы прошли 800 километров. Грузим шлюпки на самоходку и на ней завтра уйдем в Комсомольск.

Много мы узнали нового! И свой край лучше узнали и природу. Видели пещеры доисторических людей, срисовывали наскальные рисунки, вели дневники, собирали материалы для школьного музея…

Много у нас осталось добрых воспоминаний: о первой палатке, о кострах, о ловле рыбы, штормах, песнях, рассказах. И о встречах с хорошими, интересными людьми».

На этом кончается вахтенный журнал, но это не конец рассказа про Витю Анисимова. Потому что вот какую весточку я получил от него совсем недавно:

«Горячий привет из города Находка!

Поздравьте меня, я стал курсантом мореходной школы.

В этом году вместе с одноклассниками я окончил десятилетку. Некоторые ребята поступили в институт, некоторые срезались на экзаменах. Многие поступали туда, куда и не собирались. Где меньше конкурс… А ведь у каждого была своя мечта. Кто хотел стать летчиком, кто врачом.

Я свою мечту решил проверить. Мечтал о море. Но прежде чем поступить в высшее училище, решил поработать рядовым матросом. Подал документы в Находкинскую мореходную школу. Средний балл у меня был «четыре», и я прошел по конкурсу аттестатов.

Учусь на отделении мотористов. Интересно изучать двигатели, турбины, разные механизмы! Пришлось засесть и за английский — международный язык моряков.

Недавно мы побывали на судоремонтной практике. На лесовозе. Это судно водоизмещением в четыре тысячи тонн и длиной в 127 метров. Чистили мы котлы, топливные танки, насосы и компрессоры. Работа грязная, но все ребята трудились с увлечением.

Скоро учеба закончится, и мы уйдем в дальнее плавание.

Узнаю свою профессию, а потом поступлю в Дальневосточное высшее морское училище имени Невельского.

С курсантским приветом

Виктор Анисимов».

Когда я прочитал его первое стихотворение, я понял, что имею дело с настоящим поэтом. Поэту, правда, было десять лет… Звали его Коля.

Стихи были о кораблях, осьминогах, зюйдвестках, перевернутых старых лодках, скучающих на берегу, жестоких штормах и подводных сокровищах…

А жил Коля от моря далеко, в степном поселке, и корабли видел только на картинке. И все Колины стихи, как я понимал, были его светлыми детскими грезами о чем-то недосягаемом, прекрасном, грозном, таинственном.

Его мечтой о море…

И надо сказать, стихи были хорошие.

Не так уж много ребят в Колином возрасте пишут хорошие стихи. Чаще — плохие. И если в стихах есть какие-нибудь чувства и мысли, так рифма отсутствует. Если с рифмой все в порядке, мыслей и чувств недостает.

Коля же был, прямо скажем, юным дарованием.

Вот как он писал в свои десять лет. Искренне и складно. И была еще в Колиных стихах какая-то недетская грусть и, я бы сказал, человеческая беспомощность. А какая — не понять…

Кое-что из его стихов мы напечатали в «Морской газете», так что в конце года было решено отметить Колины стихи подарком и напечатать его фотографию.

Я написал Коле: «Пришли, пожалуйста, свой фотопортрет».

«Не могу», — отвечает Коля.

«Как не можешь? Нам нужна твоя фотография. Любая. Мы ее в журнале напечатаем…»

Коля в ответ: «Как я вам вышлю свое фото, если я очень некрасивый! Я очень толстый…»

Вот тебе и раз! Ну и что же, что толстый? Человек-то ведь ценен не только тем, что он стройный и красивый, высокий или хорошо сложен… Кое-какие и другие качества ценим мы еще в людях.

Пушкин, к примеру, был совсем маленького роста. Поэт Байрон был хром. А дедушка Крылов такой был толстый, что ему делали кресло по заказу… Но зато какие это были поэты!

Так я Коле и написал. Через некоторое время Коля прислал свою фотографию. Но такую, что я ахнул… С фотографии на меня смотрел, простите за выражение, настоящий поросенок. Щеки толщины невероятной, посреди них утопал нос-пятачок, крохотные глазки терялись на круглой физиономии, как бусинки на блюде. Н-да…