У меня все идет хорошо. Решил я стать военным моряком, потому что, как Вы знаете, давно мечтаю командовать крейсером или хотя бы миноносцем…
Так что очень Вас попрошу: узнайте, пожалуйста, все про Ленинградское нахимовское училище. Когда и кого туда принимают и какие экзамены?
Это мне очень-очень нужно!
Если Вам интересно, то посылаю свое фото. На морскую форму не обращайте внимания, я взял ее у друга — сфотографироваться…
Учусь по-прежнему на пятерки.
Никому не признавался, что пишу стихи. Одно стихотворение Вам посылаю…
Володя».
Стихотворение нам в редакции понравилось, и мы его напечатали в «Морской газете». И рисунок к нему, который Володя нарисовал.
Там, где туман над морем
Все ночи до утра,
Где штормовать в дозоры
Уходят крейсера,
Там, где восходит солнце,
Как праздничный салют,
Над сине-белым морем
Привет нам чайки шлют.
Там трудная дорога
Встречает корабли,
И вечная тревога,
И горизонт вдали…
Что касается нахимовского, то в тот же день я позвонил в училище и узнал все, что просил узнать Володя. Что в нахимовское принимают здоровых юношей, закончивших восемь классов. Что учиться нужно на «хорошо» и «отлично» и изучать в школе непременно английский язык. Что нужно заключение медицинской комиссии при райвоенкомате и заявление о желании учиться в нахимовском и стать офицером.
Обо всем этом я написал Володе.
Только случилось тут вот что. В нахимовское Володю не приняли: в школе-интернате-то он учил немецкий, а в нахимовском, как вы уже знаете, — английский…
Я, как мог, утешал Володю и посоветовал ему послать документы в мореходное училище. «В конце концов, разве плохо быть капитаном мирного корабля?» — написал я Володе.
Он так и сделал. Послал документы в мореходку.
Потом я какое-то время ничего о Володе не мог знать, потому что уехал в длительную командировку на Дальний Восток.
А у Володи к тому времени — форменная беда: он упорно занимался и испортил зрение. Утомились глаза: ночами читал учебники.
Прощай, мореходка! Прощайте, мечты о море!.
Я всего этого не знал, хотя забеспокоился, не получая от Володи весточки целых полгода.
И вдруг почтальон приносит конверт. На конверте обратный адрес: «Город Николаев, Судостроительный техникум».
Вот тогда-то я по-настоящему оценил его упрямый характер. Не пал он духом, хотя судьба, можно сказать, дважды пыталась ему подставить ножку.
Судостроение — это совсем к кораблям близко.
Снова наладилась наша переписка. И Володя полюбил свое будущее дело — строить корабли.
Почти каждое его письмо тех лет начиналось словами: «Простите, что задержался с ответом, — некогда…» Или: «Извините, что долго не писал: нет времени, занимаюсь по ночам…»
И вот однажды — было это, точнее, в прошлом году — в редакцию входит высокий и красивый молодой человек и говорит: «Здравствуйте! Я — Володя…»
Знаете, зачем он приехал?
Ну конечно, прежде всего — повидаться. И потом Володя был очень горд полученным дипломом кораблестроителя и хотел, чтобы все в редакции порадовались вместе с ним.
А еще мы узнали, что Володя ведет сейчас в Николаеве большую комсомольскую работу по борьбе с хулиганством и состоит общественным инспектором уголовного розыска.
Вот как обернулось дело с моей распиской.
ПОДЗОРНАЯ ТРУБА
С этой подзорной трубой у меня было хлопот…
Но сначала о Мише.
Мне кажется, что это был самый начитанный, самый знающий мальчишка из тех, что я встречал в своей жизни.
К двенадцати годам он, вероятно, уже проглотил все пятьдесят томов Большой Советской Энциклопедии и десять книг «Жизни животных» Брэма.
На морских конкурсах и морских викторинах не было для него трудных вопросов.
Может ли утонуть акула? Куда приплывет бутылка с письмом, если ее бросить возле полуострова Флорида? Плачут ли рыбы? Какого цвета бывают моря? Где белые медведицы выводят медвежат? Какой капитан впервые в истории совершил кругосветное плавание?..
На все эти нелегкие вопросы он мог ответить не задумываясь.
Рисовал Миша очень хорошо, и его рисунок на морскую тему занял третье место на Всемирной выставке детского рисунка в Дели.
Мечтой Мишиной жизни было выучиться на биолога, чтобы потом изучать морских животных. И если очень повезет, то найти легендарного Морского змея, гигантского кальмара или, еще лучше, исчезнувшую всего два века назад морскую корову…
Миша участвовал во всех наших морских играх и затеях, и было решено наградить его ценным подарком — подзорной трубой.
Список победителей мы напечатали в журнале, но когда пришла пора закупать подарки, подзорные трубы по неизвестным причинам из продажи исчезли. Ни в одном магазине Ленинграда мы их найти не могли…
Делать нечего, пришлось мне написать Мише записку:
«Дорогой Миша!
Прошу тебя, зайди в редакцию в удобное для тебя время. Пожалуйста, приходи, так как дело очень важное…»
Дня через три Миша пришел, и я смущенно стал объяснять ему, что с его подарком, к сожалению, произошла задержка… «Подзорные трубы, понимаешь, Миша, как нарочно, исчезли из магазинов… Может быть, если ты захочешь, мы тебя наградим любым из наших подарков, какие есть в редакции? Хочешь, железной дорогой, хочешь, моделью летающего самолетика, хочешь, фотоаппаратом…»
Миша вздохнул.
Оказалось, что он всю жизнь мечтал именно о подзорной трубе. Он уже обещал показать ее в школе и во дворе и даже хотел взять ее летом в пионерский лагерь…
И я понял, что подзорную трубу для Миши ничем заменить нельзя.
Тогда я сказал:
— Миша! Ты можешь подождать еще хоть немного?
— Могу, — сказал Миша.
Ждать Мише пришлось очень долго.
Уже все мои друзья и знакомые знали, что мне до зарезу нужна подзорная труба. И когда я их долго не видел, а потом встречал, они не говорили мне «Здравствуй!» или «Как поживаешь?», они разводили руками и сообщали, что нет, подзорная труба им не попадалась.
Когда я приезжал в другой город, я первым делом бежал в магазин, где продают разные оптические приборы, и спрашивал про трубу.
— Нет, нет… И не бывает… — говорили продавцы. — Покупайте бинокль…
А зачем мне бинокль?
Однажды мне даже она приснилась, эта труба. Длинная-предлинная, медная, старинная, многоколенная, раздвижная…
А Миша-то ведь ждал.
Я даже у старых капитанов спрашивал: «Не завалялась ли подзорная труба?»
И вот однажды знакомый мне человек прилетел из далекой заграницы, пришел в редакцию и положил на стол подзорную трубу. Раздвижную. С выпуклыми линзами на концах. В черном блестящем футляре.
В тот же день Мише ушла посылка. А в посылке, как вы догадываетесь, — труба.
Только от Миши — никакого ответа.
«Обиделся, — думаю, — Миша».
Да и в самом деле — разве это дело: так долго дожидаться подарка? А с другой стороны, я-то виноват, что ли, что эти самые трубы перестали продавать. Хотя все равно, кто же еще виноват, как не я?
И вся радость от подзорной трубы для Миши как-то у меня померкла.
Раз прихожу на работу в редакцию, вижу: на столе письмо. От Миши.
