– Опять?! – негодующе восклицаю я.

– Тише! – обрывает меня Федя.

– … прибывает на третий путь!

Ура! Александра Викторовна неторопливо, без суеты, складывает распечатанные листочки в папку и поднимается. Мы с энтузиазмом следуем за ней.

2 июня

Вечерняя служба идет своим чередом. В храме многолюдно. Завтра Троица. Федя ещё стоит и ждёт своей очереди на исповедь, а я уже отстрелялась и решила присоединиться к Лиде, Свете и Наташе – тоже из компании «своих». Они исповедовались самыми первыми и ушли отдохнуть на первый этаж, в комнатку сторожа.

Я спускаюсь по лестнице, вхожу в полутьму гардероба. Окон здесь нет, и кроме крохотной лампочки на потолке каморку освещают только свет из открытой двери в трапезную, голубое мерцание компьютера да настольная лампа. На экране монитора отображаются виды с камер наблюдения над входом и на заднем дворе, а в кресле сидит с книгой охранник Юра.

Юра – совершенно не типичный охранник, какого можно увидеть в торговом центре или офисе. Да и как можно быть типичным охранником, если ты работаешь в храме? Высокий и худой мужчина средних лет с небольшой бородой, с добрыми, но серьёзными глазами, вечно с книжкой в руках – некоторые по ошибке принимают его за священника. На поясе у Юры висит солидная связка ключей ото всех помещений – он с ней никогда не расстается и хранит с таким трепетом, что поневоле ощущаешь уважение к человеку, который каждое утро отпирает двери церкви, клироса и алтаря. Ведь дело не в том, что он может и не отпереть – важно, что именно он и отпирает. Впрочем, и не впустить Юра может, если кто-то придет в неподобающем виде и не с тем настроем. Хорошо помню, как однажды он стоял на входе в храм, преграждая дорогу молодому хорошо одетому парню, который громко матерился и кричал непристойности. Тот так и не прорвался…

Проходя мимо сторожа, я вспоминаю вчерашних девиц из троллейбуса и думаю, как бы он взглянул на них? Пустил бы в храм в обтягивающих джинсах и топах, если бы вдруг каким-то невероятным образом их занесло сюда? Или, озадаченно качая головой, стал бы рыться в корзине с платками, чтобы вытащить оттуда самые большие палантины и завязать один в качестве юбки, а второй набросить на плечи?.. Впрочем, на Федьку-то в штанах он не ругается! Хотя у неё штаны широкие и бесформенные, почти как юбка.

Подняв глаза от книги, Юра улыбается, увидев меня – всех «своих» он хорошо знает, как и мы его.

– Что, уже служба закончилась? – спрашивает он, и его наивно-искренний тон как будто не допускает возможности даже предположить, что я могла уйти из храма просто так. И мне почему-то становится совестно – ведь именно это я и сделала. Но тут же находится оправдание, которое я и озвучиваю сторожу:

– Я только схожу девочек позову, а то они ушли и пропали!

Юра смотрит на меня проницательным взглядом и точно видит, что его вопрос попал в цель, вызвав нужные чувства! Он удовлетворенно кивает и снова обращает взгляд к книге. А я прохожу дальше в коридор, ведущий в его маленькую комнатку, которую уже давно следовало бы переименовать из сторожки в девичью – Юры там почти никогда нет, зато очень часто толчёмся мы, особенно во время праздничных трапез после служб.

Скрипнув дверью, я оглядываю открывшееся мне собрание. Лида и Наташа заняли кровать и развалились на ней, скомкав всё одеяло. А Света угнездилась на диванчике.

– О, Настя, ты вовремя! – говорит мне Наташа. – Света тут как раз собралась нам на жизнь пожаловаться.

«Картина Репина “Приплыли”, – мрачно констатирую я. – И как же теперь прервать поток жалоб и вернуть их обратно на службу?»

– И нечего смеяться! – Света негодующе смотрит на Наташу. – Между прочим, у меня действительно в жизни есть проблема.

– Ну, так рассказывай. Авось все вместе чего и подскажем, – радушно приглашает Наташа.

Света вздыхает:

– Парень меня один достал. Звонит всё время, отношения предлагает.

Свете пятнадцать лет. Меня всегда удивляет её хрипловатый голос, словно она не девушка, а футбольный фанат, отболевший за любимую команду. Да и угловатыми чертами лица она напоминает мальчишку, а курносый нос и тонкие губы усиливают сходство с парнем. От девочки у неё только волнистые волосы до пояса.

– Ну и что? По телефону ведь, – с завистливым равнодушием возражает десятилетняя Лидочка. Я улыбаюсь её словам: забавно наблюдать, как маленькие дети уверенно разбираются в отношениях старших.

– Пока по телефону, а потом? – от волнения Света начинает говорить на полтона выше. – Он живёт со мной в одном дворе! Как теперь из дома выходить – а если проходу не даст, приставать будет?

Я включаюсь в обсуждение, не давая девочке уходить далеко от темы:

– И что ты ему отвечаешь?

– Чо-чо… – пожимает она плечами. – Говорю, чтоб не лез, потому что у меня парень есть. И что, если он узнает, то голову ему оторвёт!

– Неужели поверил? – Наташа скептически приподнимает бровь.

– Да как тебе сказать… По идее, да, но… Нет, он в принципе поверил, что у меня должен быть парень. Я же красивая! – невозмутимо произносит Света.

Это заявление звучит так безапелляционно, что с ним никто не спорит.

– А что тогда?

– А то, что он моего парня никогда не видел и не слышал! Боюсь, скоро перестанет мне верить и очной ставки потребует! И чо тогда делать? – голос Светы снова повышается.

Да, тут есть, над чем подумать: ситуация сложная. А я в который раз убеждаюсь, что отношения с парнями в нашем возрасте приносят больше проблем, чем радости. Все эти заморочки совершенно не похожи на те возвышенные прекрасные чувства, которых я жду для себя.

– Насть? – вдруг резко включается в разговор Наташа. – Ты здесь?

Я настороженно смотрю на девочку. Её тон мне не нравится. Тринадцатилетняя Наташа с детства за словом в карман не лезет. Она занимается в театральной студии и вообще всегда очень бойкая и решительная. В её интонации уже слышен звон оригинального и острого решения проблемы.

– Тут я, тут, – отвечаю я, опускаясь на диван рядом со Светой. Но наша будущая артистка уже с головой ушла в придуманный ею сценарий.

– По телефону достаёт, говоришь? – затейница обводит нас глазами, и я понимаю, что для объявления своего плана ей требуется всеобщее внимание.

– Ага, и смски дурацкие пишет! По ночам! – жалуется Света.

Наташа коварно прищуривается.

– А давайте-ка мы ему тоже позвоним! – произносит она, прокашливается и вдруг сипит до неузнаваемости изменённым голосом: – Слышь ты! Будешь ещё к моей Свете приставать, пожалеешь!

Мы удивлённо переглядываемся и одновременно начинаем хохотать, поняв неожиданный план Наташи. Для неё разыграть такое представление – раз плюнуть, а нам – удовольствие посмотреть.

– Давай сюда его номер! – потирает руки Наташа. – Скоро от него тебе одна память останется!

– Да на фига мне такая память… – бурчит Света, ещё не проникшаяся гениальностью идеи. Она неуверенно протягивает Наташе телефон, но потом включается в игру и оставляет трубку себе:

– Погоди, давай-ка я сама сначала! – с довольной улыбкой нажимает она на «вызов». – Алло, Сережа? – раздается её хрипловатый голос. Я не могу отделаться от мысли, что с таким голосом удобно ходить по подворотням и требовать с людей деньги, употребляя только узкоспециальные фразы: «Ты, че, а? Да ты слышь, не?»

– А я вот тут с друзьями сижу, да-а… – продолжает девочка, включая максимально развязную интонацию. – Про тебя вспомнили, да-а… А то ты не верил, что Дима существует. Так можешь с ним сам поговорить, он не против!

Наташа некстати закашливается. Света сбивается и замолкает. Тогда трубку у неё выхватывает Лида и говорит неожиданным басом:

– Привет, Ромео!

Мы замираем от восторга, вслушиваясь в разговор.

– Да ты кто такой вообще? – скептически звучит на том конце провода. Я не верю своим ушам – десятилетнюю Лидочку сразу приняли за взрослого парня!