– Не болтайте того, чего не знаете, мистер Ватсон! – резко отвечала Гелла. – Квартира миссис Хадсон на своём собственном месте и миссис Хадсон тоже на месте. Они в Лондоне, как и вся Бейкер-стрит!
– А что же мы видим здесь? – спросил Холмс. – Мираж? Гипноз?
– Это вам подарок от мессира и от старины Хугина, с которым вы знакомы, джентльмены. Мессир решил, что знакомая обстановка вас ободрит, а Хугин исполнил всё остальное.
– Как именно?!?!?
– Кажется, это называется методом молекулярного копирования, но я могу ошибаться. Суть в том, что Хугин просвечивает объект своим мудрым взором и запоминает всю последовательность молекул и их связей, а потом воспроизводит всё это в другом месте. Вы же видели Хугина, джентльмены, когда он летел из Лондона сюда, в Бермуды! В его башке как раз лежали все записи, по которым он восстановил здесь вашу обитель до последней мелочи. Такого трюка не сделает больше никто! Дураки сравнивают Хугина с попугаями, думая польстить его дару речи, но это от невежества. Хугин – это парящая на крыльях мудрость тысячелетий, человеку и не начинало сниться то, что он уже забыл за ненадобностью. До завтра, джентльмены!
Гелла пошла к лестнице, повернувшись спиной к джентльменам. Кружевной фартучек тут ничего не прикрывал, и Ватсону приходилось тяжело.
– Выбросьте эти глупости из головы, мистер Ватсон, – сказала Гелла, не поворачиваясь. – Я с вами пококетничала, а вы уже размечтались.
– Что естественно, то не постыдно! – вскрикнул Ватсон, заливаясь, однако, девичьим румянцем.
– Вам полезней думать не про меня, а про мессира. Целее будете!
Гелла ушла, постукивая золотыми туфельками, но Ватсона не отпускало: «Божественная чертовка! Если бы она выступала в кабаре, она была бы звездой Парижа! Увидеть Геллу в канкане и умереть!»
– Умереть, но сначала потрогать, – съязвил Холмс. – Друг мой, Гелла дала нам истинно мудрый совет – думать о мессире. Сдаётся, мы ступаем по лезвию бритвы и завтра всё может закончиться… насовсем. Или совсем не так, как нам бы хотелось.
– А чего нам бы хотелось? Я уже запутался – Нью-Йорк, золото, Гелла… О чём будем просить великого мессира, Холмс?
– Ни о чём. Он сам всё скажет, наше дело – не сболтнуть лишнего. Если он притащил нас сюда, значит, есть разговор. И я намерен изъявить почтение мессиру, какого никогда ни к кому не проявлял. Поскольку меня теперь восхищает вся эта невозможная механика, благодаря которой мы здесь, в недрах Чёрного Омфала, хотя десять дней назад я бы высмеял всякого, кто наговорил бы мне подобных россказней. И постольку меня настораживает репутация мессира – не к ночи будь помянут, как говорится. Нам предстоит испытание, какого мы не можем и вообразить. Признаться, перед схваткой с Мориарти на краю пропасти я чувствовал себя гораздо спокойнее. А пока, дружище, поужинаем, чем Посейдон послал!
Каждый раскрыл свою устрицу и проглотил…
– Вкус поразительный, – сказал Шерлок. – Если бы я сидел на Бейкер-стрит в натуре, я бы посчитал, что употребил свой собственный солёный мед из Суссекса.
– Воистину так, – кивнул Ватсон. – Может, нас разыграли?
– Будем подождать, – сказал Холмс, – когда подействует.
Однако ровным счётом ничего особенного с ними не происходило, разве что терзавший их голод утих. Вскоре друзей потянуло на сон и каждый отправился в свою спальню, как в старые добрые времена на Бейкер-стрит. Гелла подняла их ни свет, ни заря.
– Мессир не станет ждать лишней минуты! Подымайтесь! – покрикивала она, накрывая стол для завтрака. – Если он вас потребует, промедление смерти подобно!
Холмс и Ватсон, позёвывая, вышли в гостиную и замерли, взглянув друг на друга.
– Да вы красавчики! – всплеснула ладошками Гелла.
Два изможденных пожилых джентльмена, какими они были вчера, сияли теперь силой и здоровьем, словно провели месяц на свежем воздухе, отлично питаясь и на совесть тренируясь как атлеты. Их шевелюры стали густыми и шелковистыми, тёмные подглазья исчезли, морщины сбежали с лиц, а небольшие усики Ватсона за ночь разрослись на обе щеки и соединились с пышными бакенбардами. На смену покатым плечам и некоторой сутулости пришла идеальная осанка кавалериста. Все мышцы стали рельефными, но не массивными, как на античных статуях.
– Ватсон! – воскликнул Холмс. – Вы снова стали тем Ватсоном, которого я запомнил в день его свадьбы с Мэри Морстен, светлая ей память! Сейчас вам не хватает только глупейшей улыбки баловня судьбы, которая сияла в тот день на вашей физиономии.
– А вас, Холмс, я никогда не видел в таком состоянии. Это поразительно! Вы всегда сидели в лабораториях, дышали отравой, ползали по подвалам и клоакам, торчали в моргах, притонах, тюрьмах и больницах – и выглядели соответственно.
– Да, но было время, когда я занимался боксом и был гребцом в студенческой команде на распашных восьмерках! К тому же я плавал, фехтовал и объехал вокруг Лондона на велосипеде за день. Вы просто не застали меня в ту пору!.. Мисс Гелла! Это вы заколдовали нас с Ватсоном или средство Посейдона перепутало нас с Кастором и Поллуксом?
– Давно я не пускала в ход средство Посейдона, даже забыла, насколько мощно оно действует, – сказала Гелла.
– Вы нам скажете, мисс Гелла, что́ это за средство и откуда оно берется?
– Да, Посейдон был такой же потаскун, как и Зевс. Своих любовниц и любовников он возводил на ложе, придав им идеальные формы, какие только возможны для человека. Для этого он использовал икру Кракена – вот эти самые пилюли. Кракен, точнее говоря, Кракенша, откладывает их раз в сто лет. Для их оплодотворения нужен Кракен-самец, но Посейдон его убил. С тех пор самка Кракена, которую люди считают истинным Кракеном, остается бесплодной. Средство действует недолго, но Посейдону хватало этого времени для любовных утех…
– Остается уповать, что мессир унаследовал пожитки Посейдона, но не его наклонности, – сказал Холмс.
– Ваш завтрак, джентльмены, напоследок!
Каждый, кто не бывал в Англии, точно знает, что завтрак тамошнего аристократа начинается с доклада дворецкого: «Овсянка, сэр!» Далее по анекдоту:
– Послушайте, Берримор, что это хлюпает в моих ботинках?
– Овсянка, сэр!
– Овсянка?! Что она там делает, Берримор?
– Хлюпает, сэр!
Но Гелла оказалась мастерица стряпать. Пресную овсянку, убивающую английскую гастрономию своим глинистым вкусом и видом, она слегка обжарила с припущенным на сковороде сыром, добавила пассерованного лучку и чесночку, порубила бекон в клеточку и обжарила его до золотистых бочков, смешала с общей массой, повенчала всё глазуньей из восьми яиц с помидорами и спаржей, присыпала зеленым лучком, посолила-поперчила… «Овсянка, сэр!» Господи, а стопка где?
Ватсон уплетал за обе щеки, и в какой-то момент его кундалини сорвалась с якорей. Рука доктора сама собой у стремилась к волнующим полусферам неприкрытого кормового устройства Геллы с намерением слегка ущипнуть или одобрительно похлопать столь умелую кухарку, однако его ждал шок. Ягодичная щель разошлась и высунулась змея с раскрытой пастью, уснащенной жуткими клыками. «Уймисссь», – прошипела змея свистящим шёпотом. Ватсон побелел и отдернул руку, словно от раскаленного утюга. Змея сомкнула клыки и убралась в свое убежище. Гелла, как ни в чем ни бывало, постукивая золотыми туфельками, спустилась вниз, не удостоив взглядом ни Ватсона, ни Холмса.
– А вы думали, Ватсон, к нам приставлена милая дама из кабаре? Я в этом сомневался с самого начала, – невозмутимо заметил Шерлок.
В этот момент напольные часы пробили необычным зловещим боем и события стали развиваться самым зловещим образом. Ватсон облился кофе и заляпал скатерть, что весьма огорчило бы миссис Хадсон, будь она при исполнении. У Ватсона просто тряслась рука от пережитого шока. «Скончался в Чёрном Омфале от укуса анальной змеи». – «Ничего себе эпитафия на могиле! Я бы уполз от стыда в другую могилу», – бормотал себе под нос расстроенный доктор.
– Насколько я успел рассмотреть, мисс Геллу охраняет тайпан Маккоя, – поведал Холмс. – После дела о «пёстрой ленте», которая оказалась индийской гадюкой, я почёл своим долгом разобраться в змеином царстве. Доктор Райлотт, который убил свою падчерицу с помощью индийской гадюки, очевидно, использовал первую попавшуюся тварь. Четверо из пяти укушенных этой змеёй выживают. В той же Индии обитает куда более ядовитый ленточный крайт – ближайший родственник гадюки – и ещё более ядовитая королевская кобра. Ещё страшнее укус чёрной мамбы. Но самая ядовитая тварь в змеином царстве – тайпан Маккоя, австралийская пустынная змея. Запас яда в её клыках убивает сто человек. Этот яд почти в двести раз сильнее яда королевской кобры. Вам исключительно повезло, Ватсон, что защитник мисс Геллы не атаковал вас, потому что его атака неотразима. Человеческий глаз не успевает видеть выпад тайпана, поэтому уклониться невозможно. Как существо инфернальное мисс Гелла не ограничена в выборе защитника, поэтому, естественно, она поручила охрану своей чести этому милому созданию.
