Но посреди этих про́клятых вод лежит ещё более зловещее место – Бермудский треугольник.

– Ватсон, вас не удивляет форма волн? – спросил Холмс. – По-моему, они треугольные.

– Скорее, пирамидальные, – уточнил доктор. – И стоят рядами, словно мы в пасти акулы. Такого кровавого заката я ещё не видывал! Море словно в крови!

– Сдается мне…

Холмс осёкся, не будучи в силах продолжать. Прямо по курсу вода вдруг закипела, как гора овечьей шерсти, потом гейзером ударила вверх, и из океанской толщи вертикально взлетела белая китовая туша колоссальных размеров. Зависнув на мгновение в высшей точке, она стала заваливаться на спину и с громоподобным звуком рухнула в океан, подняв огромную волну.

– Смерть и дьяволы! – вскричал Холмс. – Это Моби Дик! Моби Дик! Моби Дик!

Волны, вздыбленные тушей кита, задали «Суссексу» трёпку, заставив плясать его по гребню пилы.

– Так вот кто тащил наш корабль за собой, как на буксире, – догадался Ватсон. – Но где же буксирный канат? Мы ничего не видим.

Тем временем Моби Дик совершил круг и устремился к «Суссексу», как несущийся на всех парах броненосец. Пенные буруны длинными усами вытянулись в стороны от его мощной головы, напоминавшей айсберг.

– Он разобьет нас вдребезги! – воскликнул Ватсон. – Сейчас столкнемся!

Но в последний миг, когда удар уже казался неизбежным, Моби Дик стремительно ушёл под воду, вскинул к небесам свой мощный хвост и ударил им по воде, потрясая окрестность громом пушечного залпа. Моби Дик прошёл под килем задрожавшего «Суссекса», не причинив ему вреда, и исчез, словно его и не бывало. С океаном творилось нечто странное. В точке, где Моби Дик нанёс последний удар хвостом, образовалась водяная яма, яма стала центром водоворота, воронка которого быстро закручивалась и росла, словно воронка смерча…

«Суссекс» качнул носом и покатился в распахнувшуюся бездну.

– Мне даже в голову не приходило, что мои похороны будут столь помпезными, – сказал Холмс. – Несоразмерно! Я их ничем не заслужил.

– А всё же жаль, что отчёты о них не попадут в завтрашние газеты, – отвечал Ватсон.

– Я всегда думал, что упокоюсь на милом деревенском кладбище, жаль прощаться с этой мечтой.

– А мне жаль прощаться с вами, дружище. Но с такой глубины уже не возвращаются, – сказал Ватсон.

Совершая все новые и новые витки по спирали, «Суссекс» катился вниз, как бревно по водяной горе. Свет продолжал падать сверху, хотя он давно должен был исчезнуть, и друзья видели за гранью воздушной среды больших рыб с выпученными глазами, акул, огромных медуз, сверкающих, как люстры, мириадами огоньков, рыжих кальмаров с букетом шевелящихся щупалец и какие-то совсем непонятные твари, никем и никогда не наблюдаемые, облитые мертвенным зеленоватым свечением…

– Держитесь, Ватсон! Оверкиль!

Как и было сказано, «Суссекс» потерял в какой-то момент остойчивость, его левый борт пошёл вверх, правый – вниз, чугунные орудия в гон-деке сорвались с мест и полетели, сокрушая всё на своем пути, мачта, описав полукруг, превратилась в корабельный бушприт, пронзающий пространство, и на четверть вошла в песок океанского дна. Перевёрнутый корпус венчал её на манер грибной шляпки. Холмс и Ватсон рухнули с приличной высоты и плохо понимали происходящее. И уж точно ни один из них не был готов услышать еще не забывшийся голос:

– Ад и кар-р-рамба, господа! С прибытием в нашу бермудскую резиденцию!

Это был Нильпферт.

Да, по голосу это был он.

Однако с наружностью стюарда произошла такая перемена, как если бы господин Нильпферт разделся для бани и предстал взорам во всей своей лохматости, так что немудрено было принять его за жирного чёрного кота.

– Ай! – сказал Ватсон. – Так вы кот? Помилуйте, у вас же хвост, я его вижу!

– Ну, дошло, наконец.

– Зачем же вы служили на «Титанике»? Что вы забыли на нём? – допытывался Ватсон. – И как могут вообще коты служить стюардами?

– Коты не могут, могу только я – кот Бегемот. Так меня зовут те, кто знает получше. Вставайте, господа, вы же не слишком ушиблись, я тут специально песочку подсыпал, чтобы вам костей не поломать. А то мессир с меня спросит!..

Холмс и Ватсон встали на ноги и принялись отряхивать коралловый песок, покрывший при падении их одежду.

– Я же просил Моби Дика поторопиться, чтобы «Суссекс» не успел опрокинуться, но старина уже не тот! На пару минут бы пораньше – не хватило сил! А теперь придется весь этот мусор прибирать.

Кот Бегемот ещё не закончил последнюю фразу, как палуба «Суссекса», стоявшего на мачте, как инвалид на деревянной ноге, разлетелась по доскам и вниз рухнули все корабельные потроха. Пушки, орудийные станки, пороховые ящики, картузы с порохом, ядра, двери, переборки, трапы, шпангоуты, балки, канаты, якоря, сундуки, кухонная утварь, плотницкий инструмент, багры, абордажные топоры и крючья, гарпуны, бочки смолы, груды истлевшей ветоши, сети, дырявые полотнища, бочки из-под провизии и воды, шлюпки, весла, мушкеты, карты и атласы, стёкла, всякий боцманский припас, балластные чушки, ящики с королевскими вензелями и бочки, наглухо залитые смолой с обоих концов, – всё это вперемешку с кусками льда грохнулось на песок и рассыпалось живописными грудами.

– Всё, тазик опустел, – изрек Бегемот.

– Полюбуйтесь, Ватсон, вот и королевские гинеи!

Попав на каменное ребро, один из засмоленных бочонков раскололся, и золотые монеты, когда-то предназначавшиеся герцогу Савойскому, вывалились на песок, отражая слабый розовый свет. Холмс пригоршней зачерпнул монеты и выпустил их между ладоней золотой лентой.

– Никакое золото не липнет к этим рукам и не держится в них, – сказал он без особой эмоции. – А золото любит, когда его любят! Что-то в этом есть…

– Слитки тоже останутся здесь, – сказал Ватсон, поднимая жёлтый брусок. – Банку Англии его не вернуть. Это золото больше никого не убьёт. Смотрите, Холмс, здесь вовсе не то клеймо, какое мы видели на «Титанике». Львиная морда в короне, с оскалом… Настоящее золото войны!

– Малютка Кракен за ним присмотрит, – сказал Бегемот и пояснил. – У Кракена здесь рядышком логово в пещере, он присматривает за этим местом по просьбе мессира.

– Разве Кракен не служит Летучему Голландцу? – спросил Холмс.

– Ха-ха! А кому, по-вашему, служит Летучий Голландец? – развеселился кот. – Мессир позволяет Кракену исполнять поручения Голландца, но главная служба Кракена здесь! Как Цербер охраняет подземные врата Аида, так Кракен охраняет эти подводные врата! Будь моя воля, джентльмены, я бы держался от них подальше.

Сооружение, которое Бегемот назвал вратами, в действительности имело вид тетраэдра – правильной чёрной пирамиды, составленной сплошь из треугольников. Все её плоскости были идеально отполированы, создавая впечатление чёрных зеркал. Коралловый песок, в котором тонуло её треугольное основание, отражался светлой полосой в нижней части пирамиды, создавая визуальный эффект световой волны.

– Это обсидиан, благороднейший материал вулканического происхождения, господа! – сказал Бегемот. – Мессир его обожает. Мы называем эту пирамиду Чёрный Омфал. Своим возникновением она обязана богу Посейдону. Позвольте напомнить, джентльмены, что братья Зевс, Посейдон и Аид поделили между собой весь мир, разбив его на царства, где каждый правил, как ему заблагорассудится. Посейдону досталось море. Когда Зевс учредил Белый Омфал, Посейдон ответил ему учреждением Чёрного Омфала.

– Омфал, сколько помнится, пуп, – сказал Ватсон.

– Зевс выпустил с востока и запада двух орлов, которые встретились над Грецией в точке центра земли. Зевс сбросил туда глыбу мрамора, которая и есть Белый Омфал – Пуп Земли. Посейдон же выпустил с разных концов океана двух косаток, которые встретились, джентльмены, в центре солёных вод планеты. В точности на этом месте! Посейдон воздвиг здесь Чёрный Омфал, чтобы ни в чем не уступать брату. Белый Омфал стал центром Дельфийского храма и священного города Дельфы, а Чёрный Омфал – краеугольным камнем Атлантиды, возникшей вокруг храма Посейдона. Вероятно, вы слышали, что остров, на котором процветала Атлантида, был разрушен в один день великим гневом богини Геи.