– Если судьба когда-нибудь сведет, непременно плюну, – грустно улыбнулась Золушка.

Сведет, уже свела, но бумеранг судьбы попал мне в руки.

– А может, лучше отпустить ситуацию? Простить виновника… Да, он поступил некрасиво, подло, но уверен, водитель, который был тогда за рулем, не хотел смерти твоей мамы.

– Что ты такое говоришь?! Простить! Никогда!.. – В серых глазах ярко блеснули зеленые лучики возмущения. – Простить никогда не смогу. Пусть этому человеку, где бы он ни находился, будет плохо… И ему, и всей его семье.

Холодные иглы золушкиной ненависти прошили тело. Она проклинает отца, все мою семью, эта одинокая сероглазая девочка, у которой так мало было в жизни радости. Сама не зная, проклинает того, кого любит. Стало ужасно зябко, будто комок снега проглотил и он растекся холодной лужей по моим внутренностям. Мне нужно срочно согреться, иначе начну сейчас клацать зубами.

– Золушка, иди сюда. – Отбросив весла, приглашающее похлопал по своей груди.

Нестерпимо захотелось почувствовать ее в своих объятьях, погладить по темным волосам, ощутить свежий, чистый девичий запах. Подарить Даше Мельниковой ласку и в ответ, как залог прощения, тоже получить от нее порцию согревающей нежности.

– А лодка не перевернется, если я выполню этот сложный маневр? Иначе ваше сиятельство рискует серьезно подмочить свою репутацию.

Умилительная улыбка растянула губы, Золушка умеет веселить даже в самые, казалось бы, печальные моменты.

– Моя репутация и так со всех сторон подмоченная, купанием ее точно не испортишь. Перебирайся, если действовать осторожно, то ничего страшного не произойдет. Чтобы существенно изменить центр тяжести, ты слишком легкая.

А вот твое внутренне спокойствие, твоя безмятежность могут навсегда измениться, если я скажу правду.

– Всего-то пятьдесят килограмм – бараний вес.

– Мне показалось или ты только что назвал меня овцой? – шутила Даша Мельникова.

– Показалось, – ухмыльнулся я, – ты упрямая коза.

– Ах так! А ты знаешь кто?!

– Весь внимание. – Моя улыбка стала еще шире, еще ослепительней.

– Лось! – торжественно объявила Золушка.

– Да ну, нет, рысак. – Даже приосанился, чтобы походить на благородного коня.

– Не-а, лось, – продолжала настаивать Даша Мельникова, – лось всемогущий. Помнишь, тебя так старуха Шапокляк назвала?

– Ладно, сдаюсь, если всемогущий, то согласен и лосем побыть… И лосю очень хочется почувствовать козочку в своих объятьях. Перебирайся ко мне. – Снова приглашающе похлопал ладонью по своей груди.

Казалось, если сейчас не прикоснусь к ней, задохнусь, покорежусь, словно дерево, давно не видевшее света.

Даша Мельникова плавно, с присущей врожденной грацией переползла на мою часть лодочки, устроилась между моих раздвинутых ног и доверчиво прижалась к груди. Обхватил своими лапами ее тонкую талию.

– Люблю тебя, – сами по себе шептали губы, более того, все мое нутро сейчас трепетало и умилялось чувствами к этой ранимой девушке.

– Ваше сиятельство, я тебя тоже очень сильно люблю.

– Дашунь, давай без сиятельства, – хрипел я, жадно вдыхая свежий запах ее волос.

Она удобнее устроила голову на моей груди.

– Игорь, спасибо, с тобой я чувствую себя счастливой. Знаешь, наверное, впервые после смерти мамы я стала радоваться жизни.

А у меня внутри происходили странные процессы, грудь теснила теплота, сердце влюбленно бабахало в груди праздничным барабаном, а спину кололи холодные иголки, потому что я ощущал себя таким же подлецом, как и мой папенька. Наверное, нужно рассказать Золушке правду, что я сын того малодушного злодея, который загубил ее счастливое детство, который предпочел откупиться, побоялся нести ответственность за свои поступки. Но я не мог, не находил в себе сил разрушить это впервые познанное после большого горя счастье и боялся потерять эту ставшую мне родной девочку.

Почему-то Его Великолепнейшее Сиятельство сегодня не звонит. Отец последнее время столько дел на Игоря нагрузил, постоянно по командировкам мотается, то в соседние области, то в столицу нашей родины, на строящийся сахарный завод так в обязательном порядке. Теперь нет нужды играть в игру Джейн Эйр и мистер Рочестер в период помолвки, нам просто некогда видеться. И я каждодневно мучаюсь страхом: вдруг в очередной такой командировке он найдет себя другую Золушку? Бедных красавиц ведь пруд пруди.

А во мне… Есть ли во мне что-то особенное, кроме вредности? Я даже под одной периной горошину не почувствую. Есть, успокаивала сама себя, я особенное эксклюзивное творение родителей и судьбы. Стойкая, в целом умная, вон принц хвалит мое чувство юмора, а еще добрая и по сравнению с другими девушками совсем немеркантильная. Конечно, одеваться красиво, веселиться, комфортно отдыхать, пользоваться другими благами мне тоже хочется, девушка ведь молодая. Но у меня есть принципы, и я не поступлюсь ими, погнавшись за длинным рублем. Еще в комплекте целая куча комплексов и страхов. Так что такую, как я, трудно найти, у других будет совершенно другой набор качеств, не факт, что хуже, но других.

Только когда я была уже дома, после ужина раздался звонок мобильного телефона. Бегом бросилась из маленькой кухни в дюймовочкину спальню, где оставила телефон. Уф, невольно испытала разочарование: звонил не мой великолепный принц – отец наконец-то вспомнил, что у него есть родная дочь.

– Да, папа, я слушаю.

– Дочка, здравствуй. Как ты там?!

Вполне себе ничего, временами даже очень хорошо. Да что там говорить, никогда не чувствовала себя такой счастливой. Просто летаю от любви, с одного облака на другое, пузырьки шампанского в крови сделали меня совершенно невесомой.

Только от этого простого вопроса во рту словно горечь появилась, странно, что отец вообще этим интересуется.

– Все хорошо, папа.

Впрочем, скорее всего, вопрос «Как ты там?» – просто дань вежливости, вроде приветствия, а потом последует просьба занять (читай: «подарить») деньги на опохмелку.

– Дочь, чего домой уже больше месяца не приезжаешь?

Разве дома меня кто-то ждет? Мамину могилку только некому убирать. Но я не стала огорчать родителя таким ответом. Он все-таки мой отец и, возможно, хоть немного меня любит, просто страсть к горячительным напиткам оказалась сильнее всех других чувств и привязанностей.

– Вся в делах-заботах, некогда, пап.

– Ты у меня умница, дочка. Во всем на мамку свою похожа, она такая же хорошая была.

Господи, Даш, ну сколько можно сопли распускать. Но упоминание о маме снова увлажнило мои глаза.

– Приезжай, дочка. Ты же помнишь, у меня именины в пятницу.

– Помню, папа, конечно помню.

Только, если честно, собиралась ограничиться телефонным поздравлением и денежным переводом мачехе, потому что перевод папе чреват затяжным запоем. А так мачеха хотя бы приготовит что-нибудь вкусное для отца.

– Мы тут хотели немного посидеть по-семейному.

В том доме давно нет моей семьи, только горькие воспоминания о маме и счастливых прошлых днях.

– Соскучился я, дочка. Наталья вон тоже в гости зовет. Какие-никакие, но мы ведь твои родственники. Ты знаешь, Дашенька, я за ум взялся, закодировался, теперь ни капли в рот не беру.

Сколько раз на моей памяти отец брался за ум, только ум этот оказывался очень коротким, один-два дня, максимум пара месяцев. Сначала я неистово боролась за папку с зеленым змием. Плакала, просила, кричала, прятала горячительные напитки, вытаскивала его из различных пьяных компаний. Однажды меня чуть не изнасиловали его пьяные дружки, не знаю, как удалось вырваться. После этого случая устала бороться, появился страх, я с удвоенной силой засела за учебники, мечтая побыстрее вырваться из этого замкнутого круга житейской мерзости. Боялась, что он и меня засосет свой обыденной пошлостью и безнадегой.

– Правда, папа?! Это очень хорошо. Алкоголь большое зло.

– А у нас хорошие новости. Знаешь, Даш, мы машину купили, ремонт вот даже хотим в доме сделать.