Даше Мельниковой тоже пришлось натягивать белую футболку и весьма симпатичные шорты, в которых она смотрелась очень аппетитно, несмотря на целомудренную, почти до колен, длину штанин.
Капли воды в лучах утреннего солнца срывались с весел маленькими брильянтовыми брызгами. Золушка задумчиво водила по воде своими тонкими пальчиками. Голубое небо, сочная зелень, зеркальная гладь воды, загадочно мерцающая своими глубинами, красивая, кажущаяся родной девушка, сидящая напротив. Внутри что-то ёкало, млело и разливалось теплотой.
– Дашунь, расскажи мне о своей маме?
– Маме?! – растерянно моргнула Золушка, не ожидавшая такого вопроса. Серые глаза с зелеными искрами испуганно округлились, а по лицу словно болезненная судорога прошлась.
Н-да, у девочки явная психологическая проблема.
– Да, о маме. Хочу знать, какой она была. Мне кажется, что ты до пор не можешь отпустить ситуацию, в итоге у тебя внутри постоянная боль.
Сейчас у нее глаза олененка Бэмби. В них одновременно испуг, тоска и мука.
– О любимых людях надо говорить, вспоминать, даже если их нет рядом с нами.
– Н-надо, – голос Золушки дрогнул, – но ты прав, мне до сих пор больно, что мама погибла. Мне ее очень не хватает. Очень… – Ярко-зеленые сейчас глаза наполнились влагой, стали еще больше и выразительней.
Бедная моя сиротка. Очень хотелось обнять ее, такую растерянную, ранимую и одинокую. Но весла, будь они неладны…
– Это, видимо, потому, что ты потеряла маму в результате трагедии. Расскажи, какой она была?
– Мама, – голос Даши Мельников продолжал дребезжать, – она была необыкновенной женщиной. Светлой, любящей, очень доброй. Представляешь, я не помню ни одного случая, чтобы она на меня кричала.
– Разве можно на такую миленькую девочку кричать. Думаю, ты была очень послушной в детстве.
– Была, но все равно, как и все дети, шалила, капризничала, проявляла эгоизм. На тот момент я ведь являлась единственным и любимым ребенком в семье. Только мама не ругалась, не злилась, даже не раздражалась особо. Удивительно, но нам всегда было интересно вместе. Мама для меня была не только заботливой родительницей, но и лучшей подругой, я ей все свои тайны доверяла. Да что там, она была моей вселенной, и в ней меня любили, холили и лелеяли.
– И как же наказывали маленькую, в целом послушную, но иногда ужасно упрямую Дашу? – улыбаясь, спросил я.
– Для меня самым страшным наказанием было, когда мама со мной не разговаривала.
– А меня обычно наказывали какими-то ужасными лишениями.
– Ужасными? – вопросительно подняла бровки Даша.
– Да, ужасными. Лишали компьютера, телефона, прогулок с друзьями, картинга и, о ужас, самое страшное, кусочка бисквитного пирога нашей экономки.
– Какие жестокосердные родители, – смеялась Золушка.
А у меня от тихого перезвона ее смеха, теплоты в серых глазах снова внутри бешено вращались лопасти влюбленности.
– О да, я очень страдал. – Даже на миг оставил весла и дурашливо схватился за сердце.
Даша Мельникова снова засмеялась. Такая естественная сейчас, открытая и очень-очень симпатичная. Жаль, фотоаппарат с собой не взял, чтобы запечатлеть красавицу на веки вечные.
– Ты похожа на маму? Она была такой же красавицей?
– Все говорят, что очень похожа. И конечно, для меня мама была красивейшей женщиной на свете. Намного симпатичнее всех признанных голливудских красоток. Она многим нравилась, мужчины вслед оборачивались. Хотя одевалась мама всегда неброско, скромно, она ведь учительница, да и в поселке, не то что в городе, не принято выделяться и слишком сильно наряжаться. А какие она рассказывала сказки, Шахерезада отдыхает, дети – и не только они – слушали разинув рты, а я пыжилась от гордости, что это моя мама.
Пожалуй, теперь нужно приступить к самому интересному, узнать, что Золушка знает о смерти самой дорогой для себя женщины. Сердце тревожно забилось в груди, а лопасти перехватили воздух в легких.
– Расскажи мне, как погибла твоя мама?
От моего простого прямого вопроса Золушка вздрогнула, снова испуганно захлопала вмиг увлажнившимися глазами, невольно показывая ржавую пружину боли, сидящую внутри.
– Ты же знаешь, ее сбил черный БМВ.
Черный БМВ моего отца. По спине прошелся неприятный холодок.
– Как это произошло?
– Мама возвращалась домой от тети Тани, подруги своей. Она недалеко живет, на соседней улице. Было темно, а водитель на черном БМВ очень куда-то спешил, почти в три раза превысил предельно допустимую в населенном пункте скорость. Мы с ней разговаривали в тот момент, когда произошла авария, я до сих пор по ночам слышу ее крик, потом визг шин об асфальт – и молчание, зловещее молчание. Мама больше не отвечала…
– Девочка моя, – сдавленно прошептал я, а сердце сжималось от жалости и боли.
По девичьим щекам, уже не таясь, катились слезы. Золушка всхлипнула и продолжила:
– Я выбежала на улицу в пижаме, босиком, а на асфальте мама вся переломанная лежит. Знаешь, она лежала с открытыми глазами, но они были мертвые, пустые, смотрели в небо и не двигались. Я так кричала тогда, даже голос сорвала, цеплялась за маму, целовала, будто мои поцелуи могли ее оживить, даже не давала медикам забрать тело.
Боже, какую жуткую картину она нарисовала. Невольно вздрогнул.
Слезы еще сильнее побежали по девичьим щекам, на красивом лице, одновременно уродуя и возвышая, застыло страдание.
Мои глаза тоже невольно наполнились слезами, хотя я уже забыл, когда плакал последний раз. Бедная девочка, что ей пришлось пережить по вине моего отца. Теперь понятен этот дикий страх перед черными БМВ, теперь понятно, почему малейшее упоминание о матери вызывает такую острую реакцию.
– Надеюсь, водителя строго наказали? – спросил я, на всякий случай опустив глаза.
Аленький цветочек девичьих губ горько скривился.
– Нет, всего три года колонии поселения… За автомобильные аварии даже со смертельным исходом у нас не наказывают строго. Кроме того, в суде всякую ересь стали нести, будто мама пьяная была. Хотя выпили они с тетей Таней всего по бокалу вина. Но это даже не самое страшное…
– А что самое страшное? – Снова впился глазами в красивое, одухотворенное страданиями девичье лицо.
– То, что обвинен по этому делу был совсем другой человек.
– Как такое возможно?! – Надеюсь, в голосе прозвучало искреннее удивление.
– Водитель скрылся с места происшествия, и, судя по оставленному следу, пьян был он, а не моя мама. Но камер в том месте не было, свидетели, которые видели виновника, не стали ничего говорить. Человек, сбивший маму, какой-то бандит, он всех или купил, или запугал. Папа тоже не стал настаивать на провидении дополнительного расследования.
Мой отец, конечно, поступил как малодушный подлец в данной ситуации, но и папенька Золушки далеко не пример для подражания – продажная сволочь, предавшая память о любимой женщине.
– Ты знаешь имя человека, который был тогда за рулем? – продолжил задавать вопросы я.
Золушка тихонько всхлипнула.
– Нет, не знаю. Папа сказал: «Лучше не спрашивай. Это очень опасный человек, я не хочу еще и за тебя бояться. У нас все равно не получится добиться справедливости».
– Ты бы хотела найти виновника той аварии? – мягко продолжил допрос.
– Найду, и что я буду делать? Как смогу его наказать? Уже столько лет прошло, – снова жалобно всхлипнула Даша Мельникова. – Нет ни одного доказательства. Мне остается только надеяться на судьбу, что она сама накажет этого человека, что мои слезы, мое загубленное детство сторицей к нему вернутся.
Судьба бывает довольно благосклонна к отдельным личностям. Отец живет вполне себе неплохо, более чем сыто, гордится собой. И, впрочем, при всей этой некрасивой ситуации, он ведь дельный, умный мужик, который очень много сделал для процветания нашего края и страны. И одновременно такая безусловная человеческая низость.
– Ну, можно плюнуть ему в лицо… – невесело пошутил я.
