– Игорь, он мой отец, и я его люблю. Кроме того, еще помню его хорошего, когда мама была жива. Ее смерть папу сильно подкосила. Он сломался. Отец болен, у меня не получилось его вылечить. Была молода, была одна, была бедна, потом предпочла сбежать… Но он моя единственная семья.

– Ах ты ж боже мой, – продолжал нервничать Богданов, – Золушка, ты любого разжалобишь. Вылечить можно только тех, кто хочет лечиться. Мне категорически не нравится, когда тебя расстраивают. Тебе очень идет улыбаться, на одной щечке появляется такая симпатична ямочка. – Эту фразу Игорь произнес с теплотой. – Даш, я, конечно, не могу запретить тебе поезду домой, потому что далеко, был бы в городе, запер где-нибудь, фиг бы ты от меня убежала, вредная упрямая коза. Но прошу тебя, Золушка, не позволяй себя расстраивать. Иначе я приеду, всем надаю по шапке, а тебя стану безбожно щекотать, чтобы ты смеялась.

– Хорошо, ваше сиятельство, буду всех иголками острословия тыкать.

– Нет, иголки только мои.

– Не жадничайте, ваше сиятельство, на вас иголок тоже хватит.

Что удивительно, во дворе дома было убрано, мачеха расстаралась перед папиными именинами. Еще бы, столько денег выиграл, можно немного порадовать человека. Я купила папе красивую классическую рубашку голубого цвета. Простенько, но со вкусом. Про одежду для мачехи и Соньки отец сказал, а про обновки для себя почему-то не обмолвился. Скорее всего, ему из этих денег мало что досталось, Наталья Васильевна очень хваткая женщина.

Зашла в дом. В комнатах сегодня тоже прибрано. Сердце сжалось в груди, сейчас в доме так много вещей, которые были еще при маме, но после ремонта большинство из них выбросят. Мачехе наверняка захочется чего-нибудь более нового и современного.

В гостиной стоял уже разложенный стол. Он был куплен еще до моего рождения, очень удобный для приема гостей и не занимающий много места в сложенном состоянии, стол-книжка. Из кухни раздавались вкусные запахи, а поскольку я давно не ела, рот мгновенно наполнился слюной. Пахло домом, настоящим домом. На миг вдруг представилось, что на кухне над плитой колдует мама, она очень вкусно готовила. Впрочем, я наверняка снова идеализирую. Казалось, все, что делала мама, получалось в превосходной степени и другие люди, даже при всем старании, повторить были не в силах.

Нет, на кухне ворожила Наталья Васильевна, а Сонька с папой резали салаты. Порадовалась: отец выглядел трезвым, был причесан, побрит и даже вполне прилично одет в джинсы и чистую футболку. Только одежда была словно с чужого плеча, видимо Олеговы вещи донашивает.

– Добрый день! – весело и доброжелательно произнесла я.

– О, дочка приехала, – просиял отец.

– Добрый, добрый, – произнесла мачеха и поджала губы. – Давно не появлялась, совсем дорогу домой забыла.

Очень хотелось тяжко вздохнуть. Нет, от этой женщины я никогда не дождусь теплоты. Ласку и теплоту мачеха проявляла лишь к своему ненаглядному сыночку Олежке, даже к Соньке она была по большей части равнодушна.

Не стала обращать внимания на столь холодное приветствие. Этой стандартной фразой мачеха меня уже на протяжении пяти лет встречала. А если я, наоборот, приезжала каждую неделю, то Наталья Васильевна ворчала, что житья от меня нет. Ей невозможно угодить.

– С днем рожденья, папа! – Подошла к отцу, обняла и расцеловала в щеки.

От родителя не разило, как обычно, перегаром, а приятно пахло одеколоном.

– Желаю прежде всего здоровья и побольше радости в жизни. Пусть удача продолжает тебе во всем сопутствовать. Только, пап, всегда помни: «На бога надейся, а сам не плошай». – И преподнесла свой скромный подарок.

– Да уж, сплошные радости, – едко вставила мачеха.

Папа достал подарок из пакета.

– Спасибо, дочка, очень красивая рубашка.

Любопытная мачеха отошла от плиты, взяла подарок из рук отца, надменно повертела со стороны в сторону и снова поджала губы. Ну ни малейшего такта у человека, только желание задеть. Наверное, я зря приехала, зря пытаюсь искать семью и дом там, где их в помине нет. Но так больно чувствовать себя одинокой, никому не нужной сироткой.

– Скромненько как-то. Сонька сказала, что у тебя миллионер в кавалерах ходит.

Ну конечно, ждать, что сводная сестра промолчит о Богданове, было бы глупо.

Может, сказать, что это рубашка известного итальянского бренда и стоит целую кучу денег? Мачеха вряд ли разбирается в брендах.

– Предпочитаю тратить свои деньги. – Я правильная девочка, учительница, лгать не привыкла.

– Ну-ну, – пренебрежительно произнесла Наталья Васильевна, – а по твоей сумочке не скажешь, явно не на зарплату учительницы куплена.

Поторопилась, похоже, в брендах мачеха все-таки разбирается. Господи, до чего меркантильная и скандальная женщина. Который раз задалась вопросом, как папа мог на ней жениться? Злобный дракон – а на деле милейшая пожилая женщина – Вера Ильинична, несмотря на ворчание, дала мне намного больше теплоты, чем мачеха за все мои годы, прожитые в отчем доме.

– Папа сказал, что в лотерею выиграл, – попыталась я переменить тему.

– Выиграл, выиграл. Хоть немного обустроимся. Сонька, хлеб еще нужно порезать.

– Давайте я чем-нибудь помогу.

– Потратить выигрыш? – с ехидцей спросила мачеха, совершенно неправильно поняв мои слова.

– Я имела в виду подготовку к застолью. – В моем голосе арктический холод.

Нет, это уже переходит все возможные границы. В самом деле, уже ведь не маленькая девочка, сколько можно терпеть эти совершенно необоснованные издевки. Игорь был совершенно прав, моей жертвы здесь никто не оценит.

– Послушайте Наталья Васильевна, я приехала, потому что папа пригласил меня на свой день рожденья. И конечно, мне, как близкому человеку, радостно, что отец выиграл такую сумму денег, но поверьте, я абсолютно на них не претендую. Не нужно обвинять меня в меркантильности, за все годы обучения я у вас ни копейки не взяла.

– Но и в дом ничего не привозила, – парировала мачеха.

– Привозила, я никогда не приезжала с пустыми руками. Всегда с гостинцами. Пусть небольшими, но все же. – Стало обидно, даже слезы выступили на глазах. Все-таки позволила себя расстроить. – Вижу, здесь мне совсем не рады – и никогда не были рады.

Развернулась к отцу.

– Папа, еще раз поздравляю тебя с днем рождения, но, пожалуй, я поеду.

Повернулась к выходу.

– Ну что ты, дочка, останься, – нерешительно проблеял отец.

И за эту нерешительность я его всей душой сейчас презирала. Как ни горько сознавать, но мой отец не мужик, а просто половая тряпка.

– Мам, ну что ты, в самом деле. Разве нужен Дашке этот выигрыш, если у нее такой жених, – неожиданно заступилась за меня Сонька. – Ты иногда ведешь себя совершенно сволочным образом.

– Наташ, правда, давайте по-семейному посидим, – просящее вставил отец, – без всякой ругани.

– Ой, ну ладно, пошутить уже нельзя, – удивительно, но пошла на попятный мачеха. – Все такие нежные стали, лишнего слова не скажи, сразу обиды.

Нерешительно застыла в дверях, не зная, как поступить.

– Пойдите стол с Сонькой накройте, – как ни в чем не бывало отдала распоряжение мачеха.

– Оставайся, дочка, – жалостливо попросил отец, видя мои колебания.

Очень хотелось развернуться и уехать. Но папин жалостливый взгляд… Кроме того, отец, можно считать, впервые за меня заступился, пусть просяще, жалко, но ведь заступился.

– Пойдем, – встала со стула сводная сестра, – накроем на стол. Научи меня красиво салфетки сворачивать.

– Только стаканы и тарелки нужно от пыли протереть, – напутствовала мачеха.

Мы с Соней прошли с гостиную, накрыли стол скатертью. Судя по девственно-белому цвету, совсем новой, недавно купленной. Сводная сестра стала доставать из шкафчиков стенки посуду. Тарелки были еще мамины, точнее родительские, их коллектив Великомихайловского отделения «Родных просторов» подарил родителям на свадьбу. Мама пользовалась ими только по праздникам и всегда вспоминала «Родные просторы» добрым словом.