Птицелюд лишь бессмысленным взором уставился на нее. Бажена было хотела дать ему по месту, где должен быть клюв, но сдержалась.

— Отвечай! — вскрикнула она, но ее прервал оклик:

— Бажена!

Неподалеку на землю едва ли не упал Златоуст. Вскочив на ноги, он в два шага настиг Бажену и, схватив ее за плечи, испуганно спросил:

— Ты не ушиблась? Все в порядке?

— Д-да… Меня этот птиц спас, — кивнула она на воина. Он все еще смотрел на нее, не моргая. Он внешне походил на змееяда[1]. — Злат, там что-то… Он не хочет мне говорить.

— Куда ты смотришь? Бажена, ты точно не ударилась?

Она зарычала от непонимания, но ее прервал подоспевший Нидахасай. Изящно опустился Голубь прямо перед Змееядом-воином и что-то заклокотал ему на местном языке.

— Нидахасай! Этот птиц что-то скрывает! — воскликнула Бажена. — Там была птица с ребенком, на них напали его дружки!..

— Бажена, тише… — И он туда же?!

— Она кричала!

— Бажена! Он прекрасно понимает, что ты говоришь, — прошипел кузнец.

Бажена застыла. И снова вспылила:

— Слышит и не отвечает?!

— Да. Многие крылатые не находят приятным разговаривать с некрылатыми, — опять витиевато выразился Нидахасай, возвращаясь к странному говору. — Я сглажу все острые углы, а вы двое, пожалуйста, постойте рядом.

Бажена покорно отошла и застыла в отдалении, разминая кулаки. Не верилось ей… Так радушно встретили их здесь, а тут такое! Да с самого начала было понятно, что тут что-то не так. И с каждым мгновением все хуже и хуже…

— Бажена.

— А? — обернулась к Златоусту она.

— Расскажешь потом. Что произошло. Мне это не нравится.

— Спроси у Осоки. Пожалуйста, Злат, это…

— Конечно. Сразу, как будем одни.

— И еще кое-что…

— Что?

— Я эти цепи для полетов больше не надену!

[1] Змееяд — птица из семейства ястребиных.

Глава восьмая. О нежданном, негаданном и неизбежном

Готовятся они взмывать наверх! Что за событие невероятное-неописуемое! Солнцеслава поверить не могла: сбывалось то, о чем она грезила лишь в самых смелых сновидениях и чему — как она прежде думала — не суждено было сбыться. Но нет, можете проверить: наконец у Соловьиного Сердца появились крылья по-настоящему соловьиные, размашистые, но легкие, как пух неоперившегося птенца. Не могла налюбоваться Солнцеслава: вот они, вот, крыла, самые настоящие, как в сказках-песнях, что она слышала изо дня в день.

И теперь — оставалось всего два шага — она отправляется в сад Матушкин, Ирий поднебесный. Правда, то не был настоящий распрекрасный сад Матушки, но заморский край, но и этого хватало Солнцеславе, чтобы радоваться да веселиться. Наконец-то попирует она спустя утомительные дни скитаний, бега, погонь. Наконец-то их кто-то встретил гостеприимно! Солнцеслава искренне считала: она достойна такого приема. Ух, рано или поздно достойно поприветствовали творца!

Древо всех древ — Прагана Гасай — проводило их сказочным листопадом и помахало веточкой пушистой. В путь, странники! Или это ветерок шаловливый им ходу поддал: чего Солнцеслава не знала, того не знала. С вершины, под самыми кронами, их подняли пятеро в тех же ореховых нагрудниках и, окружив, отправились вместе с ними на небеса.

С каждым мгновением становились парящие чудеса все ближе и ближе. Назывались эти небесные острова Ахасе, и никому из тех, кто мог засвидетельствовать красоту заоблачную, не удалось свои знания донести до потомков. Множество слухов вокруг сего уголка Зеркального мира ходило, и Солнцеславе предстояло узнать, какие из них правда, а какие — ложь.

Ветерок свистящий подгонял выше и выше. Плыли они к небесам медленно, но успевали при этом охладиться, поскольку дуло на них, казалось, со всех сторон света.

— Больше сюда не поднимусь… Матушка-Пр-р-рирода, как же морозит! — прорычала где-то позади Бажена, похоже, готовая разойтись ругательствами.

Солнцеслава нахмурилась. Бажене-то должно быть потеплее нее! Но она жалуется. Хотя она изначально лететь не хотела, поэтому жалуется.

— Попусту ныть не достойно богатыря, Бажена! — подначил подругу Златоуст, летящий впереди.

Усмехнулась Солнцеслава, поводила усиками-палочками. Ну и Златоуст! Солнцеслава сама была пряма, как будящий с утреца солнечный лучик, поэтому не ей ли понимать его откровенность.

— Кто б говорил, Злат! — прикрикнула сквозь ветер Бажена. — У самого-то телеса́, вон, дрожат, как жирный-жирный холодец.

— Зато меня греет побольше твоего! — ехидно усмехнулся Златоуст, обернувшись к ним.

— Мне бы немного твоих запасов, — пропищала Солнцеслава, ощутив, как по спине ветерком прошелся рой мурашек.

— Как думаете, скоро еще? — пробормотал Лун.

Взволнованно оглянувшись, Солнцеслава тут же пригорюнилась-погрустнела: ее дорогой друг сердечный едва на крылах держался, глаза его закрывались от холода.

— Милый Лун! — запричитала она и, как могла, подвинулась к нему. — Тебе совсем плохо? Я могу согреть тебя оставшимися силами!

— О, ес-с-сли это оставшиеся, то я потерплю… — добродушно улыбнулся он, робко отводя взгляд.

О, лапушка-Лун! Разве он не понял, что это было не предложение, а намерение?

С довольным мурчанием Солнцеслава обвила своим хвостиком кончик хвоста милого друга. На мгновение чешуйки у того ощетинились, но Солнцеслава упорно не отрывалась от смущенного Луна. Пока он отвел взор, она блаженно вздохнула: несмотря на прохладу его тела, по ее коже расходились волны глубокого тепла. Хотелось целую вечность его пригревать, играться хвостиком, чтобы тепло не уходило и только росло.

И этот взгляд! Белые, как свежее утреннее молочко, глаза Луна смотрели на нее так ласково, так нежно, и вместе с тем — робко. Ткань на его лбу сморщилась, точно он вскинул брови. Ох, как бы Солнцеслава хотела посмотреть на него без маски!

Но не суждено было теплу расти.

— Мы подлетаем, — пробормотала Осока, даже сквозь ветер Солнцеслава узнала этот сварливый голосок.

Метнув в сторону той обиженный взор, Солнцеслава не отстранилась. Пусть и не думает, что заставит ее расстаться с хвостиком Луна! Она здесь не хозяйка! Не попортит все, не сумеет!

— Надо расцепиться, а то заденем что-нибудь, — тихо отозвался Лун, петляя взором по облакам.

Солнцеслава возмущенно вдохнула.

— На чьей ты с-с-стороне?! — не удержавшись, прошипела она.

— В с-с-смысле? — удивленно прошипел Лун. — Что-то случилось между вами и Осокой? Я прослушал?

Солнцеслава лишь вздохнула и покорно расцепилась. Эх, милый Лун! Столь наивен! Не видит, что Осока пытается ей, Солнцеславе, насалить, как только может.

— Направьте крылья наверх! Как Нидахасай учил! — воскликнул вдруг Златоуст, и его, конечно же, все послушались.

А как иначе? Солнцеслава с самого начала его самым умным признала, готова его слушаться. Не то что эта Болотная Ведьма! Наверное, и крутится она вокруг их умельца, чтобы тоже умной казаться.

Но остановилась Солнцеслава в своих размышлениях, ибо насущное ее прервало. И вырвался выдох пораженный из ее груди.

Тяжело представить красоты более живописной, более роскошной и раскидистой. Острова — покрупнее и поменьше — разбросаны были по глади голубой, поднимаясь над самими облаками. Опутаны они были древесными корнями. В пространстве меж островов то и дело мелькали птицелюди, похожие на далекие разноцветные капли тем, как складывались, чтобы достигнуть соседнего острова. Но поднялась Солнцеслава со спутниками выше, а там свет едва не сбил ее с пути.

Не скупились жители Ахасе на украшения и злато: все — от дорог до узких водяных протоков, камнем огрожденных — испещрено было в дорогих камнях. Белизной сверкали земли парящих островов, солнечными цветами переливались изваяния, вокруг которых струйками плескалась чистая водица. На верхушках и внутри островов таились дома с каменными входами, предваренными богатыми росписями орла, совы и ворона разных цветов и оттенков. Рядом со входом выделялся выступ, огражденный заборчиком — Солнцеслава знала, что, по крайней мере, в Эллиадии это называли балконом. От него птицы и вспархивали ввысь. У некоторых домов на верхушках были расписаны и крыши, у кого-то крыши складывались в странные позолоченные завитушки и закрученные вышки.