Видно, это было последней каплей, и Солнцеслава, громко топнув, заняла последнюю комнату.

Златоуст остался наедине с Баженой. Та помялась и спустя долю вымолвила:

— Я верю Осоке, Злат, можешь не сомневаться.

— С чего бы кому-то ей верить?

— Ну, ты же веришь.

У Златоуста задрожал кулак. Опять, ну опять… Идет с собой на сделки ради других. Он искренне старался не сомневаться в своем выборе, но Осока будто нарочно играла с его терпением. Ладно, Солнцеслава, дурочка, но Осока? Зачем так поступать, оставлять его вот так, ничего не объяснив и сорвавшись? Идти к ней после такого совсем расхотелось.

Бессильно опустив руку, Златоуст тихо произнес:

— Мне ничего другого не остается.

И вышел из дома, голова гудела от наплыва мыслей.

Глава седьмая. О цепях для полетов

Проснулись все, как не с той ноги вставши. Им бы теплым солнышком наслаждаться, пока никто палками не тыкает… Нет, надо завтракать молча, расхаживать поодаль. Лун охаживал надувшуюся, словно пузырь в бульоне, Солнеславу, Златоуст в задумчивости смотрел в небеса, лежа на гамаке, а Осока даже поесть не вышла. Бажена и не знала, что предпринять: в делах примирения она совсем не разбиралась.

С другой стороны, всех отвлекло событие, готовящееся с вечеру: Нидахасай-кузнец за ночь управился, и его таинственные приспособления уже были готовы. Ай да молодец! Золотые руки у него. И, судя по виду, он ничуть не устал. По крайней мере, не пуще прежнего: мешки у него были такие, словно он не бодрствовал ночами, а картошку в них таскал.

Встретил их Нидахасай к полудню, сказал, мол, слуги покровителей к нему уже наведались да наказали: чтобы под закат они к древу большому — Прагана Гасай — явились, не запылились. Сказано — сделано! Голубь-умелец принялся их одевать да премудростям обучать.

— Что же, может, складные крылья и выглядят сложно, но обращаться с ними гораздо проще, чем кажется, — с доброй улыбкой произнес Нидахасай, доставая запылившуюся лестницу. — Едва попробуете — и можем хоть сейчас идти к Прагана Гасай.

— Не переоценивай наш-ш-ши способности, — сшепелявил Златоуст, растягивая руки так, что ремни его всего обхватили.

Волнуется? Бажена его понимала. А если не полетишь? Стукнешься головой о землю, и пиши пропало. Самой страшно стало, когда Нидахасай натянул ремни. Но признаваться ни себе, ни другим не особо хотелось. Она ж не трусиха!

Полоски кожаные плотно сжали плечи, предплечья и кисти, обхватили у шеи, под грудью и у пояса. Но легкое… нечто, что походило на перья, не придавало никакой тяжести. Наоборот — даже сломать боишься. Бажена из любопытства повстряхивала одно «крыло», другое и заметила: вон оно что, а оно меняет положение! То нижние штуки оттопыриваются, то на место встают, то наклоняется крыло, то низ вперед выходит. Экая сложная вещица!

— Не терпится попробовать! — заскакала на месте Солнцеслава.

— Так руками размахиваешь, что того и дело — полетишь, — усмехнулась Бажена, в глубине души завидуя беспечности Кошечки.

— Правда? Замечательно! Предчувствую нечто совершенно необыкновенное! — прощебетала та, взбираясь на крышу, стоило Нидахасаю посдавить туда лестницу.

В белых тканях, похожих на шелка, Солнцеслава и впрямь выглядела удивительно хорошо и легко, как бабочка. Бажена могла бы позавидовать, но разве не удобство и стойкость — главное, что ей нужно от этих крыльев для тварей земных? А так без разницы, какой цвет, белый и воздушный или грязно-коричневый.

Луну же подобрали черные крыла, как у того Ворона, который их сюда провожал. Гэхувэ — важная шишка, судя по всему, за лазутчиков и соглядатаев в ответе. Лун теперь на него отдаленно походил, к тому же его приспособление усложнялось еще и тем, что на голову его надевалась личина, скрывавшая верхнюю половину лица и волосы.

Златоуст ничем от Бажены не отличился: те же цвета, то же устройство. Видно, они оба довольно крупные, поэтому их так мощно оборудовали.

А вот Осока выделилась, что ни говори. Ее золотые с белыми кончиками, точно дивьи, крылья, самые сложные, крепились крестовыми ремешками на груди и распахивались позади. Ух, как ей шло! Она со своими скрытными повадками и сокрытыми знаниями действительно в дивы годится. Только как управлять своими крылами див их явно не знал — стоял в растерянности, на ноги посматривал.

— Попробуйте по очереди взмахнуть крыльями и подняться. Как поймаете ветер — смыкайте крылья и попробуйте приземлиться. Я расстелил сухую траву и листья на всякий случай. — Нидахасай провел их за свой крохотный домишко и указал на кучку большущую и, судя по виду, жестковатую.

Оглядев полянку, Бажена невольно сглотнула. Ух… Сколько веток, в которые можно влететь! С этой штуковиной ведь на раз-два не справиться. Особенно такой великанше, как Бажена.

— Ну, что, Солнцеслава, вперед? Удачи, удачи! — одобрительно закивала Бажена, боком подталкивая ту к лестнице. — Покажи нам, как это делается!

— Эй, отчего это ты сразу погнала меня, Бажена? Может, я не хочу уже первая идти! — насупилась та.

— Ты ж хотела! Я тебя всячески поддерживаю в твоих… желаниях, о! — лучезарно улыбнулась Бажена.

— Ну, я тут подумала-поразмыслила… Почему бы не уступить тебе место, ты же наверняка очень хочешь опробовать свою смелость богатырскую? — умилительно состроила глазки Солнцеслава. Но Бажена на такое не купится!

— Не возьмешь на «слабо», даже не думай! — пригрозила она. — Хитрая Кошка, сначала говоришь, а потом отступаешься? Кому из нас тут еще надо смелость проверить!

— Может, я поторопилась с решениями, со всеми бывает, не так ли? — продолжала улыбаться Солнцеслава.

— Пока в ход не пошло отрывание усов, пойду первым, — неожиданно вызвался Златоуст, усмехнувшись в сторону Бажены.

— Вот-вот! Зверцы храбрые — вперед, пусть проверят, а потом мы, хрупкие зверицы, пойдем, — довольно вскинула хвостик Солнцеслава. — Поддержишь Златоуста, Лун? Наверняка ты у мен… у нас очень смелый! — воскликнула она и прижалась бочком к боку Луна да захватила его руку в объятия.

Лун встрепенулся, аж чешуйки ходуном пошли, но смолчал. Лишь то ли восторженно, то ли напугано кивнул, смотря куда-то в воздух.

— Зато решили вопрос, — ухмыльнулась Бажена. — Дружба всегда побеждает, верно, усатая?

— Где-то в глубине души я лелею надежду, что тебе разонравится это глупейшее прозвище, — лучезарно-ехидно улыбнулась Солнцеслава в ответ.

— Не надейся.

Солнцеслава надулась, но ничего не ответила.

Встрепенувшееся ухо заслышало смех. Бажена невольно обернулась и увидела, как Нидахасай прикрывает ладонью рот. Ха! Пробрало птица на смех. А то Бажена уже начинала сомневаться, что он вообще живой.

Пока Златоуст уже примерялся, крыльями водил, Бажена вдруг услышала тихое:

— Нидахасай, а ты как нам поможешь? Не похоже, что после того случая твои крылья выздоровели.

— О, у меня тоже есть прибор, — глухо отвечал кузнец, послышалось звонкое «звяк-звяк». — Не стоит беспокоиться, Болотная Ведьма… Ты же не против, если я так тебя называю?

— Не против, конечно.

— Это напоминает мне о ней. Не думал, что ей удастся вернуться… В таком обличии. Такой же молодой.

— Она говорила, что ты любил погружаться в тоску по несбыточному.

— Ха, даже после стольких лет смеется надо мной… А что-нибудь еще она говорила?

— Что ты очень добродушный и обязательно достигнешь того, чего так хотел. Но, судя по крыльям…

Вдруг Бажена почувствовала взор. Обернувшись, она увидела, как Осока, сощурившись, смотрит прямо на нее.

— Что? — попыталась сойти за дурочку Бажена, но не вышло.

— Ухо. Ты обернула ухо.

— Прости, — опустила уши Бажена. — Любопытно просто…

Взор Осоки потеплел. Тяжело вздохнув, она негромко вымолвила:

— Слишком долго рассказывать.

Бажена улыбнулась. Значит, Осока бы рассказала! Это уже хорошо. После всего, что они прошли, хотелось бы научиться доверять друг другу.