— Фу-у-у! Не продолжай! — пискнула Солнцеслава. — Неужели тебе пришло такое в голову? Благородный птичий народ, выходцы Матушкиного сада!..
— Ты же прекрасно знаешь, что это сказки, не так ли? — поправил ее Златоуст.
— Ну… да…
— Тогда к чему эти восхваления?
— Хочется же во что-то верить.
Златоуст так и не понял хода ее мыслей, но и подумать не успел, как Осока выпалила:
— Плохое это место. Зря мы сюда вообще отправились.
Златоуст заметил, как она поджала уши, и сам не на шутку испугался. Даже за нее скорее: мало ли, она опять что-нибудь выкинет от своей вечной тревожности.
— Не бойся. Мы в силах совладать со страшным…
— Совладать? Насколько я помню, мы только и делаем, что убегаем.
— А как же бой на Та-Ааи? Или с драконом?..
— У нас не было выбора. И теперь тоже нет.
— О чем ты вообще? — Кончалось Златоустово терпение.
— Осока права, Златоуст, — неожиданно отозвался Лун. — Мы на островах. Отсюда некуда бежать.
От рассудительных слов Луна Златоуст испугался уже за всех спутников. Они двое правы… Если что-то случится, путей отхода у них нет. Можно, конечно, предположить, что та лодка осталась на берегу…
— Постойте, судари хорошие! Они же сказали, что не желают нам зла, — возразила Солнцеслава. — Почему вы все такие трусишки? Наберитесь смелости и не бойтесь каждой тени!
— Ага, она права, — буркнула Бажена и уже веселее добавила: — А то поджали тут хвосты. Не трусьте, мо́лодцы! Что-нибудь придумаем. Да, Злат?
Злат-то уверен не был. Он, конечно, не глуп, но и у него есть предел.
Взор его невольно опустился на Осоку. Он ведь так хочет защитить ее, а теперь сел, сложа руки. Предчувствие у него, конечно, нехорошее, но… выбора у него нет. Кто, если не он?
— Да. Я что-нибудь придумаю. Безвыходных положений не бывает, — уверенно заявил он, и спутники ободрились, заулыбались. Бажена рассмеялась, Лун благодарно кивнул, а Солнцеслава запрыгала на месте от восторга.
Краем глаза Златоуст заметил, как Осока взметнула на него взор глаз-миндалин. Златоуст повернулся к ней и немного удивленно приоткрыл рот. Ее глаза сверкали на солнечном свету, словно родниковая вода.
Златоуст кивнул, слова застыли в его горле. Не мог же он их произнести при всех! Осока то ли испуганно, то ли взволнованно кивнула в ответ и уткнулась щекой ему в плечо. Златоусту оставалось только взять ее за руку.
От ее тепла его отвлек крик громкий, звучный. Солнцеслава от неожиданности прыгнула за спину Луну, а Бажена потянулась за булатным мечом. Осока пуще прежнего вжалась в Златоуста, и ему оставалось только думать головой. Как он и обещал.
Крик повторился. Какой же знакомый…
Точно! Это же орлиный зов! В Белоподножье Златоуст слышал его каждый день, утром, когда солнечные лучи едва касались постели.
— Это орел… Орлиный крик, — негромко пояснил Златоуст.
Обернувшись, он заметил, как трое провожатых припали к земле. Неужели им предстояло встретиться с кем-то важным? Орел ведь смотрел на них со всех изображений…
— Доброго дня нашим гостям! — провозгласил глубокий голос, отчего все дрогнули.
Слова доносились с небес. Подняли все головы, и, казалось, из самого солнца выплыли три крылатые тени. По мере их приближения Златоуст все больше различал их черты. Один уже был им знаком — смольнокрылый Ворон по имени Сэванаэллаки Гэхувэ, что бы это ни значило. Он расположился по левую сторону от Орлицы златокрылой: сквозь ее коричневые перья явно проникали золотистые, точно чистые лучики солнца. По обычной груди спускалась густая коса. На ее лице выделялась пара густых бежевых бровей. По правую сторону от Орлицы парила статная Сова: ее перья были белее снега, лишь с парой черных вкраплений. Покрывали ее перья целиком, лишь седовласую голову оставили непокрытой. Глаза Совы были прищурены, как будто в дреме.
Стоило им легко и плавно приземлиться, как они трое одновременно поклонились. Бажена, Лун и Солнцеслава тоже не удержались от поклона, Златоуст же лишь слегка наклонился, а Осока продолжила стоять за его спиной.
— Благодарю Уруваккиваяр, что осветила ваш путь, но теперь она вверила ваше благосостояние нам, и мы с радостью принимаем эту ношу, — престранно отозвалась Орлица.
Несмотря на глубину, голос ее скакал: то был размеренным, то почти срывался. Но при этом ее стать отвлекала на себя все внимание.
— И мы благодарим вас за то, что отозвались на наше любезное приглашение, несмотря на все те сказки, что распространены о нашем народе среди беров, — говорила она длинно и почти на одном дыхании, и при том медленно, что Златоуста путало. — Чтобы вы позвали меня в миг опасности, отдаю вам знание о своем имени — Юддая. Я покровительница-Орел — Бакамуне Раджальяге. Юддая Раджальяге.
Орлица молча обратилась к Сове, и та продолжила представление:
— Чтобы вы могли обратиться с любым вопросом, отдаю вам знание о своем имени — Манаса. Я покровительница-Сова — Бакамуне Анущасаке. Манаса Анущасаке.
— Мое имя вам известно, поэтому не буду присоединяться к остальным Бакамуне. Однако я счел свое имя — Сэванаэллаки — слишком длинным. Можете меня называть по Гэхувэ — по покровительственному имени.
Решил похвалиться — понял Златоуст. Не мудрено с таким-то положением.
— Златоуст, сын Растислава, — представился он, кажется, уже забыв, когда последний раз так представлялся. — А это Бажена Крепкий Кулак, Лун, Солнцеслава Соловьиное Сердце и Осока Болотная Ведьма.
— Ваши имена довольно… родственны древним наречиям, — обратила внимание Сова Манаса. — Как наши.
— Но что же это значит? — дернула усиками-палочками Солнцеслава. — Родственность языков?
— Скорее родственность смыслов, — оправила Сова.
— А каково значение ваших имен?
— О, все просто! — довольно ухнула та и показала крылом на каждого из троицы по очереди. — Юддая — война. Сэванаэллаки — тень. Манаса — ум.
— Действительно просто, — добавила удивленная Солнцеслава.
— Мы ведь покровители Островов Уса, — объяснил Гэхувэ. — Поэтому наши имена имеют значение. Юддая как Орлица заведует делами защиты, левое ее крыло — сила нашего народа, а правое — могущество. Манаса как Сова собрала вокруг себя главных старейшин и мыслителей нашего народа, левое ее крыло — мудрость, а правое — ум. Я — Сэванаэллаки — как Ворон собираю сведения и руковожу связями в нашем народе. Левое мое крыло — скрытность, а правое — хитрость.
Тут же Златоусту стало все понятно. Похоже, эти птицелюди — большие любители оборачивать простые смыслы сложными словами. По крайней мере, он так посчитал.
— То есть Раджальяге у вас воевода, Анущасаке — ученая, а Гэхувэ — соглядатай?
— Если все оборачивать в очень и очень упрощенные слова, то да, — улыбчиво сощурился Ворон, но в глазах его не было доброты.
— Мы взяли на себя большую ответственность, и под ликом Уруваккиявар прошу вас не принижать наших обязанностей, — спокойно и вежливо отозвалась Сова. — Мы берем на себя не просто задачи, но руководим народом, выступаем в качестве главных лиц. Тех, на кого смотрят и равняются. На кого положена вся ответственность за благополучие всех и каждого на Островах Уса.
Вот это самомнение! Златоуст не собирался вступать в перепалки, однако все же ощутил гневный взор Солнцеславы и понял: хорошо, что у него не возникло желания спорить.
— Но для чего вы нас позвали, Бакамуне? — с горящими глазами обратилась к важным птицелюдям та. — Разве наши скромные личности стоят вашего внимания?
— Всецело, Кошечка, всецело, — довольно подтвердила Юддая. — Но для начала стоит предоставить вам еду и кров, как положено хорошим хозяевам.
Никто не стал оспаривать, но немой вопрос возник у всех. Лишь Златоуст решился его озвучить:
— Зачем тянуть? Когда нам скажут, для чего мы нужны?
— Терпение, сударь Златоуст. — Похоже, Гэхувэ сразу запомнил его имя. — Сперва нам необходимо подготовить вас к путешествию на Ахасе — небеса, где мы живем.
