Вот и сейчас, когда они, наконец, вышли в море дикое, Солнцеслава достала из дорожной сумки дудку с Та-Ааи, которую ей местные охотники-Каракалы вручили на прощанье, и принялась выдувать знакомые наигрыши. Перебирая пальчиками, Солнцеслава заводила долгую песнь, отчего Бажена закрыла глаза, обвила колени хвостом и окунулась в светлую дрему под жарким солнцем.
Осколок потеплел снова, и Бажена ощутила его, едва вошла в сновидения. Они ложились словно бы сквозь веки, как будто тени плясали на свету. Обогретая и обласканная лучами солнца, Бажена шагала по воде, точно не было здесь никакой глубины, точно была то родная землюшка, в недрах которой не скрывается никакой гад морской. Дрема навевала образы птиц и звуки, похожие на свист и хлопанье крыльев совсем рядом, над головой. Шипящие волны разбивались уже не о края лодки, а нечто гораздо большее. Слышались далекие крики на витиеватых языках заморских.
Различив Осокино сдавленное «Ого!», Бажена поняла, что уже не спит. Вдруг стало холодно — их накрыла тень. Тогда Бажена приоткрыла один глаз и от увиденного распахнула оба.
Лежали на водяной глади три широких острова — два поменьше и один огромный, почти весь небосклон собой укрыл. На острове слева высится точь-в-точь Матушка, как гора, руки к небесам подняв. Справа остров — тоже изваяние, только поменьше будет, с крылатым существом, похожим на того птицелюда, что вчера их приглашал в свое царство-государство. Преклонялся этот птицелюд, низко кланялся. Спереди — лес высокий и густой покрывал берега, один дуб выделялся из своих меньших братьев, распустился, как цветок.
А наверху… То там было, почему Бажена и не поверила сперва, что все по-настоящему. Думала она, что Та-Ааи — выдумка, но это…
В небе застыли воздушные острова. Куски земли, над землей воспарившие. Бажена с трудом представляла себе, как описала бы это… Когда вот она, родная стихия, в небо поднялась и застыла там, едва осыпается на головы! Облака пытались скрыть эти красоты, но не выходило: все равно то тут, то там земля воздушная покажется. Бажена так яро пыталась вглядеться, что едва не позабыла, где находится. Схватившись за края, она выпалила:
— Как это возможно?..
— То Острова Уса, Бажена! — воскликнула Солнцеслава, вскидывая руки, будто все вокруг объять хотела. — Разумею я, догадывается каждый из вас, почему это место звалось Ирием — Матушкиным садом?
— Тут не поспоришь — я бы и сам поверил в благословенность этого места, — выдавил Златоуст, оторвавшись от весла.
Течение будто само несло их туда. Стоило лодке из тени выплыть, Бажена поняла: это от изваяния их Создательницы так холодом несло. Ну нет, не могла это быть Матушка… Ошиблась Бажена.
Над головой вновь просвистело — птица пролетела. Или не птица?..
— Как изящно летают, загляденье! — мечтательно вздохнула Солнцеслава. — Лун, подержишь? Я хочу на краешек встать!
— Но я… — взглянув на весло, которое давно отбросил, он, сжав губы, осторожно подобрался к Солнцеславе и положил той руки на пояс. — Только не переборщ-щ-щи, ладно?
— Ну ты же меня поддержишь, разве нет? — беспечно улыбнулась она и обернулась.
Бажена было хотела оборвать ее, мол, нельзя так ребячиться и все на Луна сбагривать. Но, наверное, они оба это как-то уладили меж собой, а она в этом все равно не смыслит.
Оставшись позади, Бажена навострила ухо: Златоуст о чем-то вполголоса спрашивал Осоку, отчего та сжалась и сложила руки.
— Если ты что-то знаешь — лучше скажи сейчас. Зачем ждать до последнего?
— Не могу… Мне надо все прочитать, проверить…
— Да что там проверять? Ты же эту историю тысячу раз перечитала!
— Это не означает, что я помню все дословно!
— Ну так проверь сейчас. Осока, ты же понимаешь, что времени потом у нас может не быть?..
Тут Бажена насторожилась. Чего это они там шепчутся? Тайны какие?
— О чем щебечете? — сощурившись, спросила Бажена.
— Да так… — неловко ответил Златоуст. — Мы разберемся.
Хвост его завилял так, что чуть не подцепил с пола сумку.
— Ага. «Да так», — пуще прежнего сощурилась Бажена.
— Ну да. Да так, — уже увереннее отвечал Златоуст, но хвост ему не подчинялся.
— Что-то неладное между вами двумя творится… Давай, Злат, выкладывай. Нам всем надо знать. Чтобы не было недомолвок.
— Что выкладывать? Я…
— Зла-а-ат…
На этом к ним уже и Солнцеслава с Луном обратились. Осока вздохнула и прежде, чем Златоуст успел открыть рот, выпалила:
— А тебе важно?
— Наверное, раз я спрашиваю, — оскалилась Бажена. — Вы двое что-то скрываете. Нам надо друг другу доверять, братцы и сестрицы, иначе живыми отсюда не выберемся.
— Да! А еще нам любопытно, — расплылась в улыбочке Солнцеслава.
— За вс-с-сех же не с-с-стоит говорить… — прошелестел Лун, но его слова пролетели мимо ее больших и милых ушек.
— Злат, я думала, у нас с тобой тайн нет, — скрестила руки у груди Бажена.
Заметался взор Златоуста по днищу лодки. Неужели и впрямь что-то, что их ушей не должно касаться? Ну нет, иначе бы так не вилял! Хотя важно ли это? Сам бы рано или поздно рассказал. Бажена уже было пожалела о своем допросе, как Осока вновь резко и звонко воскликнула:
— Ну да, вам об этом знать не обязательно! Расскажу, если потребуется. Что-нибудь еще нужно от меня?
— Нужно. Почему ты такая неописуемо грубая? — возмутилась Солнцеслава, гордо вскинув нос.
— Захотелось выпытать у меня мои тайны, потому что тебе «любопытно»? Попробуй — не получится, — с вызовом ответила та, приложив руку к груди.
— О, прости, сударыня Болотная Ведьма! — Солнцеслава поклонилась в пол. — Посмела задеть твое достоинство, простая смертная, как мне не стыдно!
— Пр-р-ри чем здесь это? — переходила на рык Осока.
— У сударыни Болотной Ведьмы же нельзя ничего спрашивать! Все — тайна, которую ни в коем случае нельзя открывать, иначе… Иначе что? Сила наговоров-заговоров пропадет? Чудеса ведь так работают, верно? И вообще…
— Солнышко, — вдруг оборвал ее Лун, — достаточно.
Похоже, ему самому стало из-за этого стыдно, и он отвернулся, уставился в воду с такой печалью в глазах, что Бажене захотелось подсесть и утешить его, но сдвинуться с места она побаивалась. И не только потому что вода за пределами лодки плескалась, но и из-за повисшего в воздухе молчания.
Сковал Бажену стыд в это мгновение. Зачем вообще встряла в разговор? Могла потом у Златоуста одного спросить. Он бы сам с Осокой поговорил. Неужели она не может им поведать ни малейшей частички своих задумок и знаний? Видимо, совсем она им не доверяет.
Но не могла ее винить Бажена. Осока делала, что может. Иначе бы, когда Бажена тогда переживала заново всю жизнь — Избор проходила, — Осока и пальцем бы не повела. Хотя бы за это Бажена должна быть ей благодарна… Нет, не должна. Она просто благодарна.
— Ты подала мне руку в самый трудный миг моей жизни, — пробормотала Бажена, осунувшись. — Я не могу тебя ни в чем обвинять, Осока. Если у тебя есть от нас тайны — значит, так тому и быть. Прошу об одном: не забудь о них, когда мы будем в опасности.
— Я вас не подведу! — выпалила вдруг Осока, но тут же стыдливо сжалась: — Об этом можете не беспокоиться.
Тяжело вздохнув, она взглянула на Златоуста. Тот уставился в пол, хвост его по-прежнему вилял. Видимо, ощутив взгляд Осоки, Златоуст обернулся и, виновато сжав губы, протянул ей руку. Однако та лишь обняла себя руками и отвернулась, уставившись в пол. Глаза у нее сверкали то ли от грусти, то ли от страха. То ли от всего вместе.
Бажена подняла голову. Их лодка приближалась. Вдали их ждали несколько крылатых, похоже, встречали.
— Скоро причалим, — гулко отозвалась она, и спутники после долгого молчания вновь зашевелились.
Глава четвертая. Об орле, сове и вороне
Как и все жители Берского Царства, много сказок слыхал Златоуст об Островах Уса: о расчудесных чудесах, что здесь на каждом шагу творятся, о распрекрасных краях и о раздиковинных жителях, из чьих уст льются сладкие песнопенья-переливы. Говорили ему в Школе, что ни один торговец сюда не смел наведываться: не принимают птицелюди никого, помимо родичей, только по особому приглашению. Неужели Златоусту досталась возможность ступить по землям, описанным лишь в старых, как мир, историях? Досталась, действительно! И он собирался использовать эту возможность вовсю. Лишь одна-единственная дума отвлекала его от свершений.
