— А ведь когда-то они нам поклонялись… Пока мы не попросили их отступить, чтобы мы могли зимовать в их лесах, — грудное оперение незнакомца сгладилось, видно, знания Солнцеславы показались ему благом. — Но их гордыня оказалась сильнее нас. Возможно, в этом Ошибка! Недопустимый объект гиперссылки.есть провидение Уруваккиявар… Или Матушки-Природы, как называют Ее беры.
— А я что-то не знала, что у Матушки есть другие имена! Не надо голову нам дурить, Ворон, — возмущенно выступила вперед Бажена.
— О, я впечатлен, не одна Кошка знает о моем народе, но и Собака, — растянувшаяся на его лице улыбка была столь любезна и вместе с тем неестественна, что Солнцеслава невольно поджала уши. — И впрямь, я из — как вы это называете? — племени Воронов.
— Мы не об этом говорили, — оборвала его Бажена.
Ее смелости можно было позавидовать, но не опрометчивости. Солнцеслава отметила про себя, что ни за что не стала бы так разговаривать с гамаюнами — от них можно всего, что угодно, ожидать.
— У вашей «Матушки» великое множество имен… И Эллиада, и Итн, и Чантиран. Лишь вы, некрылатые, отказываетесь в это верить.
Солнцеслава и раньше знала о связи всех Богинь мира, но сейчас… Не чушь ли это? Не пытается ли он их запутать в собственных сомнениях? Такие они, гамаюны: им ведомо больше, чем простому зверолюду, и как они иной раз воспользуются этими знаниями — невозможно угадать.
— Зачем ты сюда пришел? — наконец, задал прямой вопрос Златоуст. — К чему все эти разглагольствования?
Два горящих желтых глаза обратились к нему, прожигая того изнутри. Но Златоуст оставался непреклонен: стоял гордо, статно, как подобает храбрецу. Солнцеслава им возгордилась и даже сама выпрямилась, хоть страх отнюдь не пропал.
— Ваш век короток, зверолюди, некогда вам учиться терпению, — печально вздохнул гамаюн, злоба исчезла из его взора. — Однако мы не осуждаем. Мы лишь видим закономерности.
— Я спросил: зачем ты сюда пришел? — снова спросил Златоуст, заводя за спину Осоку.
Хотя, судя по ее сосредоточенному взгляду, она вполне могла — и наверняка хотела — покончить с врагом на месте.
— Чтобы привезти вас на Острова Уса, конечно же. Мы осведомлены о вашем походе, князевы избранники, и готовы принять у себя как почетных гостей, — вежливо поклонился Ворон, теперь его улыбка сияла светом солнца и грела теплотой. Умелец примерять на себя разные лица, ничего не скажешь! — Вы собирались к нам, и мы готовы принять вас, разве не хороший расклад?
— Откуда вы знаете о нашем приезде? Мы ведь тайно путешествуем, — напрягся Златоуст. — И с чего бы нам верить, что вы не посадите нас под стражу?
— Все просто: мы с радостью примем вас, поскольку нам не нужно то, что вы с таким остервенением ищете, — пуще прежнего расплылся в улыбке гамаюн.
Солнцеслава от такого заявления застыла. Как так — не нужно? А как же благословение Матушки? Неужели они сознательно откажутся от возможности быть к Матушке ближе всех? Не верила Солнцеслава своим ушам, но верила разуму — у птицелюдей и впрямь вполне могло и не быть повода сражаться за осколки.
— Вы ведь чудеса творите без осколков, так? — предположила вдруг Осока, скромно выглядывая из-за спины Златоуста. — У вас не принят вторичный Избор. Чистые чудеса без проводника.
— Истину говоришь, Болотная Ведьма.
— Откуда?.. — ошеломленная, она отступила на шаг, прижав уши к голове.
— Это зеркало. Мне приходилось видеть его прежде, — его глаза сверкнули в лунном свете. Показалось или?.. — Будем надеяться, что ты окажешься смышленее и терпимее своей предшественницы.
— Будем надеяться, что ты не станешь хитрить во благо лишь себе, Сэванаэллаки Гэхувэ, — грозно взглянула на него Осока, сжимая рукой ремешок от зеркальца.
Ворон улыбнулся. Она знала его? Но откуда?! И, похоже, знала по имени! Солнцеслава узнавала эти изворотливые слоги — то был местный язык, не подвластный изучению.
— Вот и славно, — миролюбиво отозвался гамаюн. — Тогда на рассвете, когда вы прибудете к Островам Уса, прошу вас прибыть к берегам на лодках, без сопровождающих. Очень прошу вас отнестись к нам с той же доброжелательностью, что и мы.
Он вежливо поклонился. Солнцеслава не сдержалась и поклонилась в ответ, ибо был его поклон и впрямь изящен, что показывало вежливость.
После этого вспорхнул Ворон, расправив крылья громадные. Взмыл он и вмиг исчез в темноте облаков. Будто и не было его здесь вовсе — не оставил и следа, как казалось. Однако, обернувшись, Солнцеслава заметила, как Лун присел на корточки и поднял с пола огромное смольное перо.
Глава третья. Об Ирии, Матушкином саде
Ох, и рада же была Бажена наконец с корабля кесарева сойти! Нет, возможность с головой в холодную глубину окунуться ее тоже не радовала, но лучше уж подальше ноги унести, а потом уже как решится.
До того неловким было их прощание, что даже невеста Деменция скривила красны губы в натянутой улыбке.
— Бажена Крепкий Кулак, ты объявляешься почетной гостьей Вондерландии! Мой двор всегда открыт для твоих посещений, — с безобразно-безотказной улыбкой голосил он на всю палубу.
— Спасибо, — коротко буркнула Бажена, прижимая хвост к ногам и сгибаясь от взоров государевой свиты.
— Что же так безрадостно? Не каждому выпадает честь — как у вас там говорят? — завести дружбу с наследником кесаря Вондерландии! — продолжал гордо ухмыляться тот.
— А… Зачем мне она? — пожала плечами она, предвкушая, как у Деменция глаза на лоб полезут.
И не ошиблась она: на мгновение точно его брови взметнулись.
— Как… зачем? — уверенный вид вернулся к нему почти тотчас, но удивления нельзя было не заметить. — Все же хотя…
На этом не выдержала Бажена и выпрямилась, понимая, что Деменций навряд ли что-то выучил на всю их недолговечную дружбу. И ей бы хотелось на него взбрыкнуть, но…
— По долгам оплатил — и то хорошо. Большего я от тебя не жду, — беззлобно отмахнулась она, — и видеть тебя больше не хочу. Хватило.
— Я думал… — как бы ни изображал спокойствие, приуныл Деменций.
— Ну, все мы думаем, — выпалила Бажена. Рядом тяжело вздохнул Златоуст, но она не задумалась почему. — Только вот, кесаревич, на почести не рассчитывай, один раз подтерев за собой хвосты. Дружбы на выгоде не построишь, и я не настолько наивна, чтобы этого не знать.
— В крайнем случае, я надеюсь, что сослужил хорошую службу, — поклонился тот с серьезнейшим видом.
Бажена едва не прыснула о смеху. Ну и забавный все-таки! Пока он не успел выпрямиться, Бажена протянула к нему руку и одарила тем мощным щелбаном, которому ее научили в детстве братья. Младший кесарь от такого аж ухватился за лоб и замычал, а воины его — насторожились, оружия повскидывали. Но Деменций успокоил их одним движением руки. Рассмеялась Бажена и сказала негромко:
— Удачи, малыш-Деми.
И развернулась, направляясь ко спущенной лодке. Назад она больше не смотрела, нарочно или нет, но не хотелось ей видеть этой распрекрасной голубоглазой рожи.
С «ухом» богатырским опустившись в лодку, вжалась Бажена в задний край и наотрез отказалась сдвигаться. Златоуст молча попытался всучить ей в руки весла — помотала она головой. А если она их опрокинет? Еще чего. Не любит она эту качку, с каждым движением как будто лодка вот-вот перевернется. Ну уж нет!
Так и принялись грести Златоуст с Луном. Вот, зверам сильным же работа! А она зверица. Хоть и сильная. Но зверица. Бажена сама себе улыбнулась.
Лодка тронулась. Слышала Бажена прощания, но не уподобилась скачущей из стороны в сторону Солнцеславе, не стала отвечать. Хотелось побыстрее уже отплыть, оторваться, позабыть все, что там было… Кроме тепла под сердцем. Бажене нравилось наполняться чудесами и ощущать жар земли, на корабле засыпать, окунувшись в тепло чудес, было единственным приятным занятием.
Кроме, разве что, песенок Солнцеславы. Бажена не могла не признать: умеет эта Кошка петь сладко, играть убаюкивающе. Как и во всем, что касалось искусств, в колыбельных Солнцеслава разбиралась отлично.
