— И причем здесь Бажена?
— Бажена… — Кесарь Деменций отвел взор, точно вспоминая что-то удивительное. — Госпожа своей боевой яростью покорила Амат — любимого питомца самого Великого фараона Косея. Время от времени он выпускал Амат сражаться, и та в мгновение ока раздирала противника на куски, однако так вышло, что вашу спутницу она даже не ранила, более того, сама была серьезно изувечена. Сам фараон вышел на бой и обезвредил…
— Мне это перестает нравиться… С Баженой все в порядке? — взволновался Златоуст.
— О, безусловно, все хорошо, у нее лишь небольшой синяк на голове. Судя по шрамам на ее теле, она худшие времена переживала.
Златоуст про шрамы и не знал. Не мудрено: не то чтобы он смотрел на тело Бажены. Но шрамы все же оказались для него открытием.
— И ты хочешь…
— Ах, да, — вспомнил будущий кесарь. — Я так и не озвучил задание. Дело в том, что южный союз Вакимбизи — союз Изгнанников, если по-берски — уже не менее века держит в страхе весь Та-Ааи…
— А можно без лишнего приукрашивания? — попросил Златоуст, которому все эти воспевания войн были излишне чужды.
— О-о-у… — разочарованно протянула Солнцеслава. — Тебе не любопытно послушать?..
— У нас на это нет времени, — оборвал ее он. — Прошу, кесарь Деменций, продолжай.
— Тогда буду краток и, с вашего позволения, предельно честен, — оглянувшись, наследник вондерландского престола откашлялся и произнес голосом ровным, спокойным: — Вакимбизи находятся во вражде со всем Та-Ааи, и Великий фараон Косей, дабы заработать уважение среди других союзов и поспособствовать их объединению, естественно, под своим началом, хочет лишить Вакимбизи их основного оружия — осколка, по свидетельствам многих, обладающего необычными силами.
Осколок! Златоуст старался не подать виду, придержав завилявший хвост. Опыт эллиадский научил его держать язык за зубами, это уж точно.
— А что тебе с этого, кесарь Деменций? — сощурился Златоуст. — Если это, конечно, не государственная тайна…
Наследник подозрительно сощурися и вместе с тем… как-то разочарованно выдохнул, точно не хотел он поднимать этот вопрос, но вынужден был объясниться. Спустя мгновение, он все же ответил:
— Так вышло, что цель уничтожить этот проклятый союз Изгнанников у нас с фараоном совпала. Во время путешествия вондерландского посольства по землям Та-Ааи с целью оказания помощи голодающим, моя невеста была похищена Вакимбизи. Теперь они требуют немедленного признания их единственным истинным государством, благословленным Чантиран — их, конечно же, единственной и всемогущей богини. И, безусловно, мы могли бы дать словесное обещание и для виду потанцевать с бубнами, если бы не их условия. В обмен на мою невесту они требуют столько вондерландского оружия, что каждый их воин будет вооружен.
Вдруг принц опустил голову. Застыл Златоуст: в каком же ужасе был кесарь Деменций перед этим союзом! Похоже, эти Вакимбизи очень крупно насолили Та-Ааи. И жестокости им наверняка не занимать, но это Златоуст уже надумывал, чего делать не стоило — надо сохранять трезвость ума.
— Получается, ради ваших властолюбивых убеждений и исправления ваших ошибок моя подруга должна жертвовать жизнью? — презрительно сощурился Златоуст. — Пойти против каких-то кровавых дикарей в одиночку?
— О, нет, конечно, мы предоставим вам войско, больше того — я лично пойду с вами! — произнес кесарь Деменций так, будто это должно было осчастливить Златоуста, но тот едва не выдал, наверное, неожиданный для кесаря ответ:
— Пожалуй, мы…
Если бы Златоуста не перебило радостное:
— Мы согласны! У нас, конечно, выбора не было, но мы участвуем. О, и ты тут, пурин, который сидел рядом с фараоном!..
Златоуст обернулся: ну и рад же он был этим грузным шагам! В сопровождении двух рослых зверолюдей рассекла Бажена помещение вмиг и остановилась рядом с другом, живая и здоровая, и даже бодрая духом.
— Бажена, они же тебя на верную смерть посылают! Как ты…
— Верная смерть — это как раз по мне! Изгоним этих тварей и освободим Та-Ааи! Чем не добрый и славный поступок?
Глава пятая. О чудищах, что только загадками говорят
Наконец покинули они пределы злосчастного заморского города. Сердце у Осоки замирало от вида этих треугольных изваяний, подобных горам, только выложенных из безликого камня. Солнцеслава сказала, что в них хоронят царей здешних — фараонов. Только не понимала Осока: на что они эти гробницы ставят посреди города? Спросить она не решалась: не давало рта раскрыть чувство гнетущее, рвущее на куски.
Все — от безжизненных домов до вымученных криков рабов — все здесь так и пылало зноем. Не могла снять поневы Осока, не позволяло ей берское глупое упорство, а хотелось освежиться, высвободиться из душащих оков жары. Благо, гордость все же дозволила ей надеть головной убор, что защищал от палящих лучей. Убор напоминал больше простецкую повязку, расшитую черным и синим бисером. Ощущения от нее были до того неприятные, что Осока время от времени сбрасывала убор на руки и шла без него, но после пары долей вспоминала, что голова-то кружится от жара, и возвращала убор обратно на голову.
Не прошло и полдня, как собрались воины Союза Богини-Кошки и Вондерландии в дорогу. Путь их лежал на юг, где и расположились эти загадочные Изгнанники. Ну и броское же имечко они себе выбрали, эти враги-злодеи! Мало верила Осока в то, что этот народ, что держит в страхе весь Та-Ааи, и впрямь так страшен, как его малюют. Не страшнее этого Великого фараона Косея, которого Осока воочию не узрела, но уже наслышалась достаточно, чтобы захотеть сбежать от него куда подальше.
Вот и удалялись они мерно города-огромных-и-жутких-изваяний, и Осоке становилось с каждым шагом все легче и легче. Точно давили эти громадины ей на плечи, точно затмевал глаза свет солнца над пирамидой, точно ноги не шли по гладкому обтесанному камню дворца.
Но теперь-то под ногами родная пыльная дорожка. Даже такому радовалась Осока. Рядом пыхтел и бухтел Златоуст, приговаривая, как ему все это не нравилось. И ей не нравилось! Чувствовала Осока, как с каждым проведенным в этом месте мгновением ее все больше смаривала хворь. Чутье ведьмовское подсказывало, что здесь витают вильи силы, да вот какие — Матушка их знает. Силы небесных вил, которые прислуживают самой Матушке, или злостных мар — тоже незнамо. За исключением Избора, Осока не занималась волховством, чтобы такое знать наверняка.
Лун плелся следом за ними, но вскоре его постигла усталость, ведь он почти не спал. Охранял Солнцеславу и приглядывал за всеми, точно неотступная тень. Осока побаивалась его всевидящего взора, но пока не совершал он ни одного подлого поступка, не воспользовался тем, что его не замечают. И то хорошо.
Бажена и Солнцеслава же не сказать, что нашли общий язык, скорее нашли общее стремление дружно донимать заморского недогосударя. Златоуст предупредил, что кесарь Деменций не вечно готов на их вопросы отвечать, но им хоть бы что: висели на его шее, одна расспрашивала про войну, другая — про здешние порядки. Как быстро же обе отошли от страха! Осока и не думала, что такое возможно. Она-то точно на такое не способна.
— И что же эти Вакимбизи сотворили столь подлого и гнусного, что их изгнали? — спросила Солнцеслава, то забегая вперед будущего кесаря, то наступая тому на пятки.
— О, Вакимбизи не совершили ничего столь… неприятного, — осторожно отвечал тот. — По крайней мере, столь неприятного, чтобы на это обратили внимание все зверолюди Та-Ааи.
— И почему они тогда себя Изгнанниками зовут? — спросила уже Бажена, сдвинув брови.
— Они сами себя изгнали, — самодовольно усмехнулся кесарь.
Знал же ведь, что удивит. Даже Осока подобралась поближе, прислушалась, но сама говорить не решалась.
— Дело в том, что они не могут уживаться среди прочих народов, — пояснил кесарь Деменций. — У них очень большие… Хм… Как же это слово по-берски?
— Какое? — завиляла хвостиком Солнцеслава.