— Я хочу нас защитить!..

— Ты нас погубишь!

Спустя мгновение Осока все же успокоилась и застыла в руках Златоуста. Тот не отпускал ее, хоть на его лице и застыло выражение боли: зеркальце Осоки по-прежнему отвергало его. Постепенно ослабил хватку Златоуст, отодвинул ладонь от глаз и положил на голову. Вторую руку он было оторвал от зеркала, но Осока ту схватила и прижала к плечу. Обернувшись, бросила она вновь осознанный взор на Златоуста, внутренние краешки ее густых бровей виновато взметнулись. Златоуст косо улыбнулся, обнажая ямочки, и погладил ее по голове.

— Еще раз так сделаешь — укушу.

Осока слабо улыбнулась в ответ.

Солнцеслава бы продолжала изумленно наблюдать за ними, если бы не рычание. Мощное, точно кипящая в огромном чане вода. Обернулись князевы избранники и обнаружили, как направились на них грозные взоры чужеземцев.

В глазах их смешались и пламенная злоба, и хладный страх. Подбирались они, обступали, верно, напасть собирались, но не могли: показала им Осока, что способны они за себя постоять. Длилось-тянулось молчание, Солнцеслава была уверена: ни они, ни эти неведомые зверолюди не знают, что делать.

Показалось, что прошла вечность, прежде чем отворилась дверь, ворвался в нее юнец, пурин статный, и раздался его громовой голос:

— При, снДм! — вырвалось из его уст, и посторонились дикари.

Он носил кожаные доспехи с красно-алыми пластинами. Его одежда не походила ни на что, увиденное Солнцеславой до этого. Этот человек явно нездешний: такой же путник, забредший сюда по воле Матушки, как и они.

— Отойдите, пожалуйста! — внезапно заговорил он на их языке родном, берском.

— О, Матушка, спасибо! — вскинул голову Златоуст. — Что тут происходит, сударь? Нас приняли за рабов…

— В этом ты прав, — бегло отвечал незнакомый пурин. — Я искренне извиняюсь за то, что мы обрекли вас на столь незавидное положение, теперь вы свободны. Ваша достопочтимая спутница…

— Бажена? Что с ней?! — взволнованно дернулся Златоуст.

Его было попытались остановить воины, но юнец сделал повелительный взмах, и те остались на месте.

— Ваша достопочтимая спутница удостоилась чести стать представительницей Великого фараона Косея! Прошу за мной.

И юнец вышел, оставив за собой лишь напряженное молчание и множество вопросов.

Глава четвёртая. О вольных невольниках

Как «проводница фараона»? Что это вообще значит? Неужели опять вляпались они в неприятности?

Ух, как ненавидел Златоуст эти разборки властолюбцев! Но поделать ничего не мог. Похоже, слова государя здешнего для народа были чем-то вроде божественного слова. Непривычное слово — божественный. Откуда оно в их языке? Почему кажется таким знакомым?

Жаль, что Златоуст этими вопросами не озадачивался.

Так или иначе, рассекали они каменные ходы следом за неизвестным пурином, пока тот отдавал приказы на языке местных. А сам-то юнец был, судя по всему, из Вондерландии, что соседствовала по морю с Эллиадией: с плеч его спускался плащ со знаком их страны — птицей-фениксом, поднимающей Игнис, северное солнце.

Златоуст был смекалист, но чтобы знать столько языков… Мечтать он не мечтал о таком, но не отказался бы от возможности знаниям таким запросто и за недорого обучиться. Тем более, попадая в такие передряги, он в способности связывать чужеродные буквы ой как нуждался.

— Так не соблаговолишь ли объясниться? — собравшись с мыслями, остановил Златоуст их спасителя за плечо, украшенное лямкой из плотной кожи и золотых узоров. — Давай представимся друг другу, не ходить же безымянными! Если удобно, я могу говорить на эллиадском с уважительным обращением «вы». Вдруг берская невежливость смущает.

Златоуст знал, что обращение к ним «вы», которым пользовался юнец, было не совсем верным переводом эллиадского вежливого обращения. В берском так только к нескольким зверолюдям обращались. У беров уважение к собеседнику выражалось совсем иными словами, к чему человек навряд ли способен привыкнуть.

Сперва опешил юнец: обернулся, глазами голубыми, точно цветочные лепестки, захлопал. Златоуст, конечно, не знаток человеческой красоты, но от этого иноземца зверки из Белоподножья точно бы в обморок попадали.

— О! Как невежливо с моей стороны, — незлобиво промолвил он без следа режущего слух говора. — Мое имя — Деменций Феликс Вондер! Не уверен, что вы осведомлены...

— Сын кесаря Вондерландии?!

Солнцеслава поперхнулась воздухом. Сделал бы и Златоуст то же самое, если бы хотел растерять и без того пошатнувшуюся возможность вызвать уважение у будущего кесаря.

— Прошу простить, что не признал. Познакомиться с тобой — да не будет будущий правитель Вондерландии оскорблен берским невежеством — высшая честь...

— Что ты… Все хорошо, я понимаю, как среди беров принято выказывать уважение. В выражении любезностей вы мне пока не обязаны!

Слово «пока» заставило Златоуста дрогнуть и в очередной раз задуматься о размерах той передряги, в которую они влезли.

Где-то внутри он по-прежнему надеялся, что перед ним какой-то нерадивый шутник, но сомневаться в его положении не позволило то, как лихо он их спас от оголтелых дикарей. Может, он все-таки — как у них там заведено — легат или кто пониже? Пожалуйста?

— Что ж... Твое…

— О, прошу! Просто кесарь Деменций.

— Кесарь Деменций, что за ужас здесь творится?! — встряла в разговор Солнцеслава. — Кошмар, эти изверги пытались оценить меня как какую-то... какой-то...

— Товар? — предположил тот. — Я соболезную, но вам пришлось попасть в руки к работорговцам. Они... не очень разборчивы, если можно так выразиться.

— Какой стыд, какой срам!.. — в последний раз воскликнула Солнцеслава и показно откинулась в руки Луну.

Тот поймал ее, хоть и был удивлен.

— Я невероятно сожалею, что вам пришлось пережить столь душераздирающие страдания, но я вынужден поторопить вас, — произнес кесарь Деменций с явным сожалением в голосе. Хотя Златоуст, посудив по предыдущим словам будущего заморского государя, в искренность этих сожалений мало верил. — Мне и господам из войска фараона Косея необходимо согласовать с вами несколько чрезвычайно важных вопросов.

— И что же это за вопросы? — осмелился гордо спросить Златоуст, сощурившись в подозрении.

— Как же! Детали нашего путешествия, конечно же, — торжественно провозгласил кесарь Деменций, точно было это каким-то святым событием.

— К-какого путешествия? — засомневалась уже Осока. — Мы ни на что такое слова не давали!

Внезапно посерьезнел будущий вондерландский правитель и проговорил голосом холодным, душу леденящим:

— Увы, вынужден сообщить, что приказы Великого фараона Косея неоспоримы. Покорнейше прошу следовать за мной, иначе мне, как бы я тому ни сопротивлялся, придется повести вас силой.

Тут-то и понял Златоуст: как он и думал, не собираются им задаром помогать. И оттого яро захотелось узнать: что же такого предложила грозному царю Та-Ааи Бажена, что выторговала им, пусть и частичную, но свободу?

Однако расспросить провожатого Златоуст толком не успел: припустил ходу кесарь Деменций, оставалось лишь поспевать за ним. Рассекали путники возвышенные дороги, откуда всякий житель Та-Ааи был виден. Особо приметил Златоуст скопище рабов, что тащили за собой повозку с изваянием, судя по всему, государя: у существа было каменное тело и голова льва — если, конечно, Златоуст не ошибался с названиями местных диковинных зверей, — а голову ту венчало украшение, название которого Златоуст не знал.

— Мы на… Мы на Та-Ааи, да? — подскочила к нему Солнцеслава, с любопытством водя усиками-палочками.

— Только догадалась? — без язвительности, а скорее с удивлением спросил Златоуст.

Та, однако, оскорбленно надулась:

— А ведь в своем сне беззаботном могла я увидеть пирамиды, да!

— Я думал, ты догадаешься по местным…

— Конечно, я же всех и каждого чую, вот этот — бер, а этот… Не знаю, как зовут жителей Та-Ааи.