Сквозь тьму разглядела она свет, струящийся из-под каменной стены. Проведя у той рукой, Осока ощутила прилив силушки: осколок потеплел, а стена начала подниматься.

Свет ослепил Осоку, но она всё равно сделала шаг вперёд. Когда взор прояснился, услышала она громкое:

— Осока! Ты слышишь меня?! Осока!

Очнувшись, она вскинула голову и оглядела, где находилась. Дыхание засвистело в груди. То была точно не коморка! А подземелье, в котором, наверное, целый дворец поместился бы. Округлый, точно яичная скорлупка изнутри, потолок, изображал извивающегося дракона красного, что головой указывал на престол, искрящийся в красном свете чешуек дракона.

А под потолком — искусные ходы, с тупиками и перекрёстками, точно созданные, чтобы запутать. И те ходы не были пусты. Кое-где лежали кости, усыпанные горами золота. За поворотом — из камня вытесанные изваянья-воины в доспехах диковинных, пластинчатых, с горящими глазами-самоцветами. А рядом — плиты с буквами-чёрточками, отдалённо похожими на те, какими покрыт город на поверхности.

Между потолком и полом, на небольших выступах стояли Златоуст, Бажена и Солнцеслава. Златоустов оклик услышала Осока и замерла: и что отвечать? Она вспомнила, что в страхе побежала вперёд, и подземелье схватило её, обеими руками, и заперло во тьме. Ничего не объяснила, придётся ли теперь?..

— Осока, всё хорошо? Ответь, прошу! — пытался перекричать эхо от потолка Златоуст, но Осока лишь вжалась в стенку, что за ней запахнулась.

— Да не слышит она, Златоуст! Её, видно, чем-то ударило, когда двери за ней закрылись! — отвечала Бажена, что стояла к нему ближе всех. — И вообще, мне не нравится это место… Сейчас свалюсь, Матушка!

— Не бойся! — воскликнула вдруг Солнцеслава, и Осока обернулась к ней: она же была совсем близко, по левую руку. — Тут под ногами — твёрдый пол! Просто невидимый!

И выскочила — у Осоки сердце подскочило, — и выстояла Солнцеслава, заплясала гордо, хвостом завиляла на… воздухе. Смотришь на неё и дивишься — как ей удаётся быть такой беспечной и такой удачливой?

Тут же выпрыгнула и Бажена, походила и выдохнула:

— А я уж думала, меня не выдержит!

— Осока!

Закрыла она глаза: не хотела смотреть. Только услышала глухие шаги, быстрые, стремительные. Вжалась в стенку: нет, она не сможет, не выдержит, сердце остановится!..

Сильные руки обхватили её, и она дрогнула. Матушка… Почему это тепло так близко и так далеко?

— Осока, я так волновался… Зачем ты убежала тогда от нас? Без объяснений, без всего…

— Злат… Не хочу тебя обидеть, но, мне кажется, тут что-то не так.

Баженовы слова ранили только больше. Да, не так! Златоуст не хотел бы, чтобы Осока закрывала глаза. Но она не могла, не могла этого видеть.

— Осока… Открой глаза, — пролепетал Златоуст. — Ты же не плачешь? Осока, всё хорошо…

Выдохнув, Осока, справившись с застывшим в горле страхом, открыла глаза.

Его глаза… Такие зелёные… и голубые… точно болотце, переходящее в озеро.

Как тогда, впервые, в Звёздграде. Он хочет помочь. Разве помощь — это плохо?..

Для Болотной Ведьмы — да.

— Я потом всё расскажу, — старалась говорить Осока так спокойно, как могла. — Сейчас не время стоять на месте.

— Ты права, — сказал Златоуст, помешкав. — Но… обещай, что расскажешь правду. На этот раз — всю.

— Я… постараюсь, — увильнула взором Осока.

Вдруг совсем рядом появилась и Солнцеслава, сердито поджавшая губы, усики-палочки стояли торчком.

— Осока! Пойми, мы тебе зла не желаем. Мы на твоей стороне и заслуживаем правду!

С другой стороны высунулась Бажена, но сжалась скромно, даже со своими телесами выглядя стеснённее Солнцеславы.

— Осока… Ты нас спасла. Какой бы ни была правда, она спасла нам жизни. Мы примем её.

Если бы они знали… Осока вздохнула.

— Обещаю рассказать всем. И Луну, который нас ждёт.

Припомнив о нём, все тут же расступились. Златоуст, отвернувшись, вскинул взор к потолку и проследил что-то взглядом.

— Я заметил, что верный путь по этим ходам прокладывает дракон, — указал он пальцем на чудовище. — Если идти по рисунку, можно попасть точно к осколку.

— Хорошо! Значит, надо провести по нему Луна, я попытаюсь докричаться сквозь пол! — заявила Солнцеслава и было уже открыла рот, но Осока её прервала:

— Не получится. Это чудесная стена. Её можно открыть, только если уметь развеивать эти заклинания, либо если эта стена зачарована и требует иного способа открытия.

— Учитывая ту историю с братьями-царевичами… Я понял, что наши выступы стоят ровно рядом с испытаниями, которые кроются в ходах, — продолжал Златоуст. — Если мы все встанем на нужный выступ, то легко проведём Луна по ходам.

— А… Какие нужные? — почесала голову Бажена. — Наверное, я бы могла помочь с теми воинами в камне! Они только и ждут, чтобы ожить, я уверена.

— А я — с теми, что на другой стороне! — подметила Солнцеслава. — Один мой крик — и они лягут!

— На мне — ловушки. Я чувствую под ними замершие чудеса… Сдаётся мне, что они взрываются, если на них встать, — взялся за второе испытание Златоуст. — А на тебе, Осока, осколок. Уговор? Ты с ними справляешься получше нас всех.

— Хорошо…

Вдруг скрип донёсся издалека. Чуткие зверолюдские уши его тут же услышали.

Послышались шаги. В гулкой тишине они раздавались чётко — Осока мигом на них обернулась. А вот и Лун! Вышел из распахнувшихся дверей, так и ждущих его прибытия. Он, маленький и напуганный, сгорбился и шёл с кинжалом в вытянутой руке, точно врага за каждым углом ждал. С ужасом заметила Осока на его лице и руках тонкие ранки и цветастые синяки. Что же с ним делали в плену императорском?! Будто камнями закидали или чего похуже…

Судя по всему, Осоку и других он не увидел: его взор пробежался по потолку, но не остановился на них. Кивнув друг другу, Златоуст, Бажена и Солнцеслава разбежались, Осока лишь немного помедлила и тоже кинулась к своему выступу. Выглядел Лун так похоже на… Осока опомнилась прежде, чем мысли успели её захватить.

Дальше ей оставалось только ждать. Смотреть и ждать мига, когда можно сорваться с места.

Надежда Осоку не подвела: Лун испытания проходил с достоинством. Сперва он осторожно ступил за стены и двигался тихо, осматриваясь и озираясь.

Воины появились вдруг — из ниоткуда. Они выросли из стен, похожие на грибы, растущие из древесного ствола. Бросились на Луна, но не тут-то было: Бажена с Солнцеславой уже приготовились помочь.

Хоть за одинокого Луна и переживало сердечко, сам он оказался отнюдь не беспомощным: юрким хвостом увиливал он от врагов, лёгкой рукой их путал. А сталкивались они лбами до того глупо, что Осока едва не засмеялась! Скакал он меж ними, точно танцевал, искусно и умело, словно всю жизнь только к этому мигу и готовился. Оружия воинов сверкали рядом с ним, но он их обходил и перепрыгивал, будто видел, где они будут в следующее мгновение.

Тогда-то и подготовились Бажена с Солнцеславой. Под ногами Луна затрещал околдованный Баженой камень, и неловкие воины попадали наземь, застряли в провалах, выбраться им не хватало умишка. Но Лун-молодец ловко застыл в уголке, удивлённо уставившись на раскиданных воинов. Когда их неожиданно снесло невидимой волной Солнцеславиной песни, Лун совсем опешил. Посмотрел он наверх и, хоть его взор и прошёлся по выступам, никого, видно, не заметил.

Но — даже если он не знает — подмога всегда будет рядом.

Лёгкая песнь подняла пылинки и повела Луна ветерком сквозь запутанные ходы. Улыбка озарила лицо Луна: всё-таки голосок Солнцеславы, ведущий его вперёд, не узнать невозможно.

Ведомый песней, добрался Лун до ловушек. Тут вступал в дело Златоуст: как только Ящер пытался вступить на плиты и ловушка было срабатывала, она вдруг подскакивала на месте и замирала. Напряглось лицо Златоуста, и Осока даже хихикнула в ладошку: он всегда выглядел презабавно, когда хмурился и щурился. А от мечущегося хвоста, как всегда, поднялись облака пыли! Так и провёл Златоуст Луна по ловушкам, а тот, ничего не понимая, вновь ринулся вперёд за Солнцеславиным голоском.