Сгорбившись у стенки и прижав ноги к животу, пыталась Солнцеслава Кошачьим ноготком подцепить замочек оков. Не получалось, но повод ли это сдаваться?

И как же так вышло, что эти супостаты пернатые ее, вечно свободную и несломленную, сюда посадили? Обманули, подвели и заперли в четырех стенах! Ну, она им и покажет, каково связываться с ней — Солнцеславой Соловьиным Сердцем.

Уши, наконец, услышали душераздирающий скрип. Солнцеслава подскочила на месте, опустив руки и удивленно взглянув на открывающуюся дверь. Пораздумав, посчитала она, что негоже ей с личиком беспомощным по сторонам озираться, стоит показать злым птицам, что ей не страшно!

Хоть это было и не совсем так…

— Выходи, — коснулся ее нежных ушек говор страшный.

Сощурившись, увидела Солнцеслава воина из слуг покровительницы-Орлицы. Пришли ее выводить, значит. Под руки? Ну нет, свою ручку таким-то остолопам она не подаст.

Гордо поднявшись, Солнцеслава пошатнулась и на ногах неровных направилась к выходу. То не изменило ее величавой осанки. Медленно она будет идти, да гордо!

Впрочем, терпения у крылатых мучителей было достаточно. Выпроводили они ее и, обступив спереди и сзади, повели куда-то. С той стороны веяло теплым ветерком.

Пока Солнцеслава оглядывалась по сторонам, пытаясь понять, что ей делать, один из птиц остановился позади. Обернувшись, Солнцеслава заметила, как схватила его лапу чья-то мозолистая широкая ладонь.

— Куда ты ее повел, курица неощипанная? — донеслось из темницы.

— Бажена!.. — взволнованно охнула Солнцеслава, но тут же вновь обрела самообладание. Нельзя показывать страх, леденящий душу, наружу его выпускать!

Смотрела Бажена на схваченного стража со звериным оскалом. Готова драться, несмотря ни на что! Солнцеслава гордо улыбнулась.

— Придет и твой черед, — спокойно отозвался воин и выскользнул из хватки.

Напоследок оттолкнув Бажену вглубь, он направился к Солнцеславе. Бажена же, вновь высунувшись, вскрикнула:

— Не трусь, Солнцеслава! Мы найдем способ…

Но не успела она сказать, как птиц вновь развернулся и оттолкнул ее. На этот раз он остался, а второй, что шел спереди, схватил Солнеславу за нежную рученьку. Возмущенная, она попыталась вырваться, да не вышло. Зато вышло воскликнуть напоследок:

— Я вас жду! Не подведите!

И ее обернули, так и не дав увидеть, что случилось с Баженой.

Вскоре ее все же отпустили и вели долго, по нескончаемым ходам. Слыша голоса отчаявшиеся, пожалела Солнцеслава, что сетовала на прежнюю тишину.

Завидев свет Матушкин, Солнеслава едва не сорвалась с места — ее остановило крыло воина. Выпрямившись и посмотрев ему в глаза, Солнцеслава совладала с радостью и поплелась за ним, стараясь выглядеть, будто никакие лучики животворящие не достигали ее запуганной души.

Вывели ее к краю небесного острова. Под ногами вниз сорвались несколько неровно лежащих камушков. Дернувшись, шагнула Солнцеслава назад, распрямив хвост распушившийся. Они что, ее сбросить вздумали? Как бы не так!

— Держись крепче, — посоветовал вдруг птиц и взмахнул крылами.

Поднявшись выше ее головы, он подхватил ее за подмышки когтями холодными и твердыми, как само железо, и сорвался с ней вниз.

Советовал он держаться, и Солнцеслава где-то внутри так хотела ухватиться за его сильные пальцы, покрытые чешуйками, однако гордость так и кричала: «Кто ты такая, чтобы он тебе указы раздавал?!» И держалась Солнцеслава за себя саму, держалась, стараясь не смотреть в необъятные просторы небес под ногами.

Вскоре он все же поднес ее к месту. Узнала Солнеслава эту округлость, похожую на ровное гнездо… То самое место, куда ее Манаса за осколком водила!

Ахнула Солнцеслава, не в силах идти дальше. Хоть и приехали они за осколком, она была уверена, что нынешний миг — тот самый, когда стоит за этот осколок побороться. Знала она, что осколок делает с неподходящим ему хозяином… И старалась об этом не думать.

Подтолкнул ее воин, и пришлось идти вперед. Ноги становились все менее ровными: куда уж, когда с каждым шагом страх все больше перекрывает хваленую гордость?

Когда она вошла к осколку в хоромы, ей в глаза ударил солнечный свет. Струился он сверху и заливал все, до чего докоснулся. Когда взор прояснился, Солнцеслава увидела вокруг осколка множество птиц. Кто-то сидел на изваяниях, кто-то — под крышей. Кто-то стоял в тени и смотрел на нее, сощурившись хитро, злобно. Подойдя поближе, увидела Солнцеслава три знакомые птицы — Аракшакайек — и одного знакомого Ящера, старавшегося тесниться в угол, но, как увидел ее, вышедшего на свет.

Вырвался выдох. Они… Они хотят, чтобы кто-то из них смотрел, как второго истязают? Чтобы один страдал за другого еще больше и стало еще больнее?

— Солнышко…

Лун почти выдохнул это. Окончательно страх сковал Солнцеславу: остановилась она на месте, пораженная. Уши опустились, хвост прижался к ногам.

— Приветствую, Солнцеслава Соловьиное Сердце, — произнес глубокий голос, в котором узнавалась покровительница умов — Манаса. — Как жаль, что нам пришлось столкнуться здесь и сейчас. А ведь я до последнего была уверена в тебе и даже хотела попросить расправиться с той горделивой нахалкой, Болотной Ведьмой, но ты… предала меня, Солнцеслава.

Молчала Солнцеслава. Ее взгляд видел только приближающихся птиц, но будто перестал различать.

— О, я же говорил, Манаса, знания Варнават Ве нам еще пригодятся. Кошка и Ящер все же оказались любовниками, как она и говорила, — не без отвращения произнес, похоже, Ворон, покровитель соглядатаев. — Слишком уж мой друг… бывший друг был неосмотрителен, наблюдая за жизнью спутницы.

— И опять все дошло до казни… Когда же с последствиями ваших решений не придется расправляться мне? — неуместно-шутливым голосом отозвалась, видимо, третья Аракшакайек — Юддая, покровительница воинов. — Некрылатые так тупы и наивны… Единственной смышленой зверолюдкой на моей памяти была та, что развязала восстание на Агнанеи.

— Только вот эта «смышленость» нам дорого обошлась, Юддая, если помнишь, — поправила ту Сова. — Если бы не ее ненависть ко всей власти в мире, может, она бы и послужила нам хорошим союзником… Не то что эти.

— Действительно, — согласилась Орлица. — Князевы избранники… Ха! Неужели Царьку некого было больше послать? Или у него была какая-то мысль, согласно которой все его «избранники» должны были умереть в пути?

— Определенно неразумная мысль, но разве когда-нибудь некрылатые отличались хотя бы малой частичкой разума? — вставил Гэхувэ.

Запутавшись в их речах, Солнцеслава, наконец, позволила себе выпалить:

— Что за ужасную маровщину вы тут устроили? Что происходит?!

Три птичьи головы обратились к ней, прожигая взором. Глаза их — их всех — горели желтым огнем.

— До сих пор не догадалась? — с усмешкой спросила Манаса. — Как жаль. Сэванаэллаки, не будешь ли так любезен…

Ворон мрачно кивнул и обратился взором в сторону Луна. Позади того тут же оказались двое птиц, одетых в черное, с литыми железными клювами.

— Дружок, не подскажешь подружке, что мы имеем в виду? — по-неживому улыбнулся Гэхувэ. — Тебе ведь все уже объяснили.

Взгляд Солнцеславы был прикован к Луну. Но тот — вопреки всему — сперва напугано дернулся, но потом опустил голову. Помедлил. И поднял уже менее напуганные, но по-прежнему округлившиеся глаза.

— Покровители думали, что мы обучены искать осколки, ведь нам удалось заполучить два из них. Чтобы расположить нас к себе, они предложили осколок сразу. И хотели с нами договориться: мы бы помогли им, а они бы исполнили все наши мечты. Но мы оказались не теми, кого они хотели увидеть…

— Спасибо, друг мой, я закончу сам, — оборвал его Ворон, и Луна подхватили крыльями под руки. — С самого начала мы сказали, что осколок нам не нужен… То, что осколок нам ни к чему, это чистая правда. Наши чудеса гораздо умелее и обширнее ваших, зеркала нас только сдерживают. Но и отдать осколок кому попало, понимаешь, мы не имели права. Уруваккиявар не дала бы нам его просто так. Осколки должны были оказаться в хороших руках, но, увы, пока такие не отыскались. А эти руки, в свою очередь, могли бы послужить нам хорошую службу.