И вправду! Они же встречу на представлении назначили. Где он мог бы быть? Задержался? Или стоит где-то, неприметный? Хотя сложно не заметить Ящера в толпе птицелюдей! Тем более, одинаково одетых. Бажена только заметила, что были на птицах Агнанеи белые платья, ничем не испачканные, светящиеся чистотой. Она даже смутилась: они со Златоустом как-то не вписывались со своими доспехами, но другого им не выдали. Решили, что для них это не так важно?
Теперь потерять беловолосого Луна с белыми чешуйками казалось Бажене не таким уж удивительным.
— Бажена… Глянь.
Она обернулась к Златоусту, тот кивнул в сторону ветвей, но Бажена вскинула голову так, что другу пришлось шикнуть. Поняв, что это слегка подозрительно, Бажена тут же вернулась в прежнее положение и старалась наблюдать одними глазами.
В ветвях виднелось шевеление. Навострив ухо, Бажена поняла, что и впрямь что-то слышит. Слышит шуршание, тихие, как легкий ветерок, разговоры…
— Мне определенно не нравится, что здесь происходит, — пробурчал Златоуст.
— Да ладно, может, это птицы… другие птицы, которые маленькие, — коряво предположила Бажена, стараясь не обращать внимания на навязчивые мысли.
— У меня плохое предчувствие, — уверенно выдал Златоуст. — Если что, я хватаю Осоку, а ты Солнцеславу, а потом…
Но его прервали. Прервал голос, неожиданный и поражающий, словно гром среди ясного неба. Опустила Бажена уши: настолько был всеобъемлющ этот голос, что каждой частичкой тела она дрожала, когда слышала его.
Она не разбирала слов. Голос звучал грозно и громко, во всеуслышание. Разносился эхом и проникал внутрь, как река из-под прорванной плотины. Глубокий и гулкий, он окутывал изнутри. Привыкнув к нему и смирившись, Бажена все-таки посмотрела наверх, приподняв надкусанное ухо.
То была Сова — та самая Манаса, что повелевала умами. Опускаясь к ним, она закрыла собой солнце, на миг став им. За ней — другие Аракшакайек, мерно крутясь, пока их когтистые лапы едва не коснутся древесных подмостков, остановятся всего в нескольких хвостах от них. А уже за ними спустились слуги покровительницы умов.
Их звонкие, чистые голоса разбавили, а затем сменили пение Манасы. По сравнению с ней, большой и важной, они казались птенцами. Среди них была и Солнцеслава. Совсем как цветок: в богатом, красочном платье со множеством складочек-подкладочек, оно поднималось под дуновением ветра и будто расправляло лепестки. Лицо Солнцеславы, как ни странно, совсем не показывало удовольствия, наоборот — напряглось, сморщилось. А хваленого голоса Соловьиного Сердца Бажена не слышала вовсе. Как же так? До этого ей казалось, что Солнцеславин-то голосок она из тысячи узнает, а теперь он сливался с остальными и исчезал!
Но внимание Баженово сбилось, стоило легким каплям коснуться ее ушей. По привычке помотав головой и смахнув их, Бажена взметнула голову. А вот и чудесники! Под их крыльями-руками журчала вода. Как в ручейке, только в воздухе. Вот уже среди них была Осока. В отличие от Солнцеславы, свое дело она делала так, что ничуть не уступала окружившим ее чудесникам. Руками водила, воду за собой вела, как пса послушного.
Опустился круг Солнцеславин, и певцы тоже повисли в воздухе. Осокин же круг опустился на подмостки. Чудесники, в отличие от Аракшакайек и певцов, молча не стояли, но и не танцевали. Точнее танцевали, но по-иному, совсем непонятно…
Бажена бы назвала это ленивым танцем: они лишь стояли на месте и кряльями водили. Но водили так загадочно, что казалось, будто это что-то значило. А Бажена ни в зуб ногой. Промелькнувшая посреди представления захватывающего мысль Бажену смутила, и она было опустила голову, но ее приободрило неожиданное.
Прямо к ним направлялась Осока! Точнее весь круг разошелся по сторонам, и Осока оказалась перед ними. Неужели разумела она, где они будут? Или догадалась?
Встал на цыпочки рядом Златоуст, положил руку на подмостки. Бажена подтолкнула его, не смогла удержаться. А как удержаться, чтобы не подначить друга в самый ответственный миг? Обернулся к ней Златоуст и взглянул с недовольством. Но от веселой усмешки Бажены и на его лице появилась теплая улыбка.
Обернулся он, когда Осока к ним подошла ближе. Бажена препятствовать двоим не стала: отошла на шаг, хоть и было то сложно в толпе. И искренне не хотела она уставиться на них, но не смогла удержаться — больно любопытно было, что же Осока сделает. Ведь не так давно она обиженная ходила…
Опустилась Осока, подобрав красочный наряд. Глаза ее голубые ярко светились, а вокруг парили капли воды. И впрямь настоящая чудесница: никогда подобного не видела Бажена и могла только догадываться, как Осоке удавались такие штучки.
Казалось, доля прошла, как Осока смотрела Златоусту в глаза. Бажена поглядела в сторону: тем временем другие чудесники уже вовсю охаживали избранных ими птиц, водили крыльями. А Осока все смотрела и чего-то ждала… И чего?
Обернулась Бажена. И тут же пожалела, посему обернулась обратно.
Поцеловала Осока Златоуста в лоб, безо всякого предупреждения! Ну и проказница! Хотя, может, она просто стеснялась Бажену?..
И лишь донеслось до уха ее:
— Доверься мне. И я доверюсь тебе.
Бажена обернулась и успела увидеть короткий кивок Златоуста. О чем это они? На груди друга Бажена заметила Осокины руки, державшие какую-то книжицу…
И только Златоуст эту книжицу взял, как сотряслись ветви древа древнего с жутким свистом. Неосознанно Бажена прикрыла рукой Златоуста, который чуть не упал от неожиданности. Влетело нечто, прервало песнь. Повисла тишина.
Отпустив друга, Бажена взволнованно на него взглянула. И встретилась с таким же испуганным взором. Оба они медленно поднялись и осмотрели уже Осоку. А та будто и не испугалась! Стояла, как скала, сжав руки в кулаки и смотря куда-то наверх.
Над головами Аракшакайек в полете зависла птица. У нее был измученный, видимо, потому и яростный вид. Израненные ноги едва заметно подрагивали. Но не их владелица — та уверенно взирала свысока на застывших под ней покровителей.
— Удангукама… — пролепетал Златоуст. — Мама Йовун Вии. Из темниц.
В Бажене все замерло. Как она тут оказалась?! И что собирается делать?..
— Ох, приветствую! — поклонилась птица почти шутливо. Ее невольные зрители по-прежнему оставались неподвижны. — Раз у нас здесь присутствуют гости, для них буду говорить ясно. Зачем же путать уважаемых князевых избранников?
Голос звонкий, срывающийся, резал по ушам так, что Бажене пришлось их опустить.
— Что тебе нужно, Удангукама? — первой заговорила спокойная Сова-Манаса.
Остальные Аракшакайек тоже стояли смирно. Будто они… и не удивлены?
— О, всего-то самую малость… Уничтожить ваш вековой кровавый гнет, Аракшакайек. Дать своему народу свободу.
Говорила она, шипя. В ее словах сквозило безумие, которое оборачивало злом все благие намерения.
— Мы ищем для нашего народа добра. Чей гнет кровав, Удангукама, так это твой и твоих соратников! — уверенно воскликнула Орлица-Юддая, покровительница воинов. — Все знают, сколько крови на твоих крыльях!
— Крови, пролитой ради свободы! — кричала в ответ Удангукама и с улыбкой надежды обратилась в народ: — Братья, сестры, неужели вы не устали это терпеть?! Они подрезали вам крылья! Разве мы, птицы, не созданы, чтобы летать? Не для этого ли Уруваккиявар дала вам столь важный дар? Неужели вы от него так просто откажетесь? Нет, вы никогда не отказывались! Вы ждали возможности вернуть его! Так вот: это она! Восстаньте!..
Но птицы стояли. Застыли в ужасе. Удангукама, наткнувшись на молчание, тяжело задышала.
— Братья… Сестры… Мы с вами страдали слишком долго! Они унижали нас, не давайте этому продолжаться вечно! Они отняли у нас все: крылья, воду, детей — заберите у них то, что всегда было вашим по праву. Гордый птичий народ! Взмахните крыльями и возьмите, наконец, свою свободу!
Чуткое Баженово ухо слышало, как гулко стучат сердца. А глаз Бажены видел, как менялась в лице Удангукама. Если до этого в ее глазах оставался хоть какой-то намек на разум, то теперь он исчез.
