Таким образом, итоговый вывод «Dialogo» – это вовсе не тезис Ореджи – Урбана о божественном всемогуществе и когнитивной ущербности человеческого интеллекта, а прямо противоположная мысль, которую Галилей к тому же формулирует со ссылкой на «иное божественное постановление», то есть опять-таки, как и в своих письмах Кастелли (от 21 декабря 1613 года) и Кристине Лотарингской (1615)804, вмешиваясь в тонкие теологические вопросы.
Но даже если бы он написал идеальное, с точки зрения Урбана VIII, заключение, оно все равно никак не соответствовало бы основному тексту трактата и выглядело бы инородным элементом, своего рода deus ex machina. От Галилея ждали рассуждений о том, что теория Коперника удобна для проведения расчетов, но ее не следует воспринимать как физическую истину, поскольку все приводимые в пользу этой теории доводы слабы и спорны; и в этой ситуации мать католическая церковь поступила мудро, отстаивая буквалистское (то есть геоцентрическое) толкование соответствующих фрагментов Писания. Это и является, в представлении Урбана VIII, примером хорошей натуральной философии. А что сделал Галилей?!
Как правильно заметили биографы ученого, «Галилео имел обыкновение недооценивать способности тех, кто с ним не соглашался, и той же слабостью страдал Урбан»805. Более того, Галилей, как правило, воспринимал критику его идей как нападки лично на него. Движущими силами своих оппонентов он почти всегда считал зависть, злобу, тупоумие и т.п. Вместе с тем, как отметил Р. Уэстфол, триумф истины и рост славы оказывались для Галилея вещами тесно связанными806. Д.А. Баюк пошел еще дальше. Он предположил, что «небольшой скандал (в связи с выходом «Dialogo». – И.Д.) он [Галилей] не просто предвидел, а кропотливо организовывал, чтобы его распяли, но не сильно»807. Галилей действительно был человеком амбициозным. Кроме того, в ряде случаев небольшой скандальчик, действительно, лучше равнодушного молчания, особенно для великого клиента великого патрона. И тем не менее, мне кажется, дело в другом.
Как отметил (на мой взгляд, справедливо) Джером Лэнгфорд,
Галилео не имел намерения насмехаться над папой или же посягать на доктринальный авторитет римских конгрегаций. Но стиль – это человек, а Галилей был по своему темпераменту полемистом. И не его вина, что многие аргументы, использовавшиеся в поддержку старой системы взглядов, при ближайшем рассмотрении выглядели довольно жалко. Да, аргумент Урбана был в “Dialogo” неудачно размещен и плохо рассмотрен. И это выглядело так, как будто Галилей сделал не очень удачный выпад в адрес Урбана808,
тем более что последний был уверен, что убедил Галилея в неотразимости и универсальности своего довода о божественном всемогуществе. Факт, который благодаря трактату Ореджи (см. выше) был хорошо известен в курии. И что же? В «Dialogo» Галилей (который никак не мог уразуметь, почему нельзя ради утверждения физической истины поменять толкование Писания, то есть заменить одну «экзегетическую гипотезу» другой, столь же хорошо «спасающей» священный текст) позволил себе насмехаться над Святейшим и его «божественным учением»! Он посмел оспаривать не только доводы Симпличио – Ореджи, но и самого понтифика (который никак не мог уразуметь, почему Галилей не соглашается ради утверждения божественной истины считать все физические теории гипотезами, не имеющими отношения к непостижимой реальности). Именно так виделась ситуация в Ватикане. Несколько лет спустя, 26 июля 1636 года, Галилей писал другу:
Я получил известие из Рима, что его высокопреосвященство кардинал Антонио [Барберини]809 и французский посол имели беседу с его святейшеством и пытались убедить его, что мне никогда не приходила в голову святотатственная мысль насмехаться над его святейшеством, как в том убедили его мои злобные недоброжелатели, что и стало главной причиной всех моих бед810.
Никколини, после того как Риккарди отослал Эджиди все инструкции и предисловие, в тот же день, 19 июля 1631 года, написал Галилею, что Padre Maestro заслуживает снисхождения и его надо пожалеть, ведь у него столько хлопот с другими книгами, которые были недавно опубликованы и вызвали нарекания811.
Но теперь Галилея волновало уже другое. Не дожидаясь пока Риккарди пришлет предисловие, он договорился с типографом, и в июне 1631 года печатный станок заработал. За месяц с небольшим было отпечатано около 50 страниц «Dialogo», а гравер Стефано делла Белла начал трудиться над титульным листом.
16 августа 1631 года Галилей пишет Элиа Диодати, что получил наконец разрешение на публикацию «Dialogo», но без упоминания в заглавии о приливах и отливах, «хотя это главный аргумент, который я развил в этой работе; однако мне было разрешено рассмотреть две главнейшие системы [мира], Птолемея и Коперника812, и сказать все, что может быть сказано о каждой, не высказываясь в пользу какой-либо из них (lasciandone poi il giudizio in pendente)»813.
21 февраля 1632 года флорентийский печатник Джамбаттиста Ландини писал своему болонскому другу: «Слава Господу, я наконец-то завершил печатание книги Галилея, которая завтра будет представлена великому герцогу и принцам»814.
На титульном листе книги стояло следующее заглавие [рис. 2.9]:
ДИАЛОГ
Галилео Галилея Академии Линчеев,
Экстраординарного Математика
Пизанского Университета и
Философа и Главного Математика
Светлейшего
Великого Герцога Тосканского,
где в четырехдневных беседах ведется обсуждение двух
Главнейших Систем Мира,
Птолемеевой и Коперниковой, и
предлагаются неокончательные философские
и физические аргументы как с одной,
так и с другой стороны.
Рис. 2.9. Титульный лист (а) и фронтиспис (б) первого издания «Dialogo»
Ландини потребовалось девять месяцев, чтобы отпечатать «Dialogo» в количестве 1000 экземпляров, тираж, по тем временам (да и по нашим, для такого рода литературы) весьма значительный. 22 февраля, в воскресенье, один из предназначенных для высоких особ экземпляров трактата Галилея, в кожаном переплете с золотым тиснением, был торжественно преподнесен великому герцогу, которому и была посвящена книга. На церемонии присутствовал также герцог де Гиз815, которому тоже был подарен экземпляр.
Во Флоренции «Dialogo» раскупался быстро. Но в Рим из-за чумы и карантина, первые экземпляры попали почти с трехмесячной задержкой. Никколини советовал Галилею подождать с пересылкой дорогих («подарочных») экземпляров «Dialogo» хотя бы до мая, поскольку карантинные правила требовали, чтобы книги были расплетены, окурены и обрызганы благовониями. Тогда Галилей обратился к вновь назначенному архиепископу Флоренции Пьетро Никколини, родственнику посла, но тот согласился отвезти в Рим только непереплетенные экземпляры. В конце мая чума пошла на убыль и карантинные правила были смягчены. Галилей тут же отдал восемь экземпляров «Dialogo» своему другу Филиппо Магалотти, отправлявшемуся в Рим. Книги предназначались кардиналу Франческо Барберини, Николло Риккарди816, Франческо Никколини, Джованни Чамполи, Томпазо Кампанелле, Л. Серристори (консультанту инквизиции), Л. Санти (иезуиту, профессору Collegio Romano) и самому Магалотти. Разумеется, Галилей разослал часть тиража в разные города Италии (Болонью, Сиену, Геную, Венецию, Падую и др.) и за рубеж, в частности в Париж и в Лион. Вскоре он начал получать первые восторженные отзывы. Вот некоторые из них:
