"– Ключи закончились, ближайший на восьмом этаже у господина Маннэ, директора записи."

"– Ой, знаешь, Вилли… Жутко с ним разговаривать. Можешь ты ему сначала позвонить?"

"– Оказия, извиняюсь… Ладно, позвоню… Бегите."

И сразу:

"– Мне ключ к Палкинсону! "

"– Ключи закончились. Скорее всего, скоро освободится у… Господина, который, извиняюсь, ушёл только что вон по той лестнице вниз. Прилизанный такой. Попробуйте догнать. Извиняюсь… "

"– Ой, Вилли, я ему отчёт по отчётности отдела не отправил. Разговор трудно пойдёт, можешь сам позвонить и… Попросить ключ?"

"– Оказия, извиняюсь… Откуда я знаю его номер?"

"– Ладно-ладно, господин Волокита… Я тебе это припомню."

"– Не печалься, старик, ступай себе с богом… Извиняюсь. "

И так далее…

В один из редких моментов спокойствия Уилфреда посетили две мысли: первая – за два десятка лет он не смог понять, какого возраста был господин Новачек, ведь в общем он выглядел как обычный, затюканный всеми инстанциями средневозрастной управленец, хрипел и кашлял как старик, а жестикулировал – будто школьник на конкурсе проектных работ; и ни разу не праздновал Дня Рождения. Впрочем, Уилфред быстро отправил эту мысль на свалку бесполезных… Вторая же была больше связана с тем, что творилось дома… Она пришла к нему, когда от скуки он решил порыться в шкафчике вахтёрского комода: три потерянных кем-то припис-книжки за 6-56 год, пять высохших шариковых ручек, непригодная к использованию тепловая пеллета, запылившаяся тетрадка в клеточку, в которой каракулей больше, чем слов, пустая железная наградная цепь… И ключ от "кондитерской". Непонятно, какие пути мышления при этом совокупились, но слово "кондитерская" натолкнуло Уилфреда на предположение, что поискать решение "маркосовского вопроса" на компьютерах в реестре Конгломерата было бы неплохой идеей…

Он решил дождаться вечера и позвать кого-нибудь для подстраховки.

Уилфред догадался-таки, как "кондитерская" могла ассоциироваться у него с реестром – оба отдела находились когда-то на первом этаже. Вернее, реестр-то до сих пор там находится, а кондитерскую Новачек быстро прикрыл, после того, как на спор с министром образования съел там за раз десять пирожных с заварным кремом, запил водой из-под крана и отравился. Впрочем, зачем ворошить прошлое…

17:00. Обычно в это время Уилфред уже начинает собираться. Но только не сегодня. Так рассудив, что те, кому потенциально могли понадобиться ключи от кабинета "таракана Палкинсона", давным-давно уже ушли домой, Уилфред покинул пост и направился к себе на этаж. В кабинете одиноко пописывал что-то Малярик. Уилфред обеспечил непрослушиваемость помещения (закрыл дверь) и тихо-тихо объяснил ассистенту свой коварный план.

– Пробраться в реестр? Господин Волокита, я не имею права вас не уважать, но это какой-то сюр! Если нас заметят? – открестился он, от ужаса ударившись головой о низкий потолок своей каморки.

– Оказия, извиняюсь… Мы скажем, что заметили жука, и решили его выманить, чтобы, извиняюсь, в транзисторах не застрял и пожар не устроил.

Господин Итченсон глубоко внутри оценил проработанность тактики отступления, и уже готов был согласиться, но что-то заставило его усомниться в ещё одном аспекте:

– А как мы объясним… Что вообще там находимся? Зачем мы туда пошли?..

Стук в дверь.

В Холле оказался Карц-Мурель, переключенный в "режим мобильности" – это было понятно по появившемуся на нём тёмно-сиреневому сюртуку, ещё более неприятному, чем жилет. Очевидно, большой начальник, наравне с остальными, всё-таки оказался вынужден покинуть здание любимой организации. Где-то в душе он корил себя за то, что не смог продержаться дольше всех…

Тем временем, он нашёл, как без излишней снисходительности попросить подчинёного об услуге:

– Веля, [откашлялся] тебе работать не надоело?

– Оказия, извиняюсь, если вам что-то нужно, говорите сразу!

– Веля, ты что-то путаешь.

"Веля", видя, как расстояние между бровями-ниточками на лице его начальника становится всё меньше, действительно захотел поиграть:

– Это я-то, извиняюсь, что-то путаю? А вы ничего не путаете? Главное, припахали меня, извиняюсь, вахтёрствовать целый день… Боитесь вы теперь нас, видите ли! Извиняюсь… Слышать смешно! А теперь хотите ещё и ночью нагрузить?.. Ах бедный я, несчастный… Ни родных, ни друзей не вижу!..

– Веля, заигрываешься. [откашлялся] Всего-то хотел попросить: кот на первом этаже убежал, если найдёте, покормите, пожалуйста!.. Вернее даже… НАЙДИТЕ И ПОКОРМИТЕ! Вот так. Если ключи понадобятся – где искать, знаете [тупая усмешка, слившаяся с кашлем]. Ävorde!

И он, запрокинув голову и выпятив нижнюю губу, захромал к лестнице.

– Вот, Малярик, причина, по которой мы и находимся в реестре – кот забежал туда.

Блок реестра был отделён от главного холла прозрачной стеной из нескольких окон – от пола до потолка, разрезанных колоннами из дорогого лакированного дерева. Небольшая, но от того не менее статусная двойная дверь в этот отдел располагалась параллельно огромной и крайне статусной тройной входной двери во всё здание. 65% процентов трудящихся Конгломерата, по утрам расходясь влево и вправо по главному холлу к лестницам и лифтам, постоянно краем глаза да замечали жизнь адептов отдела "жми-на-кнопочки-и-жируй". Понятное дело, каждый из этих адептов тащил за собой по жизни мешок, набитый разного рода клеймами и проклятиями – кое-кому даже предсказали передать его по наследству. Правда, редко кому эти мешки мешали слишком долго – работники реестра вполне имели возможность бросать их с горных склонов Конолулюнды, закапывать в землю на личных планетоидах, набивать их содержимым ракеты и запускать в небо в Ночь Фейерверков.

17:35. Главное освещение в здании отключено. Ореол ночной иллюминации города достаёт лишь на два метра от окон со стороны главного входа. Уилфред и Малярик отыскали незапертый кубикл, убрали всё бумажное, и зажгли три свечи. Положение у обоих вызывало ассоциации с обрядами вигонцев времён Нулевого века, когда те тоже по вечерам целыми племенами вставали в узкий круг, поджигали нечётное число свечей (или чего-либо, вообще способного гореть) и приговаривали: "Aväde ê divê, boväliz äda eji", буквально призывая Художника и девочку Меланджалит спуститься на Оплот и принести какой-нибудь гостинец.

– "Аваде е диве, беовалиж ада эйи". Gêl? Iju evondäliz, ejaiz dorer Viljed?

–Малярик, хотя бы, извиняюсь, здесь… Не надо, – Уилфред кое-как разобрался, как включаются реестрские компьютеры – поворотом ключика на задней панели (благо, днём тут работал какой-то безответственный лоб, забывший его в скважине).

– Простите.

– Не страшно, – Уилфред проводил операцию, аналогичную той, что провалилась дома. Его поистине удивляла тишина, с которой работали устройства, не попадающие обычно на массовый рынок. Эти вычислительные машины совсем не выглядели так, будто хотели совершить акт суицида каждый раз, когда их вообще трогали.

Данные были считаны, разбиты на невидимые импульсы света, и металлические жучки, каждый размером с кварк, понесли их вверх по проводам к центральному хранилищу. Пустой зал наполнился приятным электронным цоканьем. Звучало так, будто все ученики и ученицы младшего отделения Новосанктуверского лицея разом собрались за большим столом и начали по нему постукивать маленькими мягкими пальчиками…

И тут, из центрального холла донёсся такой звук, будто что-то шлёпнулось об пол с неопределённой высоты.