Когда я поднялся на ноги, в читальне появился грязный сутулый человек в лохмотьях. Неуверенными тяжелыми шагами он направился ко мне. Остановившись чуть поодаль, он скривил голову, испытующе посмотрел исподлобья, дивясь моему виду, как и многие до него, и, наконец, прохрипел:

– Господин Мадок здесь?

– Он ушел вместе с помощником.

– А когда будет?

– Возможно, никогда. Хотя в читальне есть имущество, которое он наверняка захочет забрать.

– Вы новый хозяин? – смекнул босяк.

– Арфир-чтец к вашим услугам. А вы кто будете?

Он помедлил с ответом.

– Эйнин, из кузнецов я, – произнес он словно бы нехотя.

– Эйнин? – переспросил я, – мне довелось слышать о вас от Конана-трактирщика. Рад знакомству.

Кузнец побагровел. Его лицо мгновенно сменило отстраненное выражение на бешеное.

– И что же вам сказала эта гнида?

– Обойдемся без оскорблений, господин кузнец. Конан, хотя, как вы догадываетесь, и поведал мне о ваших несчастьях, но поведал, как друг, не обвиняя вас, а сочувствуя. И я, поверьте, не собираюсь ни смеяться над вами, ни обвинять. Я бы хотел помочь вам.

– Это как же?

– Могу я спросить вас, зачем вам понадобился Мадок?

– Известное дело, работу спросить хотел. Он же недавно на Утесе-то. Может, и не слышал пока… про меня.

Я посмотрел ему в глаза и отчетливо произнес:

– Теперь это уже не важно, потому что мне нужен в помощь человек с рабочими руками, и, как полноправный распорядитель читальни, я готов нанять вас за дюжину монет в неделю. Кроме того, я предлагаю вам и вашим детям жилище на втором ярусе – места там полно. Но все это при условии, что с этого часа вы бросаете пить. Ваше слово?

Эйнин уставился на меня с каким-то детским изумлением, изумлением нашкодившего ребенка, которому вместо порки подарили игрушку, изумлением голодающего, которому дали хлеба вместо тумака, изумлением тяжело больного, которому пообещали выздоровление. А затем кузнец протянул мне свою шершавую ладонь.

И, наконец, верный поворот нашелся. Лишь теперь я с уверенностью мог заявить, что оказался на своей улице. Уже дважды до того я дал маху и извел уйму времени почти вслепую блуждая по изворотливым нитям, так хитро сплетенным пауком-городом. В продолжение пути скромные возможности моей лампы принуждали меня спотыкаться о колодцы и цепи, норовили обречь на падение в погреб или попросту на купание в грязи. Но что поделать? Не такова ли участь бодрствующего, прокладывающего дорогу по обители спящих?

Рваные песни пьянчуг, бряцанье замочных скважин, запоздалое цоканье копыт и даже разъезды всадников затихли, оставив меня наедине с хлюпаньем собственных сапог. Эта улица так и не была вымощена ни камнем, ни щебнем, значит, мои ноги касались той же земли, что и двенадцать лет назад. Даже в кромешной тьме я чувствовал нечто неуловимо знакомое в громоздящихся рядом окнах и вывесках. Я не мог заглянуть в рамы или вглядеться в знаки на щитах, но смело указал бы местоположение каждого. И даже если их содержимое обновилось, ночь оставляла их для меня неизменными вплоть до своей кончины.

Неожиданно я замер. Островок света, источаемый лампой, обнаружил порог моего дома. Я прислонил ладонь к наличнику и, постояв так немного, потянулся к дверному молотку. Но не успел постучать, так как меня грубо тряхнули за плечо. Я слегка отпрянул к стене и обернулся с быстротой молнии, выпятив лампу и посох. Передо мной стоял крепкий курчавый парень летами явно моложе меня.

– Ты кто? – кинул он мне высокомерно.

– Я тот, кто идет к себе домой, – ответил я слегка раздраженно на эту наглость.

– Значит, ошибся домом. Шагай отсюда.

– Напротив, сударь, ошибаетесь вы, – возразил я, не теряя самообладания. – Я жил в этом доме долгие годы и хорошо знаю хозяина. А вам бы посоветовал быть повежливей.

– Как говоришь, бродяга! – прошипел курчавый, замахиваясь.

Я предупредил его правую палкой, но мгновенный удар с левой стал для меня неожиданностью. В следующее мгновение я лежал на земле, попрощавшись с лампой, которая с жалобным треском рассеялась по ближайшим лужам. Однако посох все еще оставался зажатым в моем кулаке, в связи с чем вновь ринувшийся на меня противник схлопотал резкий выпад в ребра. Не знаю, как продолжилась бы эта милая встреча, если бы дверь родного дома не отворилась, бросив ждать призыва молоточка.

Выбежавший на улицу обитатель средних лет, явно оказавшийся не Двиридом, пару раз переведя пламя своего огнива с меня на моего противника, будто делая выбор, неожиданно стукнул меня кочергой, после чего у меня закрались подозрения, что я, действительно, спутал порог.

– Прекрати, Кледвин! – крикнул подоспевший, наконец, хозяин. – Помоги этому человеку подняться.

– Двирид, если бы я знал, что меня ждет такая отповедь за опоздание, то, пожалуй, пододел бы латы, – улыбнулся я, кряхтя от боли. – Прости, что задержался.

– Что ты? – виновато покачал головой Двирид. – Вышло недоразумение. Кледвин, почему ты набросился на господина?

– Он дрался с сударем Анвином. Сударя Анвина я знаю, а этого вижу впервые, – не слишком уважительно пробубнил слуга.

Двирид повернулся и обнаружил еще одного пришельца.

– Здравствуй, Анвин, – вымолвил он с явной неприязнью.

– Здравствуй. Что это за оборванцы к тебе ходят? Друзья, что ли появились?

– Этот, как ты выразился, оборванец, – проговорил Двирид дрожащим от гнева голосом, – мой брат, так что будь добр, выбирай выражения, а не то!

– А не то что? Значит, у тебя братец имеется, занятно, – продолжал с гадкой ухмылкой курчавый. – А ты лихо работаешь своей палкой, – обратился он ко мне, – что бы делал без нее? Ну, будем знакомы, Анвин-оружейник.

Курчавый протянул мне руку, вернее, подал, как подают для поцелуя, а не для пожатия. Я даже не шелохнулся в ответ.

– Арфир-чтец, к вашим услугам, – холодно произнес я, глядя в глаза курчавому. – Не имею чести знать вас, господин оружейник, и не представляю, кто вы моему брату, но примите к сведению, что общаться с ним и со мной вы будете впредь уважительно. И если я не смогу вразумить вас словом, то уверяю, что найду другие способы и без помощи палки.

– Чего такой злой? Ты же чтец, по месту не положено, – надменно рассмеялся на это Анвин, но его былая уверенность по отношению ко мне явно поколебалась.

– Что здесь происходит? – окатил нас всех женский голос.

На пороге появилась каштановолосая стройная молодая особа, чья редкая красота угадывалась даже в блеклом язычке огнива Кледвина и свечей, наспех зажженных в доме.

– Нерис, – пролепетал Двирид, подойдя к ней. – Познакомься с Арфиром. Арфир, это моя жена.

У меня сложилось стойкое ощущение, что услышав слово «жена», Нерис поморщилась. Легкой горделивой походкой она приблизилась ко мне.

– Я много слышала о вас, Арф, – сказала красавица, обворожительно улыбаясь. – Что заставило вас так неожиданно вернуться на родину?

– Я не хочу показаться грубым, сударыня, но мне кажется, что нам пора вернуться за порог и побеседовать за столом.

– Вы правы, Арф. Анвин, почему ты так поздно?

– Но ты же сама… – удивился курчавый и осекся.

– В следующий раз сперва обращайся к голове, а не к мышцам, когда кидаешься на моих гостей. Пойдемте в дом.

Исполняя повеление хозяйки, я вместе с остальными очутился, в конце концов, в собственных сенях. На миг мне ясно вспомнилась лавка отца. За окном бодрое летнее утро. Я тороплюсь на улицу – Махрет, сын пекаря, ждет меня у излучины реки. Вчера мы условились поохотиться там на лягушек, но нашей главной целью, конечно, станет мельница, пробраться на которую почитает делом чести любой уважающий себя малец. Ближе к вечеру грязные, исцарапанные и довольные, мы вернемся перехватить что-нибудь со стола, и, набив брюхо, я примусь выпихивать за порог домоседа-Двирида, что, наверняка вцепится в свои занудные свитки, но его возражения будут решительно отметены, и, с легкостью обнаружив вездесущего Брана, мы отправимся доставлять хлопоты несчастным держателям близлежащих лавок.