Ремир уставился на светлое пятно на фоне серовато-коричневых обоев.
– Опять забрал карту?
– Ага, – буркнул Грей.
После бессонной ночи движения казались замедленными, а от количества выпитых чашек кофе участилось сердцебиение – и тут еще эти бессмысленные разговоры.
Все-таки ночью в полицейской башне было лучше, а сейчас опять захлопают двери, комиссары с видом важных гусей протопают в свои кабинеты, офицеры и инспекторы разбегутся по делам, но перед этим наполнят коридоры сигаретным дымом, обсудят последние новости и от души поругают своих начальников, а если будет настроение – короля.
Ремир сел за свой стол и откинулся на спинку стула. Он с шумом, по-театральному, втянул воздух.
– Чуешь, чем пахнет?
– Нет, чем? Опять Мильтаз оставил обед в столе?
– Пахнет дерьмом, в которое ты вляпался, уже весь кабинет провонял. Да только от того, что ты бегаешь как загнанная лошадь, пахнуть меньше не станет. На тебе же лица нет. Иди домой, а? Дежурство кончилось.
Грей устало посмотрел на Ремира, но не успел ничего сказать, как тот воскликнул:
– Снова это постное лицо! Я переставлю стол и буду сидеть к тебе спиной.
– Ремир, прекращай. Да, конечно, схожу-ка к портному, закажу новый костюмчик, в модном красном, затем съем жареного петуха в таверне, а после пойду смотреть бычьи бои. Это ты предлагаешь? Как мне сидеть на месте, если в городе по-прежнему ходит убийца?
Положив руку на край стола, Ремир наклонился к Грею.
– Нет, не это я предлагаю – поспать, чтобы хоть круги под глазами исчезли, а затем вернуться на службу. Если твой старик не давал тебе жизни, не значит, что ты сам не можешь себе этого позволить. Ты уже большой мальчик и заработал право не бежать все время, а иногда останавливаться для передышки.
Грея передернуло. В словах друга была доля правды, но… Но ведь пока полиция отдыхает, убийца на свободе! Дело вовсе не в воспитании – в том, что правильно. А сидеть дома и грызть булки из пекарни напротив сейчас не может быть правильным.
Взглянув на лицо Грея, Ремир уверенно произнес
– Ясно, опять думаешь, я – дурак, а ты – умник и точно знаешь, как правильно.
Однако тот так не думал, в словах друга действительно звучала истина.
Отец родился в Алеонте, но еще в юности уехал на север, где и вырос Грей – от южного города ему досталась только фамилия, а все остальное в него впиталось от севера. Отец не брезговал поднять руку, если сын получал плохие отметки в школе, или учителя жаловались на его поведение. Он следил, чтобы мальчик вставал с первыми лучами, и гонял его: физические упражнения, фехтование, стрельба, ну и, конечно, не меньше ста страниц чтения в день, чтобы ум развивался тоже.
Горано-старший служил в армии и того же ждал от сына, да не просто ждал – знал, что тот должен превзойти его, поэтому с ранних лет взялся за воспитание по-своему. Грей хотел того же, но мечты обоих изменил Алеонте.
Умер дед, и отец, взяв мальчика, отправился на юг, чтобы решить вопрос с клочком земли, доставшимся в наследство. Не прошло и недели, как отец погиб по ошибке мага-юнца, слишком верившего в свои силы. Так Грей остался один в чужом городе. Мать умерла десяток лет назад, собственным жильем семья не обзавелась – возвращаться было незачем. У парня осталось небольшое наследство деда да мечта отца – через пару лет он смог воспользоваться деньгами и оплатить обучение в полицейской школе Алеонте.
Сейчас, спустя года, Грею казалось, что он сам искренне хотел поступить, но червоточина сомнения говорила, что не нужны ему ни армия, ни полиция – то был выбор отца. И он же до сих пор заставлял не спать и загнанной лошадью бегать по городу, пока дело не будет закончено.
– Сегодня уйду пораньше, – пообещал Грей, потянувшись к чистым листам. Он вспомнил, что уже почти неделю не писал Мерсаде – накопилось много всего, что хотелось рассказать. Во время письма к нему часто приходили новые мысли – он будто разговаривал с девушкой как раньше, когда они работали вместе и помогали друг другу.
– Не уйдешь, ты же лошадь-тяжеловоз, такие всегда тащат груз. Парень, который в тринадцать остается один, но с деньгами и не становится ни преступником, ни развратником, а затем служит городу – ты что, святой?
– Только не говори это псам Эйна, – быстро улыбнувшись, Грей склонился над листом.
Пришли двое других инспекторов, и Ремир вцепился уже в них, засыпав разговорами и шутками, а те отвечали грубоватыми ухмылками.
Слова лились так естественно – в жизни Грей говорил меньше, чем писал. Буквы выходили прямые и четкие, почти как напечатанные, но правый край строки постоянно уходил вверх. Мерсада писала еще менее красиво – буквы разлетались как птицы и были написаны легко-легко, под стать ее непоседливому характеру. Она никогда не могла усидеть на месте. Грей хотел думать, что именно из-за этого она не отвечает на его письма, но причина была в другом.
Рука наполовину вывела строку про школу Ордена жизни и замерла над листом. Отложив письмо, Грей снова посмотрел на карту, на маленькую точку рядом с набережной.
Раона Кавадо выгнали из школы восемь лет назад – не столь большой срок для учителей. Многие из них помнили смуглого черноволосого мальчика-аристократа, чья семья принадлежала к первым беглецам Алеонте. Однако учителя не скрывали своего презрения к людям короля, и даже несмотря на обязанность отвечать на вопросы полиции, не поговорили с Греем – процедили несколько слов. Он имел право вызвать их в башню, но думал, что разговорят их только инструменты, которые полицейские достают для молчунов – этого не хотелось.
А если поговорить с тем, кто не принадлежит церкви Эйна или держит обиду? Такие должны быть среди слуг. Между тем они могли знать больше учителей, ведь у учеников была жизнь вне магии, уроков и служб. Каждый слуга своим долгом считал знать о хозяине всю подноготную, вряд ли в школе существовал другой порядок. Что дети, что взрослые – слуги стремились знать про каждого.
Итак. Нужен список тех, кто работал в школе восемь лет назад: воспитателей, садовников, поваров, да хоть посудомоек! В решении головоломки ключевой обычно становилась самая крошечная деталь. Это было как найти кончик нитки на катушке – нащупаешь, и сразу потянется весь клубок. Девять лет службы научили находить его даже в целом ворохе.
От старухи шел ужасный запах кислой капусты и грязного белья. Анесса Ольяносо подслеповато щурилась и не переставала говорить. Пять кошек постоянно крутились у ее узловатых тощих ног, а на коршуна смотрели с недоверием и поворачивались к нему хвостами. Он сидел на самом краю засаленного кресла, стараясь занимать как можно меньше места и не касаться поверхностей, покрытых жиром и пылью.
– Ну конечно, конечно, как я могу не помнить своих ребят? – старушка всплеснула руками. – Они же росли при мне. Ну что учителя? Урок отведут – вот и все. А воспитатели всегда рядом. Мы же их и в церковь водили, и за домашней работой следили, и за каждый синяк переживали! Даром что маги – дети как дети.
Анессе шел седьмой десяток. Всю жизнь она посвятила воспитанию учеников Ордена, пока ей не пришлось уйти из-за слабого здоровья – Грей уже знал, что ее «попросили». У женщины остался только крошечный домик в предместьях Алеонте, за который она держалась, как за надежную крепость, хотя обычно одинокие старики переезжали в специальные дома, где за ними ухаживали.
– Слышала я, слышала, что случилось с Раоном. Не верится просто! Да и тогда я не могла поверить. Такой хороший мальчик был! Я вам скажу по секрету, – старуха доверительно наклонилась к Грею, а он едва сдержался, чтобы не зажать нос и не скривиться от резкого запаха. – Его отец – настоящий деспот! Он сыну покоя не давал, вот Раон и цеплялся за всех в школе. А на самом деле он такой милый и добрый был. Никогда кровать не застеленной не оставлял, всегда делал уроки, а однажды, когда я приболела, пришел ко мне и пытался помочь с хозяйством, хотя у него все из рук валилось!
