Эйнар представил, с каким скорбным лицом каждое утро смотрит король Альдо на все это безумие, и губы исказились в ухмылке. Пусть, пусть смотрит. Может быть, прозреет однажды и поймет, как живет его народ на самом деле.

Душа поднялся по парадной лестнице. Внутри дворец походил на атласную коробку для пирожных: все такое блестящее и вычищенное, с нарочитой утонченностью и нежностью, что так не подходило тем картинам, которые разыгрывались за закрытыми дверями.

На третьем этаже собирались различные советы, и пусть Эйнар входил только в состав королевского, магического и религиозного, он знал, что происходило в других. Финансисты были готовы удушить соседа за украденную монету – как же, ведь не им досталось! В морском совете то причитали из-за нападений пиратов, то жадно потирали руки, радуясь налогу, собранному в островных или южных колониях. А в военном вместо действий были пышные церемонии и громкие бравады.

Утонченный слуга в золотой ливрее открыл дверь и известил о приходе. Внутри уже собрались король Альдо Третий, Игаро Фарьеса – глава магического совета и Огест Олитейра – военный министр. В углу сидел молодой человек в очках – секретарь, протоколирующий встречу.

Эйнар поклонился:

– Ваше Величество, – затем кивнул министрам. – Сен Фарьеса, генерал Олитейра.

Король, стоявший у окна, медленно повернулся к нему. Черты лица у него были настолько же мягкими, насколько жестко смотрели глаза. Несмотря на высокий рост, он обладал изящной комплекцией: узкие бедра, тонкие запястья, длинные утонченные пальцы. Черные кудри ниспадали на плечи, и они лежали так специально небрежно, что навевали мысль о лихих пиратах. Но в короле не было ничего лихого – Эйнар хорошо знал, что это осторожный лис.

Альдо надел военный мундир. Он никогда не воевал, чин достался ему по праву рождения, но Эйнар знал почти наверняка, парадную форму король выбрал специально, чтобы напомнить кионским гостям о грядущем. На поясе висел скрученный кнут, кажущийся неуместным здесь. Когда-то это был символ свободы – каждый мужчина носил такой, чтобы показать, что бывший раб теперь сам себе хозяин. Верными традиции остались только аристократы, но это больше говорило не о прошлом – о том, что сменился хозяин. Хотя Эйнар тоже носил хлыст из бычьей кожи. Это было единственное, что осталось от отца, и еще напоминало о принадлежности к аристократии.

– Душа Амадо, – Альдо произнес так скупо, точно каждое слово стоило ему тысячи монет.

Он молчал, и Эйнар, сцепив руки за спиной, стоял, ожидая разрешения сесть. Наконец, послышалось пренебрежительное разрешение, и он опустился за стол. Хотелось отодвинуться от всех подальше, но церемониал велел сесть по левую руку от королевского места. Все-таки он был главой Ордена жизни, что означало власть не только над церковью, но и над всеми магами крови – вместе это делало его одним из сильнейших людей города.

Церемониал велел сесть Игаро Фарьесе по правую руку, а Огесту Олитейре – следом. Глава магов был худощавым и сутулым, но не дряхлым стариком, и двигался с изрядной живостью, а смотрел всегда неодобрительно и осуждающе. То ли «ревновал», что маги крови ни во что не ставят его совет, то ли боялся, что владеющих другим родом силы становится все меньше, и власть ускользает из его рук.

– Душа Амадо, как поживает ваша паства? – Олитейра говорил с видом доброго дядюшки, он улыбался, поглаживая густую черную бороду, а руки открыто держал перед собой.

– Хорошо, генерал Олитейра. Ваша жена и дочь регулярно посещают Северный храм, что же, они не рассказывают вам, как проходят службы?

Огест дернулся и обратил к королю виноватый взгляд, но тот не удостоил его вниманием, продолжая стоять у окна и смотреть на шумную площадь внизу со скорбным, недовольным лицом.

– Говорят, за последний год количество прихожан увеличилось еще на пять процентов, – протянул Фарьеса.

– Алеонте вырос. Вы знаете, что Торлигур начал новую войну, и люди бежали от нее. Все хотят мира и ищут его здесь.

Эйнар многозначительно посмотрел на короля, но тот не обратил внимания.

В Алеонте практически каждая династия приходила к власти в результате волнений. Так было и с Авойским родом. Однако в городе вновь стало неспокойно: землевладельцы требовали уменьшения налогов, торговцы – снятия таможенных пошлин, рабочие и крестьяне – свобод и права голоса. Альдо нуждался в том, чтобы объединить людей и превзойти своих отца и деда. Его планы вылились в простое и ужасное «Маленькая победоносная война».

– Люди хотят наживы, – заметил Огест с видом знатока. – Война дает шанс взять больше, чем дано при рождении. Армия для них – это шанс получить славу, деньги и титул.

– Война триста десятого года стоила Алеонте ста тысяч мужчин и серебряных рудников на юге. А когда началась осада, сколькие умерли от голода? Их количество так и не подсчитали.

– Душа Амадо, – процедил Альдо, садясь во главе стола. – Оценку истории оставьте историкам. Наша с вами цель сейчас – защитить Алеонте, разве вы не согласны со мной?

– Конечно, ваше Величество, – откликнулся Эйнар, крепко сжимая зубы.

Чертов цирк – и не мог он подобрать более мягких слов. Все присутствующие знали, какая игра велась за стенами города. Альдо устраивал одну провокацию за другой, чтобы сделать Кион зачинщиком войны, а себя и свой народ – защитниками мира и порядка.

Алеонте находился между двумя королевствами: северным Ленгерном и южным Торлигуром. Ленгерн захватила волна революций, и он распался на отдельные города-государства. Кион стал одним из новых центров, столицей наук и искусств, как его называли. Часть подвластных Киону территорий вплотную подступала к Алеонте, а золотоносный Гарлийский рудник они разрабатывали вместе.

Альдо винил Кион в злоупотреблении магией, в подстрекательствах на руднике, в набегах на свои земли. Эйнар не был на границе, но знал достаточно, чтобы понять, что каждое обвинение выдумано, и король, как мальчишка-фигляр, провоцирует северный город выступить против.

Наконец, дверь открылась, и слуга представил гостей, хотя называть их имена не требовалось – это была не первая встреча, но последняя, чувствовалось.

Во главе шел Лаэрт Адван – худой темноволосый мужчина лет тридцати. Белоснежная рубашка и черный жилет идеально подходили его сдержанному, строгому облику. В Кионе власть принадлежала ученым, и он был из них, хотя слухов про него ходило достаточно. Что Эйнар смог узнать, так это что он нашел способ наделять людей магией. В городах бывшего Ленгерна сила попала под запрет, но Адван сумел обойти законы, он захватил власть и объявил себя главой совета министров. Кион стал единственным ленгернийским городом, где практиковали магию, и это тоже не нравилось Альдо – прежде она была преимуществом Алеонте.

Следом за Лаэртом вошли двое мужчин под сорок – Иеген Нортван и Лавен Мирейн. Первый был советником при Адване, второй – министром внешних дел.

Последовали аккуратные приветствия, вежливые вопросы – обе стороны прощупывали соперников, как два зверя, ходящие по кругу в ожидании, кто нападет первым. Альдо решился – чуть тронул противника лапой:

– Сен Адван, во время нашей последней встречи вы обещали посетить Гарлийский рудник и лично разобраться в происходящем. Скажите, что дало ваше расследование?

– То, что я писал вам, подтвердилось, – сдержанно ответил кионец. Эйнар пытался прочесть по его лицу и лицу Альдо, что могло быть в переписке, но ни одна эмоция не выдавала правды. Пульсы обоих тоже оставались умеренными, будто они вели светскую беседу.

– Вы знаете, что Алеонте не подтверждает сих слов.

– Знаю и по-прежнему отвечаю, что это провокация.

Вожак постарше первым ударил по наглой морде молодого зверя. Собравшиеся с жадным интересом наблюдали за ними, переводя взгляд то на одного, то на другого, и никто пока не смел вставить ни слова.

– Знаю, сен Адван, и мой ответ тоже остается неизменным. Алеонте должен выступить защитником своих границ, богатств и самой магии.