Грей залез в нагрудный карман, достал из него бумагу, развернул и прочитал вслух:

– Эуон Мюррей – ваш зять, как я понимаю? Его жена Джанет. Это, конечно, ваша сестра. Их дети, Джеймс… надо думать, назван в честь дядюшки?

Грей скосился на Фрэзера, чтобы полюбоваться выражением его лица, затем продолжил:

– Маргарет, Кэтрин, Джанет, Майкл и Эуон. Крупный выводок, – сказал он так, словно речь шла не о младших детях Мюрреев, а приплоде поросят.

Он положил листок на стол.

– Вы же знаете, что трое старших детей уже достигли таких лет, что их имеют право арестовать и допросить наравне с родителями. Обычно это допросы с пристрастием, никто там не нежничает.

Именно сейчас Грей нисколько не отклонялся от истины, и шотландцу это было отлично известно. От его лица отлила кровь, кожа натянулась на высоких крупных скулах. Он на миг закрыл глаза, но сразу же открыл.

Неожиданно Грей вспомнил слова Кварри: «Будете ужинать с ним наедине, ни за что не поворачивайтесь спиной».

Джона Грея пробрал озноб, однако майор сумел овладеть собой и сурово посмотрел на Фрэзера в ответ.

– Чего вы хотите от меня? – хриплым от гнева голосом промолвил узник.

При этом Фрэзер не двинул ни мускулом: его неподвижная, как камень, фигура была освещена пламенем, словно позолочена.

Грей глубоко вздохнул.

– Правды, – негромко произнес он.

Воцарилась полная тишина, не нарушаемая даже треском торфа в камине. Фрэзер пошевелился и вновь замер. Он долго молчал, уткнувшись взглядом в огонь, словно искал там ответ.

Грей не торопился, он мог себе это позволить. В конце концов шотландец повернулся к нему вновь.

– Значит, правды?

Он в очередной раз глубокого вдохнул, и Грей увидел, как на груди собеседника натянулась сорочка из тонкого полотна – жилета на нем не было.

– Я сдержал слово, майор. Я честно пересказал вам все, что говорил тогда, ночью, умирающий. Не сказал только о том, что было важно для одного меня.

– Неужели? – Грей замер как истукан, он опасался пошевелить даже пальцем. – Что же это?

Фрэзер стиснул свои полные губы в тонкую полоску.

– Помните, я рассказывал о моей жене, – с трудом произнес он, словно каждое слово причиняло ему невыразимое страдание.

– Да, вы говорили, что она умерла.

– Майор, я говорил, что ее нет, – тихо поправил Фрэзер и посмотрел на пешку. – Вероятнее всего, она умерла, однако…

Он помолчал, сглотнул ком в горле и заговорил уже увереннее:

– Моя жена была целительница. Не обычная ведунья, таких в Хайленде немало, а та, кого в наших краях зовут «бандруид», то есть «белая дама» или «колдунья».

– Белая колдунья. – Грей тоже говорил тихо, но был чрезвычайно взбудоражен. – Выходит, тот человек говорил о вашей жене?

– Я подумал, что это так. И в таком случае… – Шотландец чуть шевельнул могучими плечами и просто добавил: – Мне надо было пойти посмотреть.

– Откуда же вы узнали, куда следует идти? Тоже из бреда бродяги?

Охваченный любопытством, Грей даже подался чуть вперед.

Не сводивший глаз с пешки Фрэзер кивнул. Затем поднял на собеседника взгляд:

– Я знал, что в небольшом отдалении от крепости находится святыня – место поклонения святой Бригитте, тоже часто называемой «белой дамой», – сказал он. – Впрочем, эта святыня стоит с незапамятных времен, куда более древних, чем год, когда святая Бригитта высадилась в Шотландии.

– Я понял. Вы решили, что сказанное имело отношение к этой святыне и к вашей жене?

Фрэзер вновь чуть пошевелил плечами.

– Я этого не знал, – произнес он еще раз. – Я не мог знать, к чему оно относилось: к моей жене или лишь к святыне, а может, и не к первой, и не ко второй. Однако я ощутил необходимость туда отправиться.

Он подробно рассказал майору, побуждавшему собеседника вопросами, где это находится и как туда добраться.

– Святыня представляет собой небольшой каменный крест, такой древний и источенный ветром, что непонятно, что на нем изображено. Крест установлен у небольшого пруда, заросшего вереском. На дне этого пруда и среди корней вереска, растущего по берегам, находят белые камешки. Считается, что эти камешки имеют огромную волшебную мощь, – добавил Фрэзер, увидевший, что Грей его не понимает. – Однако эта мощь проявляется лишь в руках белой дамы.

– Ясно. А ваша жена?.. – вежливо оборвал вопрос Грей.

Шотландец мотнул головой.

– Все это оказалось совершенно с ней не связано, – еле слышно произнес он. – Ее действительно нет.

Он сказал это тихим спокойным голосом, в котором майор уловил настоящее отчаяние.

Как всегда бесстрастное и неподвижное, лицо Фрэзера не сменило выражения и в этот миг, но морщины, обозначившиеся у глаз, и мрачный взгляд свидетельствовали о глубоком горе. Ставшему очевидцем таких подлинных чувств Грею стало неудобно, но долг одержал победу над деликатностью.

– А что же золото, мистер Фрэзер? – тихо спросил майор.

Шотландец издал тяжкий вздох.

– Да, оно там было, – ровно сказал он.

– Что? – Грей подскочил на месте и вытаращился на собеседника. – Вы его обнаружили?

Фрэзер посмотрел на майора и усмехнулся.

– Я его обнаружил.

– И это действительно было золото, которое Людовик послал для Карла Стюарта?

Грей находился вне себя от радости: он уже воображал, как везет лондонскому начальству огромные сундуки с луидорами.

– Людовик никогда не отправлял Стюартам золото, – твердо сказал Фрэзер. – То, что я нашел в пруду возле святыни, майор, не было французскими сокровищами.

По его словам, на дне оказался лишь небольшой сундучок с золотыми и серебряными монетами и кожаный кошелек с драгоценными камнями.

– Драгоценные камни? – брякнул Грей. – Они-то откуда взялись?

Фрэзер недоуменно посмотрел на него и заметил:

– Понятия не имею. Откуда мне это знать?

– Ну разумеется, – быстро отозвался Грей, который пытался кашлем замаскировать возбуждение. – Конечно. Но где теперь эти сокровища?

– Я бросил их в море.

Грей уставился на шотландца и тупо спросил:

– Что?

– Я бросил их в море, – медленно повторил узник. Его чуть раскосые голубые глаза встретились с глазами Грея. – Возможно, вам известно о месте под названием «Чертов котел», расположенном не больше чем в миле от пруда со святыней.

– Но почему? Почему вы так поступили? – изумился Джон Грей. – Это же совершенно неразумно!

– Тогда я не особенно заботился о том, что разумно, а что не очень, – негромко промолвил шотландец. – Я отправился к этому месту, питая надежды, а когда мои надежды растаяли, сокровища стали для меня всего лишь ненужной грудой железок и камней. Они были мне не нужны, – с усмешкой прибавил он, приподняв бровь. – Но мне не показалось верным и решение передать обнаруженный клад королю Георгу. И тогда я бросил его в море.

Грей вновь прислонился к спинке кресла и бессознательно, не замечая, что делает, плеснул себе новую порцию. Он не знал, что и думать.

Фрэзер, по-прежнему отвернувшись от него и не шевелясь, смотрел на огонь, подперев рукой подбородок. Падавший из камина свет очерчивал его ровный прямой нос и мягкие губы, не попадая на лоб и шею.

Майор Грей хлебнул хереса и собрался.

– Весьма сентиментальный рассказ, мистер Фрэзер, – сухо сказал он. – Чрезвычайно душещипательный. Однако не вижу ни одного доказательства того, что это правда.

Фрэзер чуть сдвинулся с места и наклонил голову, чтобы лучше видеть начальника тюрьмы. И так несколько раскосые его глаза сузились еще сильнее, словно от веселья.

– Ну, майор, это-то дело нехитрое.

Из-за пояса своих ветхих штанов шотландец вытащил что-то и протянул руку к Грею.

Тот в ответ также протянул руку, и на ладонь ему упал небольшой камушек.

Сапфир, глубокого синего цвета, как глаза Фрэзера, довольно крупный для такого драгоценного камня.

Грей в изумлении разинул рот и так ничего и не сказал.

– Прошу вас, перед вами доказательство существования сокровищ. – Узник кивнул на камень в руке Грея и поймал взгляд майора поверх стола. – В остальном, увы, вам придется лишь поверить мне на слово.