«2 апреля 1755 года.
Хэролду, лорду Мелтону, графу Морэй.
Дорогой Хэл, в этом письме сообщаю тебе о недавнем событии, привлекшем мое внимание. Очень может быть, что оно не будет иметь никаких последствий, однако, если выяснится, что оно связано с реальностью, оно может оказаться чрезвычайно важным».
И Грей в деталях описал и как выглядел странник, и что за бред нес, и запнулся, лишь когда дошел до места, где требовалось описать побег Фрэзера и его новое взятие в плен.
«То обстоятельство, что непосредственно после этого Фрэзер бежал, приводит меня к заключению, что бродяга если и бредил, то среди этого бреда имелось и нечто практическое.
Однако в этом случае я не знаю, чем объяснить дальнейшие шаги Фрэзера. Он попался нам спустя три дня после исчезновения из тюрьмы не дальше мили от побережья. Ардсмьюир расположен в пустынных местах, кроме одноименной деревни, вокруг на многие мили нет вообще ничего и никого, а вероятность тайной встречи в деревне с доверенным лицом, которому он передал информацию о золоте, так незначительна, что ее не стоит и учитывать. Деревня Ардсмьюир полна соглядатаями, и побывать там незамеченным почти невозможно, а к тому же мы прочесали ее после побега заключенного вдоль и поперек, но не нашли ни следа ни Фрэзера, ни золота. Да он и не смог бы ни с кем встретиться, так как мне точно известно, что в тюрьме он не имел никаких сношений с лицами, находящимися за пределами крепости. А уж после побега – тем более, поскольку сейчас он пребывает под самым тщательным надзором».
Грей остановил перо, прикрыл глаза и вновь, как наяву, увидел перед собой Джеймса Фрэзера, который, овеваемый ветром, казался на пустоши таким же подходящим для этого места, как силуэты благородных оленей.
Майор нисколько не сомневался, что пожелай Фрэзер не попасться солдатам, он легко это сделал бы. Но он поступил иначе, осознанно позволил себя поймать. Почему?
Он вновь принялся за письмо, однако писал уже не так быстро.
«Возможно, Фрэзер не смог найти золото, а может, его и не существует на самом деле. Сам я склонен считать именно так, поскольку ничто не смогло бы удержать его в пределах крепости, если бы он заполучил в свои руки много золота. Этот шотландец – сильный, привычный к походам мужчина, и ему, как мне кажется, не составило бы труда добраться по безлюдному побережью до ближайшего порта, откуда деньги открыли бы ему дорогу вообще в любую часть света».
Грей прикусил в задумчивости кончик пера, чуть не проглотил чернила, сморщился от их горького вкуса, поднялся, высунулся в окно и выплюнул. Затем недолго постоял у открытого окна, уставившись в весенние ночные заморозки и машинально вытирая рот.
Наконец его осенило: есть вопрос, который нужно задать Фрэзеру, но не тот, что он постоянно повторял, а гораздо более важный.
После того как в очередной партии в шахматы Фрэзер одержал верх, майор приступил к реализации своего замысла. Возле двери уже встал охранник, приготовившийся отвести узника назад в камеру, Джейми встал со своего места, и тут Грей тоже вышел из-за стола.
– Я больше не стану донимать вас вопросом, зачем вы бежали, – как бы между прочим начал он, – но мне чрезвычайно любопытно узнать: зачем вы воротились?
Вопрос стал для Фрэзера неожиданностью. Заключенный на мгновение застыл, затем обернулся, поймал взгляд Грея и немного помолчал. Наконец Джейми Фрэзер улыбнулся.
– Майор, я полагаю, что ваше общество мне стоит оценить по достоинству. Поверьте, я не об ужине.
Впоследствии при мысли об этих словах Грей ухмылялся про себя. А в тот момент он растерялся и отпустил Фрэзера. Только поздней ночью, спросив себя о том же самом, майор легко понял, какой его ждал ответ.
Что бы предпринял Грей, если бы Фрэзер не вернулся? Ответ был очевиден: прежде всего устроил бы слежку за всеми родственниками шотландца. Где же искать помощи и приюта, как не у родни? Грей был полностью убежден, что в этом и заключался ответ. Сам майор не участвовал в кампании усмирения Хайленда, он тогда проходил службу в Италии и во Франции, однако слышал много подробностей о ее проведении, к тому же по дороге в Ардсмьюир ему довелось увидеть немало ее последствий – пепелищ, разрушенных деревень и потравленных полей.
Приверженность горцев своему роду стала притчей во языцех; с учетом этого не оставалось сомнений, что любой из них предпочел бы заточение и все возможные кары для себя, но не опасность преследований со стороны англичан для родных.
Грей сел за стол, взял перо и вновь обмакнул в чернила.
«Ты ведь знаешь шотландскую храбрость, – написал он, добавив самому себе, что именно этот хайлендер выделялся этим качеством и между соплеменниками. – Чрезвычайно невелика вероятность того, что я мог бы силой или угрозами выпытать у Фрэзера, где находится золото, даже если оно есть на самом деле, а уж в противном случае никакие угрозы не подействовали бы. Поэтому я задумал действовать иначе и решил сблизиться с ним как с настоящим вожаком шотландских заключенных, чтобы попытаться в беседах с ним узнать какие-либо сведения. Честно сказать, пока что мои шаги не привели к особому успеху, однако полагаю, у меня имеется еще пара козырей в рукаве. Надеюсь, тебе не стоит объяснять, – аккуратно приписал он, – что мне не хотелось бы, чтобы все это дошло до начальства».
Не стоит обнадеживать их возможными сокровищами, вполне вероятно, вообще мифическими: разочарование при неудаче может привести к опасным последствиям. Однако при благоприятном исходе он вполне сможет успеть и подготовить подходящее донесение, и получить заслуженный приз – возможность вернуться из этой дыры к цивилизации.
«Итак, дорогой брат, обращаюсь к тебе за помощью в получении как можно более точных сведений обо всем, связанном с Джеймсом Фрэзером. Впрочем, умоляю сохранить это в тайне, чтобы никто не узнал о моих намерениях и не насторожился.
Заранее благодарю тебя за все возможное содействие, которое ты сумеешь оказать, поскольку уверен, что всегда могу на тебя положиться».
Он вновь опустил перо в чернильницу и подписался, изобразив в конце изящную виньетку:
«Твой покорный слуга и преданный брат,
Джон Уильям Грей.
15 мая 1755 года».
– Мне говорили, заключенные болеют, – сказал Грей. – Я желал бы узнать, насколько плохи дела.
Ужин был съеден, беседа о литературе завершена. Настало время поговорить о деле.
Фрэзер сурово нахмурился. В руке он держал стакан хереса, но он так и не притронулся к вину за весь вечер.
– Так оно и есть. Дела весьма плохи. Болеет около шестидесяти человек, причем пятнадцать из них серьезно. – Он заколебался. – Мог бы я высказать просьбу?
– Я ничего не обещаю, мистер Фрэзер, но вы, разумеется, имеете право на пожелания, – официально ответил Грей.
Он и сам почти не притронулся ни к еде, ни к питью: аппетит у него почти пропал в предчувствии какого-то важного события.
Джейми задумчиво помолчал. Ему было очевидно, что он не сможет получить все желаемое, следовательно, нужно так сформулировать просьбы, чтобы получить основное, но при этом дать майору возможность не удовлетворить часть прошений.
– Нам требуются одеяла, как можно больше, больше тепла и больше еды. И лекарства.
Грей покрутил стакан и полюбовался на отблески каминного света, отражавшиеся в плескавшемся хересе. «Прежде всего обычные дела, – сказал он себе. – Все остальное потом».
– На нашем складе найдется не более двадцати одеял, но вы можете взять их для тяжелобольных. Но улучшить питание, подозреваю, невозможно. Наши запасы очень уменьшились из-за крыс и мышей, а кладовая два месяца назад обвалилась. У нас и так ограниченные возможности и…
