Для могильника и его погребального обряда присущи следующие черты[151]: расположение могильника на краю надлуговой террасы правого берега Камы; отсутствие наземных признаков; размещение могил двумя рядами параллельно берегу и несколькими группами; наличие в древности каких-то наземных погребальных камер, сжигаемых после захоронения, о чем свидетельствует наличие следов огня на пяти костяках; размещение могил, имеющих удлиненную подчетырехугольную форму с округлыми углами, перпендикулярно к реке; залегание дна ям на двух уровнях — 0,2–0,3 и 0,5–0,8 м; абсолютное преобладание взрослых захоронений, в которых костяки обычно лежали на спине вытянуто ногами к реке, лишь в одном случае (погребение № 30) наблюдалась обратная ориентация; преобладание одиночных захоронений при наличии вводных (№ 64) и парных — 5 случаев; наличие захоронений отдельного черепа (№ 30), как и костяков без черепов (2 мужских погребения); довольно частое помещение в могилу определенных кусков мяса (передняя, плечевая кость лошади или коровы — 7 погребений)[152].

Он был открыт в 1958 г. в 1 км к востоку от с. Подгорные Байлары Мензелинского района Татарской АССР. Памятник расположен на краю надлуговой террасы левого берега р. Ик. Очевидно, большая часть могильника уже разрушена, так как здесь, несмотря на широкие раскопки, было выявлено всего три погребения, расположенные недалеко друг от друга. В двух могилах были одиночные захоронения, в одной (№ 2) — три костяка (два взрослых и один детский). В изголовье взрослых отмечены охристые пятна. Все костяки лежали вытянуто на спине, но в могиле № 1 костяк был ориентирован головой к реке (на север), а в остальных — ногами к реке (рис. 39, В).

В бассейне Белой раннеананьинских могильников пока также не обнаружено.

В бассейне Средней Камы раннеананьинским (VII–VI вв. до н. э.) является Таш-Елгинский могильник, открытый Н.А. Мажитовым[153] и исследованный в 1967–1969 гг.[154] в Янаульском районе Башкирской АССР на правом берегу Буя — левого притока Камы (рис. 5). Всего за три года работ здесь было вскрыто 25 могил, располагающихся двумя или тремя рядами параллельно берегу. В 20 могилах вскрыты одиночные захоронения, в одной (№ 19) — парное захоронение, две ямы (№ 9 и 13) содержали погребальный инвентарь, но не выявили следов костяка, т. е. были кенотафами, и в одном случае наблюдалось захоронение лишь черепа (№ 4). Все костяки лежали на спине вытянуто ногами к реке. В ряде могил (№ 18, 20–25) отмечены углистые включения в засыпи, а в могиле № 25 (№ 12 — 1969 г.) — следы прокала. В засыпи некоторых могил (№ 4, 8, 10, 16) отмечены черепа или зубы лошади. Погребальный инвентарь в основном датирует могильник VII–VI вв. до н. э. (рис. 39, А, Б).

Самым северным раннеананьинским могильником, входящим уже в верхнекамскую группу, является Скородумский, исследованный в 1951–1953 гг. пермскими археологами под руководством О.Н. Бадера[155]. Могильник располагается на краю низкой надлуговой террасы Полуденной — правого притока Камы. Здесь изучено всего 4 могилы, расположенные рядами и содержавшие по одному костяку. Судя по тлену от коронок зубов, в трех случаях погребенные лежали ногами к реке, в одном (№ 3) — головой к реке. В засыпи последней могилы отмечены углистые включения и следа прокала.

Особенности погребального обряда ананьинских племен были рассмотрены рядом исследователей еще в 50-х — начале 60-х годов XX в.[156] Однако имевшийся тогда скудный материал, особенно по раннеананьинскому времени, позволил наметить лишь самые общие черты при минимальном их объяснении. К анализу погребального обряда не привлекались данные этнографии, не говоря уже о данных исторической лингвистики. В настоящее время накопился большой новый материал, особенно по раннеананьинским могильникам[157], а также вышел ряд статей, посвященных археолого-этнографической[158] и этнографо-лингвистической[159] интерпретации погребального обряда народов лесостепной и лесной полосы Евразии, в том числе и финно-угорских. Все это создало реальную основу для более углубленного анализа погребального обряда раннеананьинской общности[160].

Все известные к настоящему времени раннеананьинские могильники с определенным местоположением (к числу таковых можно причислить 20 памятников, см. рис. 5) располагаются по берегам Волги и Камы[161], причем почти всегда занимая края относительно низких надлуговых террас (кроме Тетюшского могильника)[162]. Такое положение не случайно. В погребальных обрядах ананьинцев[163], как и их предшественников-приказанцев[164], значительную роль играли большие реки — Волга и Кама, выступающие как своеобразные реки смерти, соединявшие настоящий (верхний) и будущий (нижний) мир. Кроме расположения на низких берегах крупных рек, об этом свидетельствуют и формы могильных ям, нередко имеющих закругленные, как у лодок-долбленок, концы и иногда корытообразное дно (см. Ст. Ахмылово, Луговской и другие могильники), а также достаточно устойчивая ориентация погребенных ногами к реке: Ст. Ахмылово — 63 % погребенных, Акозино — 88; Моркваши — 100 %, I Ново-Мордово — 30 (70 % — головой к реке), Луговской могильник — 100 % и т. п.

Все это не случайно. В погребальных обрядах многих северных народов, жизнь которых была теснейшим образом связана с рекой — рыболовством и охотой в припойменных долинах, представления о реке как дороге переселения душ играли важную роль. Таковы верования обских угров[165], эвенков[166], археологически — у глазковцев Восточной Сибири[167], племен эпохи бронзы Якутии[168] и т. п.

Отголоски представлений о реке смерти, о реке переселения душ сохранились и в фольклоре марийцев, удмуртов и коми. Таковы песня горных мари о Волге (Юл или Иола), где говорится об уплывании людей навечно вниз по реке[169], сказки южных удмуртов о водяных гостях, перевозивших по Каме души умерших[170], баллада о хозяине Зеленого мыса у коми на Печоре[171] и др. Интересно и то, что марийцы Волгу называют Юл (Йыл — на горно-марийском и в топонимах — Йояа, Йола-сола)[172], что может быть сопоставимо с понятиями «верование», «обычай» (йула — мар.[173], йылол — удм.[174]). Возможно, что Волга, выступающая у ананьинцев — далеких предков волжских и пермских финнов — как основная река верований и обычаев, так и называлась «вера», «обычай».