Я старалась подальше отогнать все мысли о том, что Лилиан могла связывать моего отца.

— Значит, у них были отношения?

— Верно.

Он убрал свою руку от моей и ослабил одеяло вокруг моей больной ноги.

— Что случилось потом?

Удобно устроившись на кровати, он пожал плечами.

— Я не знаю. Больше я его никогда не видел. Я вернулся в Алабаму, преподавал остаток семестра. Именно тогда у нас с Джоан начался роман, так что я проводил большую часть своего свободного времени, тайком общаясь с ней, — ответил он. Его голос помрачнел. — Пока это всё не закончилось, и она не сказала ни слова в мою защиту.

Мне казалось, что моя голова горит, мысли метались, каждая вспышка высекала искры, которые зажигали новую идею. Мне нужна была информация, вся, какую я только могла получить. Но сначала мне нужно было знать, могу ли я доверять Гаррету.

— Что случилось той ночью, когда тебя застукали с Джоан?

Его челюсть сжалась, и горькие морщины прорезались на лбу.

— Я связал её, привязал к кровати и… — он взглянул на меня. — …стегал по ногам и животу. У неё появились отметины, синяки и почти пошла кровь, когда вошел её муж, — ответил он, сверкнув сердитым взглядом. — Конечно, она даже не заикалась о том, как просила выпороть её.

— Выпороть? — уточнила я, вызывая в воображении образы телесных наказаний в других странах. — То есть как бьют плетью?

— Просто тисовый прут. Тонкий, гибкий. Оставляет довольно яркие впечатления без видимых следов, если ты правильно им пользуешься.

— Звучит болезненно.

— Да, но от этого ещё и выделяются эндорфины. Боль усиливает удовольствие.

Это было неподходящее время для прилива крови к нижним частям моего тела, для чего-то отдаленно похожего на влечение, но я не могла это остановить.

— Твоё удовольствие тоже, да?

Он облизнул губы и ответил:

— Да.

— А когда ты бы отшлепал её, потом, после того, как... — спросила я и затихла, прервав себя на полуслове, когда в моем сердце вспыхнула вспышка ревности.

— Да. А потом мы бы трахнулись как обычно.

Я вздрогнула от его прямоты.

— Значит, всё было по обоюдному согласию?

— Да.

Я прикусила губу, вглядываясь в его лицо в поисках каких-либо признаков обмана. Я не нашла ничего подобного.

Он сжал мою руку.

— Я клянусь, что так оно и было, Элиза.

Мои глаза расширились:

— Ух ты!

— Что?

— Это был первый раз, когда ты произнес моё настоящее имя. Не назвал Рыжей.

— Не привыкай к этому, Рыжая, — ответил он, а на лице его снова появилась знакомая ухмылка.

— Что произошло дальше?

— Как так получилось, что после того, что я спросил об истинных причинах твоего пребывания здесь, ты снова стала допрашивать меня?

Улыбка скользнула по моим губам.

— Просто ответь на вопрос.

— Ты уверена, что увлекаешься археологией, а не юриспруденцией? — спросил он. Ухмылка его стала шире.

Я сморщила нос.

— Я копаюсь в земле. Я и не скрываю этого. Определенно не те качества, которые присущи адвокату.

— Принято к сведению. Сначала расскажи мне кое-что, а потом я расскажу тебе остальную часть своей грязной истории.

Я с трудом сглотнула и ответила:

— Окей.

— Как ты думаешь, твой отец все ещё жив?

Я опустила взгляд.

— Нет. Его нет. Я знаю это.

— Мне очень жаль, — проговорил он, покачав головой.

— Мне тоже, — я проглотила слезы. — Теперь расскажи мне остальное.

Он отвел взгляд.

— После скандала я ушел с позором и подумал, что могу вернуться домой и зализать свои раны. Лилиан всегда умела сглаживать проблемы. Я разговаривал с ней по телефону в тот день, когда всё это произошло. Она сказала мне приехать домой, и мы во всем разберемся. Я ушел из университета и поехал прямо сюда, — произнес он, закрыв глаза и понизив голос, погрузившись в воспоминания. — Это было ближе к концу весенней сессии. По дороге домой всё было в цвету — ветки желтой жимолости и пурпурной глицинии свисали с деревьев. Несмотря на то, что произошло, я почувствовал, что у меня появилась надежда. Лилиан знала бы, как это исправить. Она прекрасно выбиралась из множества неприятностей с присущим ей очарованием. У меня не было и половины её способностей, но с её помощью, я не знаю… Я подумал, что возможно, у меня есть шанс, понимаешь? Может быть, она могла бы поговорить с деканом Фаррауэем или Джоан.

Он пожал плечами и уставился в угол комнаты, его глаза блуждали по деревянным доскам, как будто он мог проникнуть взглядом на нижний этаж. В комнату Лилиан.

— Я вернулся домой как раз на закате. Дом был освещен, приветливо сиял огнями, как будто ждал гостей. Всё было не таким, как сейчас, — он махнул рукой в сторону стен. — В упадке, — он сделал паузу, как будто пытаясь выдавить из себя несчастные слова. — Когда я вошел сюда, везде было тихо. Я позвал Лилиан. Она не ответила. Я пошел в её комнату, и нашел её там. Она повесилась... — он замолчал, эмоции нахлынули и заглушили его голос, как внезапное наводнение.

— Мне так жаль, — сказала я и зажала его руку между своими. Я знала, что она покончила с собой, но, кроме её краткого некролога, об этом не было никакой информации. Тогдашний шериф Миллбрука скрыл подробности. Я всегда предполагала, что он замял это дело, спрятал под сукно, чтобы не запятнать семью. Самоубийство было нерушимым табу, особенно в этой части Библейского пояса (прим. регион в Соединённых Штатах Америки, в котором одним из основных аспектов культуры является евангельский протестантизм. Ядром Библейского пояса традиционно являются южные штаты).

— Это было ужасно. Когда я увидел её, это было что-то страшное, во что я не мог поверить, переварить, как будто это было не на самом деле. Но потом я прикоснулся к ней, и она была... — проговорил он и вытер глаза, ресницы были мокрыми.

Видя, как ему больно, что-то во мне надломилось. Я хотела забрать его боль, вытащить занозу из его лапы, но некоторые вещи, как и некоторых людей, было невозможно излечить.

— Она оставила записку?

— Нет. Я потребовал, чтобы шериф Пеннингтон расследовал это как убийство. Лилиан бы так не поступила. Я не мог в это поверить.

— Ты думаешь, её убили?

— Я так думаю. Шериф Пеннингтон провел расследование так же, как и всё остальное, — вполсилы. Он сказал мне, что, поскольку её отпечатки были на стуле, электрическом шнуре и светильнике, у него не было никаких доказательств какого-либо насилия, нападения или объяснения, кроме очевидного. Я пережил ад и закатил скандал, и… — он отвел свой пристальный взгляд от моего, — я cчитал твоего отца своим подозреваемым номер один. Я знал, что это был он. Так должно было быть, и я хотел заставить его заплатить.

Мотив. Я напряглась и посмотрела на нож на прикроватном столике. Может быть так Гаррет косвенно признавался в убийстве моего отца?

Он проследил за направлением моего взгляда.

— Возьми, если тебе от этого станет лучше, — сказал он. Печаль в его тоне заставила меня почувствовать себя дерьмово. Он только что открыл и разбередил несколько ран, которые явно причиняли ему боль глубоко в душе, а вот я пока ещё не доверилась ему.

— Мне жаль, — произнесла я, проигнорировав шпильку и сосредоточилась на нем. — Это все так... ново, я думаю. Пожалуйста, продолжай.

— Больше рассказывать особо и нечего. Я всегда подозревал твоего отца в убийстве Лил, но он исчез сразу после её смерти. Это совпадение не ускользнуло от меня. Я заплатил частному детективу, чтобы он нашел его. Но твой отец так хорошо замел свои следы, что все улики вели прямо сюда, в Блэквуд. Круг замкнулся. Тупик.