Я должна все узнать.

— Что с моим сыном?

Он глядит в сторону, несколько мгновений медлит, потом говорит:

— Я зря взял с собой тебя.

И тут я уже готова броситься на него с кулаками.

— Почему?! Ты думаешь, что мать не имеет права… — Сафонов перехватывает мое запястье и смотрит в глаза ледяным, до глубины души пронизывающим взглядом.

— Имеет, — вырываются у него слова. — Послушай…

Приподнимает руку так, что я практически остаюсь болтаться в воздухе, приподнимаясь на цыпочках. Ну и силища у него! Удивляюсь уже не в первый раз.

— Я знал, что Архипова обманывает, — щурится, отводя взгляд. — И сам выяснил верный адрес. Удивился конечно несказанно.

Как будто шум какой-то странный стоит в ушах. Так что с моим мальчиком? Надеюсь, он не…

— А потом вспомнил, что вытряс из этого твоего мудака, — очевидно, что так Сафонов называет моего теперь уже бывшего мужа, Эдуарда.

Я забываю о том, что должна была бы сопротивляться и просто повисаю на руке у моего похитителя. Теперь в ногах готова была бы у него валяться, только бы отвел беду, которую я сердцем чувствую. По правде я все это время с исчезновения Руслана ни на минуту не ощущала покоя. Как будто чувствовала…

Но кто он такой? Сафонов же не господь-бог.

Сейчас читаю на его лице признаки смущения — словно он и сам понимает.

Мои губы приоткрываются.

Хочу узнать ответ: а вот он спас бы моего сына, если бы мог?

— Короче, — Сафонов отводит глаза. — Он мне признался что ребенок… пострадал.

Сжимает челюсти, прерывается. Я не дышу.

— Узнал я еще неделю назад, — Сафонов наконец опять становится спокойным и внешне будто бы безразличным. — Я выяснить попросил подробности, когда прислали этот адрес.

Кивает в сторону, как я теперь уже понимаю, больницы.

— Почему там, — докладывается Сафонов. — Так вот. Ты когда заявление на него подала, козлина вспылил. Сел в тачку и погнал с ребенка родственникам отдавать. Разбился вот как раз в этих местах.

Я перевожу взгляд на больницу.

— Да, — слышу голос Сафонова как будто издалека. — Сам пристегнутый был, а парня… Парня даже из областной больницы не забрал!

— Что с ним? — почти беззвучно выдыхаю.

Тогда Сафонов почти нежно отпускает мою руку и несколько мгновений смотрит мне в глаза, как будто спрашивает: “Выдержишь?”.

Я вздергиваю подбородок. И не такое приходилось…

Но тут ноги как будто подворачиваются, слезы выступают на глазах. Да я уже просто… Все, что в последнее время происходило, похоже на каток, вжимающий меня в асфальт.

Сафонов вдруг прижимает меня одной рукой к своей груди. Жест почти нежный. Наверное максимально доступный такому человеку, как Валерий.

Я не выдерживаю и начинаю беззвучно плакать, потому что помню как Эдуард пропал тогда на четыре дня. А потом вернулся с загипсованной рукой и синяками. Сказал, что получил все это в пьяной драке. Ведь я, тварь такая, позволила себе на него жаловаться и он стресс в баре снимал. А потом, собственно, на нервах подрался.

Эдуард тогда мне соврал, что честь мою защищал перед собутыльниками. Мол, приняв алкоголя, рассказал другим мужикам о том, что происходило в нашей с ним семье и те стали обзывать меня худшими словами.

Сжимаю кулаки до боли. Уверена, что на ладонях останутся следы ногтей.

Я знала, я уже тогда знала, что он что-то скрывает!

— Он… инвалидом остался? — решаюсь наконец на эти слова.

— Я слышал, что ребенок так и не проснулся после операции на мозге, — звучит как приговор и я чувствую как уходит из-под ног земля. — Кома.

Сафонов ловит меня уже обеими руками. Ставит на ноги и заставляет посмотреть себе в глаза.

— Слышишь, Эльвира, я найду ему врача, — звучит так уверенно, что я перестаю сомневаться. — Лучшего из-за границы выпишу. Абрамова обоим нам про ребенка соврала: тебе сказала, что он жив, а мне — что умер. И она бы могла прикончить его, узнав для чего мне все это надо. Хорошо, что у меня есть… чутье и надежные люди.

Сафонов легонько встряхивает меня за плечи и я чуть-чуть прихожу в себя. В ушах звенит. Реальность плывет перед глазами. Я не могу поверить в то, что услышала. Хотя и сомневаться у меня причин нет.

— Вот только дурак я, что взял тебя. Думал, что мать… Думал, что он в сознании. Блять, че я в этих бумажках медицинских понимаю? Написано же было “политравма”.

Сафонов скалится и отводит глаза.

— Я должен тебе, Эльвира. За сына, — вот теперь он напоминает мне нормального человека.

— Хорошо, — мне кажется я улыбаюсь, точнее я пытаюсь улыбнуться, но не уверена, что мои губы теперь способны воспроизвести это движение. — А я…

С трудом нахожу его пальцы и сжимаю.

— Я выполню свою часть сделки.

Я просто хочу чтобы Сафонов выручил моего сына. Вот он способен его спасти — теперь я точно знаю это.

Он вдруг крепко прижимает меня к себе.

— Ты хоть знаешь за кого замуж выйти согласилась?

Отрицательно качаю головой и выговариваю.

— Не подведу тебя.

— За меня.

Сафонов Валерий

“Да нет уже там никакого ребенка!” — вопль Инги так и стоит в ушах.

Что значит нет? — задал я себе вопрос тогда. Где-то же он быть должен и быстрое расследование дало мне довольно странные результаты.

Хотя бы то, что я вытряс из подельников Инги адрес областной больницы.

Вообще-то я отправился искать собственного друга. Потому что где прихвостни Инги, там и информация о том, куда делся Мурат. Уверен, все это звенья одной цепи.

А сейчас, когда я собираюсь щелкнуть губернатора по носу, друг мне очень даже нужен.

Если он конечно еще…

Но вот зачем я прихватил с собой Эльвиру? Айдарова действует на меня плохо, прямо-таки одурманивающе.

Я думал, что просто бумаги с ней подпишу и свалю, но…

Что-то, блин, меня дернуло сказать про принца.

А когда сказал и увидел в ее глазах недоверие, ненависть даже, попробовал еще и доказать.

Принц — смешно даже!

И все-таки я взял ее с собой выслеживать этого самого человека Архиповой!

Укокошить себя по пути хотелось. Просто прибить идиота.

К тому же она не переставала отвлекать. Ее запах, то как нервно она теребила выбившийся из прически локон, как прикусывала нижнюю губу. Ну вот же я дурак!

Я не привык от своих слов отказываться, поэтому первым делом, стиснув челюсти, я и зашел в госпиталь.

И понял, что вот тут вот я уже, блин, дважды идиот. А может и трижды.

Пока мои люди занимались поисками этого самого типа, у меня совсем вылетело из головы все, что я от Архиповой узнал и от этого бывшего мужа Эльвиры — тоже.

А узнал я вещи нехорошие. Что-то там про аварию, про больницу. Но история про своего сына, интриги Инги — все навалилось как снежный ком и только когда я увидел стены госпиталя, глаза Эльвиры, только тогда, блин, меня вдруг проняло. Наверное впервые за долгое время я наконец почувствовал что-то из прошлого. Я как-то понял вдруг, что сделал не так.

А вот если бы там был мой сын?

Мне много раз говорили, что я стал уродом, но именно сейчас я впервые допустил это до создания.

Тогда я приказал ей оставаться и ушел туда сам.

Вот есть у меня определенное чутье. И оно не врало, когда я открыл перед собой двери отделения. Меня конечно выставить пытались, но деньги, которые я сунул главному врачу, и связи сделали свое дело.

Эдуард этот конечно не полностью конченный. Он денег кому надо дал чтобы заботились о ребенке. Но на этом все.

Я как-то стоял в посреди палаты, смотрел на маленькое, опутанное проводами тело мальчика, до боли похожего на Эльвиру и кажется наконец чувствовал что-то, что возвращало меня к сообществу людей.

Я чувствовал боль.

Как будто это покалечили моего ребенка.

Как будто его отцом был я.

— И что, правда никаких шансов? — допытывался у приставленного к мальчику врача.

— Ну чудеса случаются, — отводит глаза. — Всегда есть небольшая вероятность…