— Наслаждайся, дорогая, — потирая ладошки, проникновенно сказала Лизка, и кому были адресованы эти слова — оставалось загадкой. То ли Янке, то ли себе. На блюде красовалась высококалорийная горка вкуснятины.
— Лиз, ну ты нормальная?
— А что? Я же говорю — наслаждайся, радуйся и чревоугодствуй.
— Чрево что?
— Ешь!
Янка покачала головой, взяла с блюда вкуснятину и будто случайно посмотрела в сторону девушки, сидевшей у другой стены. Та отрешенно уставилась куда-то в окно. И вновь у девчонки где-то внутри пробежала странная неприятная тревога, словно отголосок чего-то темного и опасного.
— … А Волоха в торговый идет, вместе с Мишей Белоусовым. Ты слышишь меня?
— Она же в Аграрную академию собиралась? — Чуть встряхнула головой Янка, — голос подруги пропадал и возвращался, вместе с привычными звуками кафе, уличными отголосками, смехом мальчишек, будто кто-то, шутя, поворачивал ручку громкости на радиоприемнике.
— А ей какая разница? Что там бухучет, что в торговом бухучет.
— А ты что такая злая, Лиз?
Лизка на секунду уставилась на подругу, и тихонько вздохнула.
— Не знаю. Волнуюсь последнее время. ЕГЭ, выпускной, вступительные. И опять за неделю набрала килограмм. Ян, не береди меня, — решительно отмахнулась Лиза и потянулась к блюду, но вдруг вспомнила. — Ой, надо нашему Пахому отнести.
— Собакам нельзя сладкое.
— Ау, проснись. Сюда посмотри, — девчонка сердито нахмурилась и ткнула пальцем в тарелку, где рядом с последним пирожным лежал бутерброд с колбасой.
Пес, как всегда в это вечернее время бродил у детской площадки, неспешно наворачивая круги и обнюхивая свежую майскую траву. Девчонок он знал и охотно к ним шел, всегда дружелюбно помахивая хвостом.
— Эй, Пахом Собакеныч, — увидев его, Лизка покрутила в руках бутерброд.
Пес подбежал, осторожно, даже с достоинством принюхался к угощению.
— Да ладно, не привередничай, — шутливо проворчала Лизка. Присела на корточки и потрепала пса по загривку. Но тот вдруг вскинул голову и уставился на Янку. Потом сделал шаг, обнюхал ее штанину, застыл, а его надбровные дуги, как у человека, сомкнулись в хмуром раздумье.
— Ян, ты сегодня, наверное, как-то по-особенному пахнешь, — едко предположила Лиза.
— Да никак я не пахну, — со злостью огрызнулась Янка. Отступила на шаг. Пес наоборот, сделал шаг вперед, по-прежнему не отрывая от нее взгляда… Взгляда с бирюзовым отливом и плавающей тенью в глубине собачьих глаз.
— Приехали, — пробормотала Янка.
Пес встряхнул головой, вильнул хвостом и вернулся назад к бутерброду. Янка облегченно выдохнула. Подумаешь, обычная галлюцинация, с кем не бывает. Да на каждом шагу! Лизка сегодня с утра трещала, что она похожа на актрису Веру Сотникову — чем не галлюцинация, увиденная в зеркале. Паша Крошников из параллельки заявил, что едет в Москву поступать в МГИМО — тут совсем уже тяжелый случай. Когда в душе — Наполеон, и в зеркале — Наполеон, то это серьезный симптом. Так, что, ее галлюцинации с бирюзовыми бликами в собачьих глазах, не самые страшные.
Янка осторожно отошла от собаки и махнула подруге рукой.
— Я домой.
— Уже?
— Папа сегодня дома, надо пообщаться, а то только спящих друг друга видим.
В подъезде электрик менял лампочку. Рядом с ним стояла консьержка, придерживая стремянку. Девчонка поздоровалась и свернула из небольшого холла к лифту. Услышала, как опять хлопнула входная дверь, и кто-то протопал вслед за ней.
Янка нажала кнопку вызова лифта. Зайдя в кабину, обернулась.
— Вам на какой этаж?
Перед ней вполоборота стояла девушка. Та самая, из кафе. На ней был длинный жакет, волосы — темные, вьющиеся она спрятала под берет. Незнакомка не ответила, уставившись в металлическую стенку кабины. Янка настороженно покосилась на нее и нажала кнопку своего этажа. Лифт, тихо загудев, тронулся вверх.
У нее были тусклые глаза, темные круги под ними, впалые щеки. Бледные губы поджаты, будто от страха. Серая, уставшая мышь. Хотя, не старая, наверное, нет и тридцати. У девчонки в груди опять, как и в кафе, зашевелилась тревога.
Светящийся пятачок экрана над дверьми отображал цифры проплывающих этажей.
Четвертый… Пятый… Шестой…
Медленно… Слишком медленно! Да, умирает он, что ли?!
Лифт полз наверх, точно муха в сметане, тягуче, с глухим рокотом и мелкой моторной дробью. Янка опять покосилась на светящийся экран и… медленно открыла рот, расширив от ужаса глаза.
Шестнадцатый… Двадцать шестой… Один дробь два… Сто пятый… Третий…
— Мы сломались! — Сдавленно воскликнула она и обернулась.
Незнакомка смотрела на нее в упор, чуть склонив голову и набычившись. Она тяжело дышала, а в глазах плясали тени с холодным бирюзовым отливом. Янка невольно отшатнулась.
— Э-э-э, извините, вы в порядке?
Незнакомка приоткрыла рот и зашипела, а потом скрипуче произнесла.
— Фи-и-и-а, тос фи-и-и-а…
Кабину тряхнуло, маленькое удушливое пространство заполнилось темной пеленой. Девчонка с ужасом почувствовала, как на нее наваливается усталость и тяжесть. В висках застучало, сердце зашлось в неровном стуке. Горло схватил спазм.
— Фи-и-и-а, тос фи-и-и-а…
Лифт уже в который раз тряхнуло, и голова больно ударилась о какой-то выступ в стенке. Перед глазами поплыло, ноги подкосились. Девчонка от страха попыталась вздохнуть. И вдруг беззвучно зашептала губами что-то бессвязное. Это было скопление букв, формирующиеся в неизвестные, странные слова.
— Ха-а-афси-и-и, тохо, вете…
Губы зашептали уверенней, и от произнесенной абракадабры, спазм отступил, освободив горло. Ноги почувствовали твердую опору, густая пелена начала рассеиваться.
— Га-а-адина, — сумасшедшая оскалилась гримасой. Ее глаза — безумные, налитые ненавистью, почернели. Руки метнулись под пиджак. Янка успела один раз моргнуть глазами, как в воздухе блеснуло лезвие ножа.
— Эй, ты что делаешь?! Опомнись!
Девчонка отбежала к панели с кнопками и забила по ним кулаком. Рука с ножом промелькнула в нескольких сантиметрах от лица, Янка дернулась, успела перехватить запястье женщины и с силой толкнула ее в угол.
Лифт опять тряхнуло, и металлические дверцы неспешно разошлись в стороны. Девчонка пулей вылетела из кабины, но сзади ее крепко схватили за джинсовую куртку. Помня о ноже, она резко развернулась и в последнюю секунду перехватила ладонью лезвие, направленное в лицо.
— Техоро… тохо… вете… — Зашептали ее губы. — Техоро… тохо… вете….
Лицо сумасшедшей застыло маской, глаза расширились от непонятного удивления. Она испуганно вскричала, дернулась и отскочила, выпустив рукоятку ножа. Янка вдруг подумала, что не чувствует боли, а ведь она схватила ладонью лезвие. Перевела взгляд на свою руку… И изумленно уставилась на нее, глядя, как с пальцев опадают на пол растворенные, точно мед, капли металла.
— Что за… — Девчонка посмотрела на нож, валяющийся рядом, с осколком лезвия — помятым, будто оторванный кусок бумаги.
— Это что, я сделала? — Прошептала она себе. И услышала тихий неприятный скулеж. Сумасшедшая стонала, зажав рот ладонями. Янка почувствовала, что закипает злостью. — Ты кто? Ты зачем на меня напала?
— Не подходи! — Истошно закричала та и выставила руки вперед. — Не трогай меня!
— Да пошла ты, дура! Ты зачем на меня с ножом накинулась? Ну? Отвечай!
— Это не я! — Выкрикнула незнакомка, точно выплюнула, и замотала головой. — Это они. Они оплели меня, они по всему телу. Паутина, пауки, они говорят. Убить! Всех!… Помоги, а?
Женщина сползла по стене и беспомощно обмякла на полу.
— Они выматывают меня. Послушай, ты прости меня, я уже неделю не сплю. Помоги. Ты — сильная, я чувствую. Иначе, я… — Она замолчала и перевела взгляд на дверь, которая вела на запасную лестницу. Через открытый балкон, обвеваемый ветрами.
Янка быстро огляделась — напротив дверей лифта, на стене выделялась цифра семнадцать. Прилично лететь, даже очень прилично.