Роман оперся о раковину и уставился на себя в большое зеркало на стене. Бледный, с черными кругами под глазами, отросшие волосы повисли грязными прядями. Помыться бы. Ночью, разговаривая с Ингой, он как-то не думал об этом… Хотя, ночью любой зверь темный, не разглядеть.

Придя под утро домой, почувствовал, как навалилась усталость. Действительно, надо помыться. Но подумав о том, что придется делать какие-то телодвижения, шевеления, парень поморщился — опять подкатила тошнота. В дверь ванной комнаты осторожно постучали.

— Рома, я заварила тебе бадан. Надо выпить. Ром, ты живой?

— Живой. Я услышал, мам.

— Меня Виктория Трифоновна ждет, я съезжу к ней, сам знаешь, в театре юбилей, много работы. Ты побудешь один?

— Мам, я живой, езжай, если надо, — парень раздраженно фыркнул. Мать отошла от двери, и через несколько минут он услышал, как хлопнула входная дверь.

Вчера, после встречи с ведьмой, которую он хотел убить, а вместо этого получил настоящий отлуп, удар пылающей пятерней, он провалялся в отключке больше часа. Очнулся от укола в вену, открыл глаза, и увидел над собой мрачного доктора. Скорую вызвали собачники, обнаружившие его на земле.

— Что пил?

— Самогон, — брякнул первое, что пришло в голову.

Доктор принюхался. Пришлось сконцентрироваться и выдавить через поры, вены, кожу легкую волну натурального забористого амбре. Пусть доктор нюхает.

— В токсикологию поедем?

— Нет. Спасибо за помощь.

Фельдшер, молоденькая девчонка, записала его данные, и от него отстали. Скорая уехала, собачники разошлись. Домой он добрался за полночь. И закрылся в ванной, никого не пуская, благо, что в большой родительской квартире было предусмотрено два таких полезных помещения.

Выворачивало долго, с кровью, зеленью, ошметками, до дикой рези в животе и помутнения в глазах. Потом заснул, прямо там же, на кафельном полу. Видения, как всегда, накрыли паутиной и болотной вонью. Пауки привычно обступили плотным кольцом, щелкая челюстями. Их перестук действовал на сознание не хуже яда, которым они плевались.

А потом обычно появлялся Факх.

«Страдания воспитывают хорошего воина. Ты — особенный. Растворенный дар моего господина Иль-Яфи наделил тебя редкостными талантами. Не расстраивай меня».

Только в ту ночь вдруг, все пошло по другому сценарию. Как всегда появилась вонь, потом болотная жижа, пауки с челюстями.

Паутина привычно оплела голову, он привычно дернулся, и занес ладонь, чтобы отбиться. Фаланги пальцев вспыхнули болью и светом. Твари тревожно зашевелились. В голову не пришло ничего лучшего, как вскинуть кулак, точно факел… И ошарашенно застыл, наблюдая, как осыпаются вокруг него обугленные трупики. А потом мутное пространство загудело, и с треском распалось на куски. Большего он не помнил.

Роман прислушался к тишине квартиры, вышел из ванной. Горячий настой бадана — это хорошо, а активированный уголь — лучше. Напольные старинные часы в кабинете отца отбили шесть ударов. Парень свернул по коридору и добрел до кухни. Растолок кучку черных таблеток, выпил. Такая же боль в желудке случилась месяц назад, когда впервые появились пауки. Но обошлось.

С физическим здоровьем все было хорошо, чего нельзя сказать о душевной стороне его существования. Иногда хотелось радикально решить вопрос — прыгнуть с высотки или броситься под колеса вагона подземки. Но Факх каким-то десятым чувством предугадывал его настроения и появлялся — то в зеркале, то в экране телевизора, а один раз даже выплыл мутным обликом из головы бюста Петра Ильича Чайковского, что стоял на широкой тумбочке в гостиной.

Появлялся не просто так — с прямой угрозой или вкрадчивыми намеками, объясняя последствия любых необдуманных шагов.

— Пойми, дуралей, это тебя не спасет. Ты не умрешь — я обещаю. Но в наказание оставлю калекой, будешь всю жизнь пускать слюну в подушку, а я устрою в твоей голове верблюжьи пляски под барабанный бой. И все равно заставлю убивать.

За этот месяц Факх кое-чему научил его. Особенно интересным оказался тонкий магический флюид, включающий поиск осколков. Вначале, ощущения походили на предчувствие, причем, в его ненормальной, острой фазе, когда хочется вскочить и бежать, точно гончая, учуявшая дичь. И только через несколько дней Роман смог увидеть то, что Факх называл мерцающей дорожкой. Не надо было дергаться, срываться с места, оглядываться.

Возникало покалывание в подреберье — легкий сигнал, что в радиусе примерно двух сотен метров появился такой же, как и он. Потом включался особый взгляд, и перед глазами рождалась мерцающая нить. Непостоянная, исчезающая и вновь пробегающая в серебристой дымке, яркая, тусклая, но неизменно указывающая направление.

Факх рассказал, что в его мире эта способность не считается чем-то выдающимся и ею владеет каждый маг, но, почему-то здесь этот тонкий флюид раскрываетсяс большим трудом.

Тихое бульканье — смс-оповещение, заставило вздрогнуть. Роман раздраженно дернулся.

— Чтоб тебя, — буркнул он и открыл сообщение. Ничего важного, всего лишь очередная истерика старосты группы. Несдача зачетов — недопуск к сессии. Удивила.

Роман отложил смартфон. Задумался и поднял руку. Сжал кулак. Обычный кулак, бывают и круче. А если посмотреть внимательней? Чуть прищуриться, так, чтобы дрогнули бирюзовые блики, и увидеть то, что недоступно другим. Никому, кроме таких, как он… А что, если этим светящимся знаком на его сжатых костяшках двинуть в морду Факха?

Неплохая идея, надо опробовать, тем более, после такого эффектного дебюта во сне. Кстати, он уже в курсе, или нет? Роман почесал лоб. Или пан или пропал. Впрочем, есть еще вариант, не сказать, что он безопасный — ведьма явно сильнее его, но, при должной осторожности… В крайнем случае, можно только понаблюдать со стороны. С кем она общается, с кем встречается. Сейчас сгодится любая информация. Надо искать соратников. Или знать врагов.

Кто для Настя? Он еще не определился. А вот появление Инги перевернуло все. Теперь он знал как жить. Ради кого, и зачем.

— Да такую Лизу в султанский дворец, хоть сейчас. Из-за таких Лиз, между прочим, войны начинают.

— Тише, Мурза.

Янка шикнула и сердито покосилась на вахибея.

— Ничего ты не понимаешь в жизни, худышка, — фыркнул тот.

— Вы это о чем? — В комнату вплыла Лизка, держа в руках две чашки чая.

— А не хочешь ли, Лизонька, попутешествовать в Эх-Галию? — Спросил вахибей, изобразив улыбку, шире, чем была мартышкина морда.

— Не слушай его. Он перетащит тебя в свой мир и продаст в гарем.

— Не верь ей, — тут же перебил Янку вахибей, сверкнув пуговичными глазами.

Лизка удивленно вскинула бровью. Все же, не доверяла она странному существу, прыгающему как мультяшка, в шкурке ее Семена, и, честно говоря, побаивалась.

— Между прочим, из кулона, что на твоей шее, Лизонька, можно сотворить прекрасный артефакт. На удачу, например, или отбиться от хулиганов.

Лизка неуверенно пожала плечами. Идея интересная.

— Не бойся, мощным артефакт не получится. Эх, если бы в этом мире у меня были изумруды. Ну, на худой конец и бирюза подошла бы. Без хороших глаз, как без рук.

— Почему? — Заинтересованно спросила девушка.

— Видишь ли, пуговичные глаза твоей мартышки не способствуют воплощению сложных магических флюидов.

— Не аккумулируют магическую энергию, — перевела Янка.

— Поэтому, я ограничен в своих возможностях.

Янка задумалась и спросила:

— А если это сделаю я? Ты перемещаешь меня в свою обитель. Я беру твои камешки, и мы возвращаемся.

Мурза скептически скривился.

— Если бы все было так просто.

— Но ведь ты же смог переместить меня с моим учебником по физике?

— И вернул тебя с твоим учебником по физике. Ты, конечно, можешь полюбоваться моими камешками, но взять их сюда не получится. Как и ценные книги, которые ты можешь прочитать только там. Сие доступно только мне, но, как понимаешь, моя физиология с анатомией этого не позволяют.