Кажется, всё. Ещё раз взглядом обвела комнату, убеждаясь, что ничего не забыла. Да и негде здесь вещи брошенной затеряться. Клетушка шириной в односпальную кровать, стоящую под узким высоким окном, в длину вместила в себя стойку-вешалку с рядом пустых плечиков, квадратный – пятьдесят на пятьдесят сантиметров – столик и два стульчика рядом. Я закрыла за собой дверь и пошла по коридору на выход.

Сбежав по ступеням крыльца, обернулась на жилище, приютившее меня на два с половиной года. Домик дядюшкой планировался как гостевой, но «тётушка», мнящая себя барыней, велела переделать его и переименовала во флигель для слуг. Не знаю, сколько я смогла бы ещё прожить здесь, если бы не внезапный утренний звонок.

– Закончился твой договор, – не поздоровавшись, рыкнула в трубку Раиса Германовна. – Сегодня же съезжай. Считай, что отработала долг.

Долг… Тяготил он меня невыносимо. И вдруг неожиданное известие: наконец-то отработала! Как ни трудно было угодить неприветливой «тётушке», не жалею о годах отработки. Благодаря деньгам, что дал тогда дядя Степан, бабуля смогла прожить на год или полтора больше обещанного врачами. Операция, лекарства, реабилитационный центр – ни один банк не давал мне, восемнадцатилетней соплюшке, таких денег. А дядя дал.

Степан Иванович Крон приходился бабуле двоюродным племянником и почти все школьные годы прожил в её доме. Родителям-геологам не с кем больше было оставить мальчишку, а тут тётушка-учительница и кузен Кирилл, одногодок. И пусть школа не столичная и даже не городская, а экспериментальная поселковая, с углублённым изучением естествознания. Зато от соблазнов мегаполиса далеко.

Парни дружили и соперничали. Учились, занимались спортом, наперегонки помогали по дому и хозяйству. Пусть не было в воспитании мужской руки, но выросли братья не неженками-белоручками. Вот только профессии выбрали разные. Степан по стопам родителей подался в геологию, а Кирилл – в военное училище.

Этот выбор повлиял на их судьбы в дальнейшем. Один стал по местным понятиям олигархом, а другой офицером, не вылезающим из «горячих точек».

– Дурочка ты, Аннушка. Наивная, доверчивая дурочка. Одно слово – Аннушка.

Чем моё царственное имя не угодило Раисе, я не знаю, но произносила она его именно так: с ехидной кривенькой усмешкой, словно что-то неприятное проговаривала.

– Дурочка, – не стала я спорить. – Только в нашей семье не принято родичей обманывать. Кто ж знал, что…

Я только рукой махнула.

Оказалось, что деньги дядя Степан дал бабушке просто так. Не было никакого долга. И на работу он меня взял не отрабатывать, а ради практики и опыта набираться. Только почему-то не сказал об этом мне лично, а поручил жене опекать меня после смерти бабушки. Вот такая опека получилась. Два с половиной года я работала за еду и тысячу рублей в неделю.

– Должно же у тебя быть что-то на карманные расходы, – сказала Раиса Германовна, выдавая мне деньги после первой рабочей недели в приусадебном парке дядюшки. – Всё же ты девушка. Косметика какая-никакая нужна, средства гигиены, ну что ещё в твоём возрасте нужно?

А мне нужно было съездить в наш с бабушкой дом. Вдохнуть чуточку застоявшийся воздух, погладить скатерть на круглом столе в центре комнаты, полить цветы, навести порядок в палисаднике. Я очень тосковала по бабуле, заменившей мне и мать, и отца.

Маму отец встретил где-то «там». «Там» – так он говорил о службе.

– Там нет ничего интересного, доча, – слегка раздражённо дергал он плечом, отказываясь рассказывать о том, чем занимается.

– Женечка приехала сюда глубоко беременной, – грустно смотря в окно, рассказывала бабушка забежавшей на огонёк коллеге, с которой давно не виделась. – Кира привёз жену, поцеловал обеих, наказал жить дружно и умчался к своим мужским забавам. А мы остались. Нет, Женя была неплохая, но какая-то неприспособленная к домашней жизни, что ли. Ещё и беременность, роды, младенец – всё навалилось. Двух лет не выдержала. В очередной приезд сына – Анечке тогда едва-едва годик исполнился, – так и заявила: или я с тобой уезжаю, или сама сбегу. Хорошо, что я уже на пенсии была и могла с внучкой беспрепятственно быть. Деньги? Хватало, даже с лишком. Много ли нам двоим нужно было? Приезжали, конечно…

Приезжали. Привозили подарки, радостно тискали меня и начинали баловать: аквапарк, аттракционы, кафе, кино. Вот только я себя лишней чувствовала. Они же друг с друга глаз не сводили, за руки держались, целовались едва ли не каждом шагу. И я после пары таких прогулок отказывалась куда-либо с ними идти.

– Не обижайся, Анечка, – утешая, гладила меня по голове бабушка. – Выбрали они себе судьбу такую. Каждый день по грани ходят.

Привезли гроб с останками моих родителей, когда мне шёл четырнадцатый год. Открывать не позволили: нечего там было смотреть. Смерть никого не красит, общая смерть на двоих и вовсе…

Кажется, именно в день похорон я поняла, как благодарна отцу и матери за то, что не приучили они меня к себе. Мне было печально и грустно, но я не чувствовала того безысходного горя, что рвало сердце бабули на части. Бедняжка, чтобы устоять на ногах, до боли вцепилась в мою руку, как в спасательный круг. Тогда я и дала себе слово: не брошу единственного родного человека, что бы ни случилось.

– Почему они так с нами, бабуля? – спросила я вечером, когда закончилась суета похорон и мы, обнявшись, сидели в полутёмной комнате на диване.

Бабушка никогда не сюсюкала со мной. На все вопросы старалась отвечать обстоятельно, подводя научную подоплёку. И в этот раз тоже.

– Похоже, у обоих была адреналиновая зависимость. Спокойная жизнь для них – хуже смерти. Отчего такое у Женечки, упокой Господь душу её мятежную, не знаю, а Кирилл, папа твой, должно быть, в отца своего пошёл.

– В деда? – чуть не подпрыгнула я. Это было первое упоминание об отце отца.

– Биологически дед, а по факту… Месяц знакомства, три ночи любви и вся жизнь, – грустно проговорила бабуля, словно самой себе. – Сначала ни с кем не хотела сближаться, потому что Кирилл маленький был, а потом Стёпку подкинули.

– Он жив? – осторожно спросила я.

– Погиб. Пограничником был. Приезжал в отпуск к родне. От них и узнала…

– Как грустно… – уткнулась я носом в бабушкино плечо.

– Не горюй, Анечка! Не жалею я о своей жизни. У меня ты есть – утешение на старость лет, – протянула мне бабуля носовой платок.

Два года после смерти родителей пролетели незаметно. Закончив девятый класс, я поступила в колледж, мечтая получить профессию ландшафтного дизайнера. Другие профессии даже не рассматривались. С пяти лет название каждой былинки, растущей в нашем палисаде, я знала не только по-русски, но и на латыни. Оно и не могло быть иначе, когда бабушка – увлечённый своим предметом учитель ботаники.

Вот только годы учёбы омрачились тяжёлой болезнью родного человека. Накопления, оставшиеся после родителей, незаметно растаяли. И, когда нужда окончательно припекла, бабуля обратилась к племяннику.

– Дурочка дурочкой, а подработку нашла себе, – продолжила кривить губы Раиса Германовна. – За то и расплачиваешься.

– Не поняла? – нахмурилась я.

– А нечего мои идеи по соседским садам разносить! – прошипела «тетушка». – За то и увольняю.

– Да с чего они ваши? Работала я в чужих садах в свои законные выходные. Проекты разрабатывала индивидуальные на каждый участок. Мне опыт нарабатывать надо, и деньги не лишние, – буркнула я, пытаясь обойти стоящую посреди дорожки женщину.

– Не спеши! – «тётушка» даже руку вытянула, останавливая меня. – Не такая уж я стерва, как ты можешь подумать. Вот приготовила тебе мешок денег. Ничего, что мелочью? Деньги – они же и в монетах деньги. Будем считать это твоим выходным пособием.