Бедная Ника столько лет гонялась не за тем братом.

— Я когда узнал, — Седой немного успокоился, — чуть с ума не сошел. Я ведь эту девочку и не помню совсем. Сколько их было-то в моей жизни. Я никогда же не заморачивался. Хотел — брал. Хотя на таких мелких я никогда не западал. Ни до, ни после. Видимо засиделся тогда у Амура-то. Нельзя же было по бабам, когда я был там. То, что мой братец — гей, было нашим единственным отличием.

Я молчал. Мне нечего было сказать. С одной стороны Седой никогда не был добрым человеком, но с другой… с другой, я знал его справедливым. Да, вор. Да, мошенник. Да, возможно даже убийца, но… в своем окружении Седой считался честным. Именно его приглашали посредником в самых спорных ситуациях. И он всегда был на стороне того что прав. Даже, если не прав был его брат. За это его и уважали.

— В общем, провел я генетический анализ. Достать один волосок довольно просто. И когда все подтвердилось, открыл здесь фирму. Устроил нам с Дашей случайную встречу. Теперь она работает у меня помощницей. И, черт возьми, Дима, я счастлив, что тогда изнасиловал ее мать. И самое главное, — он усилием воли перестал стучать по столу пальцами, — я чертовски рад, что был так пьян, что забыл об этом. Я ведь не хотел детей. Считал, что дети — это слабость. Семья — это слабость. А я должен был быть сильнее всех. Всех баб, кто залетал, я отправлял на аборт. А если они упрямились… — он снова застучал, нервничая, — я находил способ настоять на своем.

— Даша тебя не простит. Никогда, — выдавил я.

— Я знаю, — Седой вздохнул, — я знаю. Но главное, она рядом. Она доверяет мне. За этот месяц я сумел добиться ее расположения. И я хочу, чтобы она была счастлива. И именно поэтому я позвал тебя. Отстань от девочки. Она только-только начала улыбаться. И если она расстроится… я уничтожу тебя, Дима.

— Я люблю ее.

— Я предупредил. Тем более, у тебя есть сын. Займись им. Да, не смотри на меня так. Теперь я все знаю и про нее, и про тебя, и про Нику. Я узнал все, что хоть как-то касается моей дочери… Никак не могу привыкнуть к тому, как это звучит… Моя дочь… я уже и не мечтал.

— Я люблю ее, Седой. Она моя женщина.

— Дима, — Седой впился в меня своим фирменным взглядом, от которого по спине мгновенно побежали мурашки. И захотелось спрятаться, — я сказал, оставь мою дочь в покое.

Мне хотелось согласиться. Я верю, что самые твердолобые мужики готовы были на все что угодно, лишь бы Седой перестал Так смотреть. Но не зря меня звали Демоном. Я зарычал и выпустил зверя наружу. Я не сдамся. Даша моя. Я люблю ее.

Седой отвел глаза первым. Странно довольно хмыкнул и, кивнув на прощание, ушел. Мы больше не проронили ни слова. Но оба знали, что расстаемся еще не врагами, но уже не союзниками. Но мне было все равно. Я понял, ради Даши пойду против всего мира.

А я еще долго сидел один. Пил кофе. Думал. Какая же жизнь странная штука. В какие узлы она связывает судьбы людей, что остается только удивляться. А мы живем и не знаем, что давно стали участником ее спектакля. Спектакля, который в нашем случае начался больше тридцати лет назад, когда размеренная и устоявшаяся жизнь в стране советов закончилась.

Если бы не лихие девяностые, то я бы был учителем, как мечтал когда-то. Учил бы детей математике. Или физике. Мне всегда легко давались эти предметы. Но вместо этого стал грабить склады.

Седой с Амуром, а ведь я даже не знаю их настоящих имен, тоже не пошли бы в криминал, работали бы на каком-нибудь заводе снабженцами. У них бы получилось. Отличная должность для шустрых и предприимчивых. Или директорами. Светин дед, их отчим, вполне мог устроить своим пасынкам хорошую жизнь.

Ника закончила бы школу. Стала бы астрономом, или энтомологом. Днем бегала бы за бабочками. А ночью смотрела на звезды. И была бы счастлива. Без боли, без страха. Она жила бы обыкновенной жизнью. Как все вокруг.

И только для Даши не было место в том, возможно, лучшем мире. Она бы просто не существовала. Так может быть эта девочка так важна для мира, что именно ради ее жизни судьба смешала этот коктейль? Другого объяснения я не вижу.

И более того… я готов пережить все самое ужасное в моей жизни еще раз, только чтобы увидеть улыбку маленькой Груши, когда я обнимал ее. И улыбку уже взрослой Даши, когда она лежала в моих объятиях.

От Даши я не откажусь. Никогда и ни за что. Но вот новость, что Седой ее отец… и как сказать об этом Нике. И надо ли ей говорить? И Даше. Должна ли она узнать правду?

Вопросов было много. А вот ответы я не находил. И даже не представлял, что мне делать. С одной стороны, не нужно Даше знать правду. С другой… С другой, получается, что я буду врать ей. Вернее, не врать, а не договаривать. Так же как она мне.

Когда дошел до этой мысли даже хохотнул. Вот тебе. Дима, возможность побыть на месте Даши. Скажешь, сделаешь больно. Промолчишь, соврешь.

Бедная моя девочка. Как же тебе было тяжело все эти месяцы, когда ты скрывала от меня правду.

Я очень хотел помириться с Дашей именно сегодня. Но прекрасно понимал, что Седой сделает все возможное, чтобы мне помешать. Поэтому идти напролом и заявиться к ней домой, к примеру, было глупо. А я не идиот. Как бы там ни было.

Поэтому я уехал домой. Пусть Седой думает, что я сдался. А я пойду другим путем. Я перехитрю старого лиса и добьюсь, чтобы Даша меня простила.

Узнать где работает Вера оказалось делом пары часов. И на следующее утро я ждал ее возле больницы.

— Здравствуйте, — улыбнулась она, — меня ждете?

— Вас, — кивнул, — я вас вспомнил. Вы дружите с Дашиной семьей уже много лет. И мы даже новый год встречали вместе.

— Совершенно точно, — согласилась Вера, — а с моим мужем, Сашей, вы даже пару раз ездили на рыбалку.

— Может быть, — рассмеялся я. Про этот эпизод моей жизни я совсем забыл и даже не помнил, как выглядит этот Саша, — было такое дело. Вера, я могу с вами поговорить? Буквально несколько минут? — Вера кивнула. — Скажите, вы знаете почему Даша вернулась домой? — Второй кивок. Усмешка. Черт. — Я понял, что был не прав. И я очень хочу помириться с Дашей. Да, понимаю, что несколько затянул, но…

— И Антонина Владимировна против?

— Совершенно точно, — выдохнул я. Изливать душу незнакомому человеку очень тяжело.

— Дима, вы меня, конечно, простите, но может быть Антонина Владимировна права? Вы уже два раза бросили девочку. И, поверьте, оба раза разрыв для Даши был очень болезненным.

— Я не бросал ее. Тогда. Я ведь все эти годы помогал ей. А видеться… на первых порах я не мог это сделать с силу некоторых обстоятельств. А потом Антонина Владимировна была против. Но я всегда поддерживал их материально.

— Да, я знаю, — перебила меня Вера, — тогда Даша была ребенком. И вы ушли от Ники, но не от нее. Я это понимаю. Но сейчас? Сейчас-то вы бросили ее.

— Бросил, — согласился я, — а как, по вашему, я должен был отреагировать, когда узнал, что сплю со своей падчерицей? С той, которую любил как свою дочь? С той, которая столько времени скрывала от меня кто она такая? Признаю. Я запаниковал. Я засомневался. Но я люблю ее. Не как дочь. И уверен, Даша тоже любит меня не как отца. Что бы там не говорила Антонина Владимировна… в общем… именно об этом я хотел вас попросить. Не могли бы вы осторожно узнать у Даши, она всегда воспринимала меня, как дядю Диму, или все же…

— Дима, — Вера улыбалась. Светло и открыто, — не нужно ничего узнавать. Я и так знаю, что Даша любит вас, как мужчину. Вы уж меня простите, но она никогда не видела в вас отца. Даже, когда была маленькой девочкой. Просто некоторые девочки влюбляются во взрослых мужчин. Эта детская любовь ни в коем случае не грязная или порочная. Эта любовь не делает девочку распущенной или безнравственной. Нет, она чистая и искренняя, но явно отличается от тех чувств, что девочка испытывает к отцу.