— И для чего? Мамка в карты проиграла? — усмехнулся я. Все же я был прав. Это благополучие не надолго.

— Нет, батя в аварию попал, — ребенок прикусил губу и вытер рукавом слезы, — поломало его всего. Деньги нужны на реабилитацию. Да и потом, — он тяжело со всхлипом вздохнул. А мне стало стыдно. — не встанет он больше. Врачи говорят в лучшем случае коляска. А то и вовсе лежать будет…

— Все так плохо?

— Врачи говорят плохо, — мальчишка отвел глаза, — ну что пойдете внутри смотреть?

— Пойду.

Я шел за ним к крыльцу. Видно было, что этот малыш такой же крепкий и стойкий, как моя Груша. Что ни говори, а дети у Ники получаются хорошие. Не чета ей самой.

До крыльца было всего ничего, всего несколько шагов, дворик оказался совсем крошечным. А там мальчишка вдруг схватил за руку и со слезами попросил:

— Дяденька, пожалуйста, купите наш дом. Нам очень-очень нужны деньги, дяденька. Моя мамка каждую ночь плачет. Говорит, время уходит… а мы с осени его продать не можем. Уже почти задарма отдаем. Только чтоб бате хватило на лечение. Пожалуйста. Дяденька, купите дом!

И столько отчаяния было в его глазах. Столько мольбы. И я увидел, что они с Дашей очень похожи. Я видел такой же взгляд, когда она смотрела на меня. Совсем недавно. Мне стало не по себе. Откуда-то взялась жалость к этому ребенку. К Нике…

— Хорошо, я подумаю, — ответил я. Как-то не так предполагал я нашу встречу.

Мальчишка открыл дверь, пропуская меня, и заорал:

— Мам! Дом пришли смотреть!

Я вошел в холодную веранду. Чистенько. Аккуратно. Совсем не похоже на Нику. Уж ее-то просто невозможно было заставить что-либо делать, она все спихивала на маленькую Грушу. Перед приоткрытой входной дверью стояла обувь.

И я услышал Нику:

— Разувайтесь и проходите. Тапочки наденьте, а то у нас прохладно.

Сердце екнуло. Все тот же голос, как одиннадцать лет назад. И сама Ника… она нисколько не изменилась.

— Здравств… Дима?! — ахнула она.

Такая же. И совсем другая. Она стояла с ребенком на руках, и смотрела на меня. Обычная, простая женщина. Растрепанная, с небрежным пучком на голове, ненакрашенная, в длинном цветастом халатике и тапочках с ушками. Теплая и домашняя. Такой я никогда ее не видел.

— Привет, Ника. Ты стала совсем другой.

И тут же она вернулась, та самая до последней черты знакомая бывшая Ника. У нее даже взгляд изменился. Исчезла мягкость. Доброта. И стало понятно, что дело вовсе не в отсутствии макияжа и прически. Это всего лишь антураж. На самом деле Ника стала другой где-то там, внутри.

Она отпустила мальчика лет трех с рук и выпрямилась.

— Что ты хотел? Если купить дом, то пошли, я тебе все покажу. Если нет, уходи. Видеть тебя не желаю, — с привычной равнодушной грубостью выдала мне она.

— Нет, я хотел поговорить. Про Грушу.

— С ней все хорошо. До свидания. Выход там, — она кивнула на дверь. И отвернулась. Как всегда холодная и бесчувственная.

— Ника, твой сын сказал, что вам нужны деньги. Я могу помочь, — вырвалось у меня.

— Мне ничего от тебя не надо, — отрезала Ника.

Я пожал плечами и направился к выходу.

— Стой! — Я уже выходил во двор, когда она босиком выскочила на веранду. — Стой!

Я пожал плечами и направился к выходу. Не понимаю, почему Ника ведет себя так, словно я ее чем-то обидел? Причем смертельно обидел? Но ведь это именно она испортила жизнь всем нам. И сейчас. Я уверен, они с Дашей на связи. Ника проговорилась. А Свету просто ввели в заблуждение. Она же всем верит. Даже этим аферисткам.

— Стой! — Я уже выходил во двор, когда Ника босиком выскочила на веранду. — Стой!

Я замер и оглянулся. Ника кусала губы, а в глазах стояли слезы:

— Ты правда можешь нам помочь? — Я кивнул. — Одолжи мне денег. Пока мы не продали дом. Я все отдам. Мне очень нужно.

Но теперь, когда я знал правду, все желание помогать этой стерве пропало. Но я не мог не спросить. Сам не знаю зачем.

— Вы для этого провернули эту аферу? Тебе нужны были деньги?

— Что?! — опешила Ника. И вдруг расхохоталась, как истеричка. Прижимая руки к животу. Она смеялась, а я стоял и ждал, чтобы в последний раз взглянуть в глаза гадине. Чтоб увидеть там подтверждением своим словам.

А Ника простонала, не переставая хохотать:

— Господи, я должна была догадаться. Если уж что-то остается неизменным в этом мире, так это твоя ненависть к женщинам. Дима, ты идиот. Боже, какой ты идиот! И как я раньше не замечала, что ты конченный дебил.

Ее смех. Слова. Они били по нервам, вызывая ярость. Я?! Я идиот?! Гнев застил глаза. Снова. Эта тварь умеет доводить меня до белого каления практически мгновенно. Я зарычал и ударил.

Стена веранды гудела от моих ударов. А я никак не мог перестать, выплеснуть всю свою ярость. Какая же сука! А я еще решил, что она изменилась?! Эта тварь просто притворяется. Как обычно.

— Уходи, — сквозь мою ярость пробилось шипение. — Уходи, дяденька.

Мальчишка незамеченным пробрался мимо меня и теперь стоял, защищая мать с лопатой наперевес. Он был готов кинуться на меня, взрослого человека, биться до конца, защищая тех, кто ему дорог. Я увидел это в его потемневших глазах. Маленький волчонок, мелькнуло сравнение. И что-то знакомое было в его взгляде. Что-то такое, что заставило меня остановиться.

— Все хорошо, сынок, — Ника приобняла и прижала мальчишку к себе, но он смотрел на меня все с той же ненавистью, — дядя уже уходит. Уходи, — это уже предназначалось мне, — не нервируй ребенка.

Я ушел. Меня колотило от злости на самого себя. Я снова не сдержался. Я превращаюсь в истеричку, не способную держать себя в руках. Ведь знал же, что представляет из себя Ника. Почему психанул? Черт! Надо успокоиться. Прийти в себя. Все закончилось. И теперь можно жить как раньше. Тихо и спокойно. Без нервов. Забыть и про Нику, и про Грушу, и про Дашу. Они в прошлом.

Я зачерпнул снег, и он стек из моих ладоней почти мгновенно, так и не забрав жар. Тогда я просто сунул руки в снег несколько минут стоял, ощущая, как уходит горячая ярость. И приходит холодное спокойствие. Я остыл.

Зря приехал. Не понимаю, на что надеялся.

Всю ночь я проворочался на неудобной кровати в своей душной квартире. А утром, невыспавшийся, с черными кругами под глазами, снова поехал к Нике. Потому что она права. Я идиот. Я должен был догадаться еще там, но гнев застил мне глаза. А сейчас… сейчас сердце стучало, сжимаясь от страха, что я ошибся. Что не так понял. Но при этом я был уверен, мне не показалось.

Мальчишки во дворе не было. В школе, наверное. Жаль. Я не подумал об этом, надо было приехать после обеда. Но мне не терпелось узнать правду.

Я толкнул входную дверь, но она оказалась заперта. Потоптался. Совершенно точно, я зря прилетел с утра. Не подумал, что Ники не может быть дома. Черт…

— Эй, — меня окликнула соседка, пожилая женщина, в платке и фуфайке, — вы дом посмотреть хотели? А Ники не будет пока. В больницу она уехала. К мужу. Ох, и досталось ей, — бабка сходу начала делиться сплетнями, — почитай полгода из больниц не вылезает.

— А когда она будет? — перебил я старуху. Мне вовсе не улыбалось выслушивать ее причитания.

— Ника-то? — Я кивнул. — к обеду должна вернуться. Младшего из садика забирать надо. Он на полдня только у нее.

— Спасибо, — буркнул я и вернулся в машину. Бабка меня раздражала. Ненавижу пустую бабскую болтовню.

Но не успел я выдохнуть, как соседка стучала мне стекло. Вот надоедливая.

— Так вы может ко мне зайдете? Чаем вас напою. Еще не меньше двух часов ждать придется. А может Димка, сынок-то старший, Ваську-то заберет, тогда Ника только вечером будет.

— Хорошо, — у меня перехватило дыхание. Черт… Она назвала сына как меня.

Я шел за бабкой и краем уха слушал ее разговоры про зиму, про снег и будущие урожаи. Если бы не мое желание узнать побольше про жизнь Ники, я ни за что бы не согласился слушать эту болтовню.