Роскошная блондинка обещала теплую весеннюю погоду, отсутствие осадков и напомнила зрителям про лекарство, помогающее победить сезонный авитаминоз. Пульт лежал в десяти сантиметрах от кончиков моих пальцев, и чтобы переключить канал с начинавшегося футбола на что-то более удобоваримое, мне нужно было приложить значительное усилие.
— Да блин! — ругательства иногда помогали пережить приступы боли, в этот раз никто не даст болеутоляющее. — Ну спасибо, папочка! Удружил!
На неестественно зелёном поле вяло передвигались футболисты, но вот игроки начали двигаться активнее, и к воротам спортсмены уже бежали, толкаясь и пытаясь отобрать мяч у смуглокожего красавчика в синей футболке. Вот соперник заступил вперёд, и атакующий чужие ворота футболист с размаху хлопнулся оземь, а на него, двигаясь по инерции, упали еще двое.
Стадион взревел, оператор взял дальний план, и стало видно, как к месту падения игрока бегут медики. Спортсмен, зажимая руками колено, буквально вгрызался в газон от боли. Рядом, растерянные и огорчённые, стояли однокомандники.
Мне было несложно прочувствовать то, что испытывал сейчас симпатичный мулат. Вот так заканчиваются карьеры и нормальная жизнь. Удовлетворение от того, что не я одна теряю всё, приятно грело изнутри. У этого хоть деньги есть на операции и реабилитацию, заработал достаточно. Миллионер, наверное. Все они бабки лопатой гребут! Его бы на моё место…
Комментатор сокрушался о потере замечательного форварда, так успешно начавшего сезон, и предрекал перераспределение удачи в игре. Но тут же удивленно присвистнул: футболист, ополоснув лицо из бутылки и пережив пару уколов в ногу, начал медленно подниматься с травы под крики скандирующих какой-то девиз болельщиков. Парень сделал пару робких шагов, не нагружая пострадавшую ногу, а затем стал двигаться всё увереннее и включился в игру.
Матч я досмотрела до конца, мулат несколько раз был близок к голу, но забить не сумел, однако его товарищи, вдохновлённые примером, задачу тренера выполнили и впечатали бело–чёрный мяч в ворота соперников.
Комментатор что-то орал, заходясь в восторге, стадион дымил и гудел, мелькали вспышки камер, игроки в синих футболках обнимали друг друга, а мулат вновь заметно захромал. И вдруг камера взяла его крупный план — тёмно-карие миндалевидные глаза смотрели с экрана прямо на меня. Футболист улыбнулся и поднял большой палец.
Отец ничего не сказал, вернувшись домой, лишь скользнул глазами по моей руке, вяло обнимающей пульт, и значку телеканала Animal Planet, но я знала, что он точно заметил.
— Боишшшься меня, Женя? — лицо говорящего качалось, то выплывая под неяркий свет факела, то утопая во тьме. — Боишшшься… Не нужжжно… Водички дай… Питтть хочччу…
Никак не получалось унять отчаянно колотившееся сердце, и я прижала к груди ледяные ладони.
— Вон бадейййккккааа… Ковшшшшшшиком зачерпни. Горюххха…
Амплитуда раскаивающегося на цепях узника увеличивалась, и теперь я могла разглядеть костистое обтянутое кожей тело. Я видела его уже. Кощей наслаждался моим страхом и замешательством.
— Проси, что хочешшшшшь…
Сотни мыслей носились галопом по моей обезумевшей голове, планы, догадки, озарения, обещания толкались и взрывались яркими сполохами.
— Не дам, — я и сама не расслышала себя, — нельзя тебе воды.
— Можжжно, чччуточччек...
Даже понимание того, что этот высушенный упырь висит на цепях и ничего мне сделать не может, поначалу не успокаивало. Все они, жители этого проклятого места, умели влезать в головы к нормальным людям. И всё же нужно было противостоять Кощею.
— Ни чуточки, ни полчуточки не дам! — и откуда во мне столько смелости? — Я тебе воды, а ты меня прихлопнешь здесь, как мышь серую.
— Пожалеешшшь...
— Знал бы ты, о чем я только не жалею, уверяю тебя — будешь на последнем месте! И это... шипеть прекращай, бесит очень, и совсем не страшно!
Я сделала свой ход и обозначила позицию.
Вопреки законам физики, Кощей мгновенно перестал раскачиваться, но глаза его пронизывали красным светом моё лицо.
— Марью боишься?
— С чего бы?
— Домой не хочешь?
— Хочу, очень хочу, но мне пока и здесь интересно. Такое приключение выпадает раз в жизни. — я вздохнула без всякого притворства. — Тем более, что на той стороне я в коме лежу.
— Худая из тебя кликуха, — жуткая улыбка растянула бескровные губы, и два ряда жёлтых зубов влажно блеснули в свете потухающего факела. — Дома во постели валяешься.
— Серьезно? Спасибо за хорошие новости.
— Дурные вести — ноги у тебя нехожие.
— Ничего, у нас медицина далеко ушла от настойки лопуха, мои родные найдут, как справиться с болезнью.
— Яблочко-то подсобило, вишь-ка. Непростое яблочко-то. С заветной яблоньки.
— Подсобило. Слушай,— я совсем перестала бояться Кощея, — а что в этом яблоке такого? Ну, чем оно помогает-то?
— Сок жизненный, — мой чахлый собеседник еще раз качнулся, больше для веселья, чем для устрашения, — яблоня на лукоморной земле стоит. А море то людям не ведомо, да людьми не видано. Лука далеко уходит, волнами перехлёстывается, бурями треплется, а на земле той невидали всякой...
— И днём, и ночью кот учёный там ходит по цепи кругом. Знаю, в школе учила, только про яблоки у Пушкина не сказано.
— Саша слово давал, — цепь снова скрипнула, — да не удержался...
— В каком смысле — Саша? Ты что, знал его?
— Знавал... Гостевал у меня. Злобливый человек, неспокойный. Обиделся...
— Погоди-погоди... А кто к тебе попадает и зачем? Вот я, к примеру, не Пушкин же совсем, почему я здесь.
— Имя у тебя ладное — Женя. Женой тебе быть, дитя понесёшь, ежели силу свою уразумеешь, родишь светоча. Твой сын людям жизнь лучше сделает, горе отведёт от рода человеческого.
— То есть, я Сара Коннор что ли? А кто у нас Терминатор тогда? Мстислав? Иван? Ты?
— Может, и не родишь... Не всякий, кто за силой сюда приходит, вычищается до конца. Не всякий грязь смывает с рук своих. Яга раньше в баньку водила... Да, было времечко...
— Господи, тут и Яга имеется?
— Яговна обличие меняет, что твою рубаху. Споймает кого, в печку сунет, нутро выжжет, а сама в ту норку и пролезает. Вот нонче молодухой кажется, тело своё бело тешит. Устала, должно, во мраке гостей дожидать, костяным носом в потолок тыкаться. Пусть балУется.
— Ты меня совсем запутал, Бессмертный. Сны, Яга, тело, печка. Бред какой-то...
— А ты поглянь, поглянь, кликушенька! Тёсанку свою зажми…
Деревянный ворон был уже еле различим в наступающей тьме, но я крепко сжала пальцы и зажмурила глаза…
…Свист пуль какой-то игрушечный, в темноте казалось, что кто-то рисует ярко-красный пунктир прямо в воздухе. Сбившееся от напряжения и усталости дыхание нескольких мужчин колотилось в уши. Выстрелы прекратились внезапно, и трудно было сказать, ждёт ли еще неприятель в засаде. Они выждали без малого час, пора было возвращаться.
— Че, давай вперёд, пошёл!
Рослый человек, сильно пригибаясь, прятался за большие валуны у подножия огромного холма, очертания которого в сумерках казались силуэтом спящего великана. Мужичина не сильно торопился, он внимательно всматривался, определяя, ожидает ли отряд опасность. Горное селение не светилось огнями, следующий намаз в четыре утра. Впереди дрогнули черные ветки кустарника. Враг выжидал. Один бросок, и славный нож, столько раз выручавший в бою и на привале, мягко вошел в человеческое тело. Молча умирающий старик выронил из рук верёвку, но молодой барашек всё так же продолжал жевать невкусную жухлую траву…
…Они били женщину, как бьют боксёрскую грушу, брызги крови, взлетающие вверх фонтанчиками, вызывали дикий хохот. Красивая девушка, наставив смартфон на происходящее, грязно материлась, подбадривая обкуренных дружков. Когда жертва, превращённая в месиво, перестала двигаться, наблюдательница нагнулась и, вглядываясь в заплывающий разбухающей плотью глаза, процедила:
