— У тебя швы разойдутся, придурок! — вздрагивала я от холодных касаний к воспалённой коже

— Хамишь, девочка, а за хамство у нас принято наказывать! — горячий шёпот действовал как наркотик, голова отключалась, и тело качалось на волнах возбуждения.

— Как наказывать? — успела прохрипеть я до того, как меня развернули и дернули вниз джинсы...

— Давай уедем, дурно мне что-то, — я безотчётно прижалась к Мстиславу, который тут же приобнял за плечи, — дуб вправду волшебный какой-то.

— Значит, нужно почаще приезжать сюда, Жень, он ведь помогает твоему дару, да?

— Наверное. Поехали, а?

Мне помогли взобраться на мохноногую низкорослую лошадку, и наш отряд двинулся назад по своим же следам.

Нападение разбойников я увидела за несколько секунд до начала. Успела только крикнуть: "Берегись!", как сильный боковой удар выбил меня из седла.

Пока напавший мужик связывал мне руки за спиной, вокруг разворачивалось какое-то нелепое по своему медленному, увязающему в сугробах темпу сражение. Мстислав рубился умело, сбоку от него орал благим матом раненый разбойник, вот упал на колени ещё один. Но лихая ватага превосходила если не умением, то числом. Бились разбойники озверело как голодные дикие звери, в одном из них я узнала того самого чернобородого лиходея, что напал на нас с Лешаком.

Убивать меня не будут, конечно, не для этого руки вязали, но от этого не легче: так или иначе без смертей не обойдётся.

Внезапно один из разбойников, окружавших Мстислава, замер, выгнулся назад и повалился вниз лицом — в спине его торчал топор. В своих серых меховых одеяниях Волче, всё еще держащий на весу метнувшую оружие руку, был похож на огромного волка, сверкающего глазами из-под низко сидящей шапки. Рядом с вожаком переминались с лапы на лапу серые хищники, ждущие лишь приказа.

Чернобородый сочно захохотал, забавляло его появление нового противника. Разбойник пригнулся, и, жестом приглашая к битве, звал Волче подойти поближе. Охотник скинул своё одеяние и шапку и, оставшись в одной рубахе, вынул из-за пояса длинный нож. Волки вздыбили холки и пригнули головы.

Соперники кружили недолго, первый же выпад чернобородого был встречен серьёзным отпором. Разбойник стал отходить назад и, поравнявшись с мертвым дружком, рывком, хоть и с заметным усилием, вытащил из спины погибшего топор.

— А ну, перехожий человече, отведай нашего угощеньица, — замахнулся атаман, и смертоносное лезвие просвистело всего в нескольких сантиметрах от головы Волче.

Предводитель волков кинулся вперёд, и по злому вскрику чернобородого я поняла, что разбойник ранен.

— А и вы не побрезгуйте! — отвечал охотник наскакивая с другой стороны.

Я верила, что он сейчас победит, ведь в сказках же добро побеждает? Но нога Волче зацепилась за тело мертвеца, и мужчина упал на спину. Тут же подскочил атаман и принялся буквально рубить лежащего перед ним человека. Я завизжала безотчётно, пока еще понимая, что ни один из жутких ударов не задел охотника, но серая тень, подстёгнутая моим криком, с разбега врезалась в разбойника, сшибив неприятеля с ног.

Белёсая волчица спасала своего вожака, и оставалось только молиться, чтобы она выстояла, пока поднимается Волче, уже отбивающийся от другого разбойника.

— Нет, — кричала я хищнице, — убегай! Беги! Он убьёт тебя!

Уже виденная картина оглушила: чернобородый мужик добивал большую волчицу, он кромсал ее топором, превращая в кровавое месиво сильное и отважное животное. Оглянувшийся Волче, заорал и кинулся на убийцу.

Я прикрыла глаза, до меня долетал ужасный сладковатый запах крови, вызывая тошноту. Смотреть на окружающую меня картину не хотелось. Багровые потеки были везде: на снегу, на белых, подкрашенных чернотой стволах берез, на лицах и одеждах людей. Стало тихо, но и тогда я не посмела поднять веки, но когда стая взвыла хором, и по коше прошел мороз, глаза открылись сами собой.

Волче стоял на коленях перед тем, что осталось от волчицы, оставшиеся в живых охранники Мстислава отлавливали лошадей, напуганных близостью воющих волков, сам купец, согнувшись, свесив голову и уперев руки в колени, пытался, похоже, отдышаться. Про меня все забыли, единственный зритель страшного спектакля даже не мог поаплодировать.

Потолок бы покрасить, думала я, глядя вверх. И стены обновить, а то как-то мрачно. Повернула голову: Егор спал, по-хозяйски закинув на моё бедро ногу. Умиротворение разливалось по телу тёплым маслом. Мы не выходили из мастерской уже второй день, и я всерьёз опасалась, что мой неутомимый любовник снова загремит в больницу — под специальным послеоперационным пластырем рана выглядела не очень хорошо. Но на Егора просьбы и увещевания не действовали, он резонно заметил, что может просто лежать на спине, предоставив женщине главенствующую роль. Я улыбнулась и тихонько встала с кровати. Сейчас этот человек проснётся и потребует еды.

Через две улицы, на углу перекрестка, работал допоздна небольшой магазинчик, который вмещал в себя самый разнообразный ассортимент. В нем можно было одновременно купить штыковую лопату, стиральный порошок и карамельки "Раковые шейки". Нано-маркет, как называл его Егор.

Спустилась вниз и погладила по крыше "семёрку". Она была на ходу, и почему бы не воспользоваться этим чудом технической мысли? Знакомое урчание движка порадовало как встреча с другом.

— Ну что, конь цвета "пицунда", неси меня за жрачкой!

За прилавком увязала в смартфоне Надюша-продавщица, которую звали так, скорее всего, из какого-то артхаусного протеста. В даме было сто пятьдесят кило живого веса и сто шестьдесят сантиметров роста. Надеждище подняло на меня свои чудные глазки с коровьими опахалами — густые наращенные ресницы в Кленовом стане вербовали в ряды своей бьюти-секты всё новых адептов — и добродушно улыбнулась:

— Тушёночки?

— Ага, Надюш! И макарон.

— Жень, а мне ведь фаршу еще привезли, возьмёшь?

— Давай!

В Надюше пропадал дар менеджера по продажам: я вышла из нано-маркета с двумя полными пакетами. Уложив покупки на заднее сиденье — отец за это отругал бы, привалилась к холодному боку машины и с наслаждением закурила, но на второй затяжке отчаянно закашлялась: знакомый джип притормозил в десяти метрах от "семёрки". Открылась водительская дверь, и, не спуская с меня глаз, из машины вышел Славик.

— Меня ждёшь? — с сарказмом спросил он, хромая в мою сторону. — Вот я и пришёл, Женечка! Поговорим?

— Я тебя посажу, урод!

— Да ну! А что не посадила еще?

— Не до того было, — я нащупала рукой ручку двери, — да и запись на флешку перекинуть нужно.

— Какую запись?

— Твоего признания, — блефовала я. Моя отчаянная попытка "увековечить" речь Мстислава не увенчалась успехом. Это только в американском кино оператор службы спасения первым от разговора не отключается. — Там лет на десять.

Славик подошёл совсем близко:

— Не пугай, подстилка деревенская, я тебя быстрее закрою.

— А что раньше не закрыл?

— С юристом советовался.

— Удачи! — я попыталась оттеснить мужчину и открыть дверь.

— И тебе! — обнажил клыки собеседник. — Ходи и оглядывайся теперь, сучка! Потому что я своё возьму!

— Пошел ты на ***, — сплюнула я под ноги негодяю и села в машину.

Раздышавшийся Мстислав медленно выпрямился, осматривая поле боя. Взгляд его наткнулся на собравшихся вокруг погибшей подруги волков. Помолчал купец, но так ничего и не сказал, хватило ума.

Мне было так плохо, что не описать словами: видения сбывались! Значит, окровавленные руки Евгении Васильевой — не кошмар, не игра воображения, а будущее или уже настоящее?. Но если в параллельной реальности я погибну, что станется с Женькой, которая разговаривает с воронами и заглядывается на неграмотного охотника? Или уже сталось?