Шеф отвернулся от меня.

– Расскажи мне про свою жену.

Мои воспоминания раскладывались как сложенный в несколько раз, написанный от руки листок, найденный закладкой в книге.

Я увидел Ляльку первокурсницей в кабинете коменданта общежития.

– Мне тогда было двадцать три, а ей семнадцать. Я был председателем студсовета, она вчерашней абитуриенткой. Мы не успели подружиться, как заказали сына. К сожалению, он не смог спасти нашу семью…

Повернулся лицом к шефу:

– Я не хочу терять семью. Хочу отыскать решение. Решение всего – любви, верности, счастья. Хочу знать, что мне делать. Есть ли у меня еще шансы?

– Не майся дурью, – жестко сказал Пал Иваныч. – Мы едем не упрашивать, а решать: разрыв так окончательный. И пусть это больно ранит – не умрешь. А поправишься – будешь жить.

Вслед за его словами в душу вползло странное ощущение, необъяснимое чувство, что в Розе меня ожидает конец чего-то – только не знаю чего.

Шеф следил за моим лицом.

– Анатолий?

Я вздохнул:

– Не знаю, как тебе сказать.

Он кивнул:

– Просто скажи.

Я не смог заставить себя сказать, что еще не готов отказаться от бывшей жены.

Мудрый шеф мой заметил терзания и понял их суть.

– Ты хоть представляешь, на что обрекаешься? Может, она всю жизнь будет менять кавалеров, в перерывах возвращаясь – мол, милый, я накувыркалась и опять теперь тебя люблю. Ты хочешь с этим жить?

– Нет. Но я бы попробовал.

– Ну и дурак.

Когда пробирались переулками Розы, услышал, как Кожевников бормочет под нос: «Еще раз? Да ни за что!» Интересно, это он о чем?

Наконец, пришла минута, когда мы известили о своем прибытии нажатием кнопки дверного звонка. Я был на взводе словно пружина: мне надо было прятать свой страх.

Открыла теща – теперь уж бывшая.

Лялька была в Челябинске, а Крюковы сидели на чемоданах – Виктор Киприянович получил место в ЧелябНИИОГРО (научно-исследовательский институт открытых горных разработок) и к нему квартиру в областном центре.

Витек кинулся ко мне – подобное тянется к подобному – и его детская радость легким покрывалом окутала мне плечи.

– Пал Иваныч, – представил шефа.

О своей должности он сам.

– Так ты теперь работаешь в райкоме партии? – теща с удивлением ко мне.

Я кивнул.

– Инструктором? Как интересно!

Но женские заботы взяли верх над любопытством. Она собрала Витю в дорогу.

– Сюда не привози – через день-два мы переедем жить в Челябинск. Твой телефон у Ляльки есть – жди, позвоним.

За ее улыбкой что-то крылось. Что точно я не мог понять – но что-то сложное, запутанное. Поцеловала внука, и мы с Витей отправились в машину.

Пал Иваныч задержался. К этому моменту он уже процедил все слова и впечатления от моих родственников сквозь фильтр собственного жизненного опыта и готов был к разговору, ради которого сюда ехал, тратя свое личное время на устройство судьбы незадачливого сотрудника. Пусть Ляльки нет, но Кожевников не из тех, кто покидает поля боя, настроившись на битву – с кем-нибудь все равно сразится. Когда мы с Витей закрывали дверь, он сидел с таким видом, словно готовился в атаку.

Дожидаясь Пал Иваныча, мы наболтались досыта.

Витя откинулся ко мне на грудь и закрыл глаза. Но вскоре головка его свесилась набок, и он пристроил щечку на мою ладонь. Обнял мою руку, как плюшевого мишку, без которого не ложился спать. Я прикрыл глаза и задремал вместе с ним.

Проснулся, когда Пал Иваныч открыл дверцу машины. Витя спал.

Пока мы проезжали Розу, шеф не проронил ни слова. Мне было до того не по себе, что я не сразу уловил его настроение. Наконец до меня дошло, что, возможно, он тоже чувствует себя неловко. Странная, однако, была мысль. Ведь когда мы ехали сюда, в нем было столько уверенности в себе, столько самонадеянности….

– Тебе не повезло, – сказал вдруг Пал Иваныч, а я вздрогнул. – Прекрасные люди твои родственники, но ты не вписываешься в их круг.

Самообладание ко мне вернулось, ведя за руку обиду.

– Умом?

– Нет, старик – воспитанием.

Я не сразу нашелся, что сказать. Хотелось возразить.

– Из Вити они воспитывают внука, а он мой сын и тянется ко мне.

– Это потому, что он тебя любит, – мягко заметил Пал Иваныч.

На душе стало теплее – она смягчилась, и я погладил наследника по кудрявым волосам.

– И что ты посоветуешь мне делать? – поинтересовался осторожно.

– Жену отпустить, забыть и не томиться, сына любить. – Помолчав немного, густым баском хохотнув, сказал. – А бабу мы тебе найдем – без числа «пи», но работящую.

Я не ответил. Настроение сникло.

– Что-нибудь не так пошло? – спросил, имея в виду разговор с родственниками.

– Все так – мы поняли друг друга. Говорят – с тобой напряжно. Я обещал отговорить тебя преследовать их дочь.

– Я преследую? Вот это да! Пал Иваныч, обещаю – слова первым не скажу, не позвоню ни разу… Ей.

До ворот родительского дома доехали молча. Витя спал. Взял его на руки, вылез из машины. Остановился, чувствуя себя неловко.

– Спасибо, шеф, за все.

Кожевников в упор на меня смотрел. Я стоял с сыном на руках и не знал, что делать дальше. Мне не хотелось приглашать его в гости, где он наверняка продолжит тему моей семейной жизни в присутствии родителей, но было как-то неудобно отпускать его вот так – не угостив с дороги.

– Завтра на работе, чтоб был в порядке, – сказал он.

– Хорошо, – выдавил из себя.

Ну и что мы выездили? Чувство одиночества, выжигавшее пустоты в душе, словно русла пересохших рек в пустыне – такие сухие, что берега запеклись коркой и растрескались? Немало женщин было у меня после Ляльки, но они не сумели (не смогли?) заполнить те пустоты. Хотелось бы встретить кого-то, в ком можно обрести родственную душу. Такую, как маркиза из Ангарска – к черту Ляльку! Я ее преследую? – это ж надо!

Всякий раз, когда мне казалось, что я могу спокойно думать о смерти нашего с Лялькой брака, выходило, что это не так. Но надо привыкать. Ведь уже знал, что за этим не любовь, а уважение и долг. И никакой романтики. Даже попытался взгрустнуть по поводу.

Крепче прижал к себе спящего ребенка – он часть меня, я не смогу без него жить.

Понимает ли это счастливый муж, отец и начальник мой – Кожевников П. И.?

По сей день мне становится не по себе, когда думаю, как же наивен был в той ситуации, по-детски уверенным в законах добра и справедливости. Но тогда я понятия не имел, как будут дальше развиваться события, куда заведет меня судьба.

Ладно. Главное – я привез домой сына, родителям – внука. Остальное все – мелочи.

Однако непредвиденные события развивались с непредсказуемой быстротой.

Назавтра Любовь Ивановна предложила познакомить наших детей – сверстников. И тогда я пришел на работу с сыном. Витя полчаса развлекал себя, рисуя за моим столом сцены осады Пергама римлянами. А потом пришла мама Любовь Ивановны с внучкой Наташей. Мой сын был критически осмотрен, одобрен и забран в гости. Наташа взяла его за руку, и они вышли из кабинета раньше бабушки.

В обед позвонил в квартиру Люкшиным, попросил к телефону сына:

– Ты как?

Тот с восторгом:

– У Наташи есть спортивный уголок. Мы лазили по канату и шведской стенке. Играли в школу. Анна Тимофеевна была учительницей.

Она и вправду педагог на пенсии.

– Ты сыт?

– Мы поели, а сейчас будет сончас.

– Приятных сновидений.

Любовь Ивановна внимательно смотрела на меня во время разговора.

– Что там?

– В восторге парень.

– Замечательно! Пусть к нам приходит каждый день – им веселей с Наташей.

– Пусть будет, раз ты хочешь.

Так и получилось.

Через неделю позвонила Лялька, и я отвез нашего сына по указанному ей в Челябинске адресу. Это была одна из четырнадцатиэтажек на проспекте Ленина.

Я загрустил, родители тоже – так всегда бывало после отъезда последнего из Агарковых. Какой-то особенный привкус любви и нежности вносил он в нашу жизнь.