На свой позор отнял права старший инспектор ГАИ Фирсов у заведующего идеологическим отделом райкома партии.

Павел Иванович ему так и сказал с самой вредной из своих улыбок на губах:

– Завтра принесешь в мой кабинет и извинишься.

Брови старшего инспектора вверх поползли:

– Вот даже как? В таком случае рад с вами познакомиться, товарищ Кожевников. Возможно, за то время, пока вы будете хлопотать о своих правах, мы даже подружимся.

Гаишник был неотразим. А Пал Иванович обижен. Он тут же обратился к первому лицу с жалобой на беспредел. Тот позвонил начальнику милиции:

– Вы что – совсем от рук отбились? Хотите на бюро? Найду за что!

На рапорте следующего дня начальник РОВД орал:

– Вы что – совсем с ума сошли? Звоните мне, коль так. Запомните иль зарубите на носу – белодомников не трогать никогда, ни при каких обстоятельствах. А ты, – это он Фирсову, – права отнес и извинился. Уверен, что ты прав, но надо быть умнее.

Окинул цепким взглядом скуксившегося старшего инспектора:

– Работать хочешь? – пойдешь, вернешь и извинишься.

Вот так и стали мы неприкасаемы.

В том декабре штат Увельского РК КПСС увеличился сразу на четыре персоны. Перестановки сверху начались. Первого секретаря Шашкова забрали на руководство производством в область. В его кресло сел второй – Пашков Александр Максимович. В освободившийся кабинет второго пригласили моего родственника и двойного тезку директора Сельхозтехники Агаркова Анатолия Михайловича. Вновь созданную структуру – комиссию партийного контроля возглавил директор ДПМК (передвижной механизированной колонны по дорогам) Мозжерин Владимир Николаевич. Инструктором в сельхозотдел пришел из комсомола Игуменцев Саша, мой одноклассник. Ну, а я инструктором в отдел пропаганды и агитации.

Еще один мой одноклассник (вернее, с параллельного) Олег Фомин работал в Белом Доме инструктором организационного отдела. За деньги – на общественных началах он возглавлял первичную профсоюзную организацию аппарата. Процесс вливания, так сказать, новичков в коллектив он взял под свой контроль.

Не напрягайтесь – не было банкетных залов, цветомузыки и варьете.

Все по-ленински просто – зимний лес, поляна, четыре машины бамперами в круг, свет фар. Пирог «картошка с мясом» из столовой, три стакана, водка. Разливал Фомин.

За дефицитом посуды пили по старшинству – Фетисов взял, Чудаков и Пал Иваныч.

– Ну, за второго!

Второго как раз не было – толи пренебрег, толь не пригласили.

Сдвинули посуду, халкнули и за пирог.

Очередь вторая – Александров, Мозжерин и… и …

– Да пей, Олег Федорович, ты, – подсказывает другой инструктор орготдела Михайленко. – Чего там …

– Нет-нет, – стесняется профорг и зовет пожилого водителя. – Михал Дмитрич, подходи.

Тот шевельнулся было.

– Ну-ка, цыц, молодежь, – вмешался Чудаков. – Тут целый член бюро.

Толкает к стакану первого секретаря райкома комсомола Чемякина.

Мозжерин мрачно посмотрел на свои полстакана, пошевелил губами, выдал:

– Пропускаю.

Посыпались вопросы:

– Что так? Мамка не велела? Зачем же ехал?

– Не пью такими дозами.

– Меньше не будет.

– Меньше и не надо.

– Тебе до краев налить? – Фомин с беспокойством посмотрел на председателя комиссии партийного контроля. Наливает полный.

Мозжерин снова пожевал губами, взял стакан, мизинец оттопырив, и выпил неспеша, как виноградный сок. Опять пожевал губами, отер их, отошел, не глянув на пирог.

Реплики пошли:

– Силен, бродяга! Щас упадет! Не щас, но развезет изрядно…

Дальше процесс пития пошел конвейером.

Пал Иваныч принялся рассказывать:

– Был как-то у первого в гостях большой начальник КГБ и назюзюкался. Шашков дал ему машину до Челябинска и мне: «Проводи». До авто дотащил, сам к телефону: Вере позвонить – скоро не жди. Возвращаюсь – тот сидит, как стеклышко: «Водки прихватил?». У меня была в заначке – сбегал и принес. Южноуральска не проехали, прикончили бутылку. Гэбэшник в полуотключке, а требует – еще. В Кичигино свернули, я побег. Возвращаюсь – он опять, как огурец. А я после второй капитально окосел. Он, кстати, тоже. Попросил водителя остановиться – мол, отлить сходить. Поколбасил в кустики. А я думаю, в спину глядя – чтоб ты пал там, свернул шею и околел с мороза. А он возвращается – ну, как не пил!

Шеф мой сделал паузу эффектную, чтобы насладиться нашим изумлением.

Послышались реплики:

– Да проста фигня – два пальца в рот, и ты непьяный.

– Хер угадал! Если в желудок что попало, то и в кровь обязательно.

– Тогда, что за байда?

Склонив голову к плечу, Пал Иваныч тихонько рассмеялся:

– Таблеточки шпионские. Он и мне одну дал в Челябинске, куда приехал я едва живой. Эффект феноменальный!

Чудаков вмешался:

– Пропагация, хватит трепаться! Чемякин, тащи сапог свой.

Комсомольский лидер и член бюро райкома партии достал из машины аккордеон, и в глухой ночи на лесной поляне при свете фар начались песни и пляски народов мира.

Раз уж начал, прикончу тему пьянок.

Конечно, если повод есть, грех не выпить. Но, была б свинья, а… для повода событий хватит. Например, почему не выпить в пятницу в честь окончания трудовой недели? И мы пили по пятницам в гараже с постоянством достойным лучшего применения.

На какие шиши, спросите вы?

Всегда заначка есть у профсоюза. Да и мы народ не бедный. К примеру, оклад инструктора – двести рублей. Плюс командировочные за поездки в села или еще куда. Плюс два оклада премиальных на 1 мая и 7 ноября. Плюс оздоровительный оклад к отпуску. Плюс два оклада в новый год тринадцатой зарплатой.

Отец с подкупающей искренностью мне говорил:

– Ты денежки не трать – клади на книжку. Через года полтора-два машину купишь.

По арифметике оно так, но на практике не выходило. Расходы – то да се, в пятницу опять же надо выпить. Собирались все кроме секретарей. И посторонние имели доступ – замполит РОВД Чепурной и зампредседателя райисполкома Ильин по пятницам гараж райкома посещали. Приглашали помощника председателя районного комитета народного контроля Винокурова, но тот не шел. Над ним смеялись.

Кстати, о машинах.

У первого была «Волга» с водителем. У второго «УАЗик» и тоже с водителем. Еще один «УАЗик» в идеологическом отделе, но без водилы. Старый и заезженный, почти убитый. Мы каждую субботу собирались его ремонтировать. Мы – это Пал Иваныч, Володя Белоусов (тоже инструктор нашего отдела) и я. Латали все, а ездили они.

Но вот однажды звонит Демина:

– Вы свободны? Права есть? Сможете свозить меня в Большое Шумаково?

Суббота; шесть часов; я, навозившись в гараже с ремонтом «УАЗика», сходил в баню; что еще? Большое Шумаково – это сросшиеся три мелких деревушки: Шумаковка, Андреевка, Татарка. Рядом Петровка – там можно родственников навестить.

– Да, смогу, конечно.

Оделся и дотопал до райкома. Взял у вахтера ключи гаражные и от машины. Приехал к Деминой. Ждать пришлось недолго.

– Что ж вы не зашли? Я б вас покормила.

– Я ж из дома и не голоден.

– Вы простите, что эксплуатирую вас в выходной. Просить Белоусова еще стыдней: у него семья.

Я рулил и слушал разглагольствования третьего секретаря – вернее делал вид, что слушаю. Людмила Александровна говорила о карточной системе на продукты и прочих неприятностях. Я с глубокомысленным видом покачивал головой, хмурил брови и морщил лоб.

В конце пути снова извинилась:

– Простите, не могу вас пригласить с собой. Вам есть, где перебиться часов до десяти?

– У меня в Петровке тетка.