На следующий день после отъезда Вити в райком, точнее в наш отдел, пришла Анна Тимофеевна поговорить со мной о сыне.

– Мальчик хороший – добрый, умный. Он за неделю освоил то, что мы с Наташей проходили год. С ним заниматься надо.

Я не без сарказма:

– Занимаются. Бабушка учит светским манерам, дед – мужеству и благородству. Ну а тетя, наверное, письму и счету.

– Чему же учит отец?

– Сочинять и выдумывать.

– В смысле?

– Мы сочиняем с ним нескончаемые истории приключений четырех друзей.

– Наверное, их он рассказывал Наташе.

Любовь Ивановна встрепенулась:

– А что Наташа?

Анна Тимофеевна вздохнула:

– Плакать перестала. Грустит.

– Ты посмотри-ка, – величаво качнула головой Люкшина. – Еще дети, а какие страсти!

Я посмотрел на нее, но ничего не нашел сказать.

Да, с сыном надо заниматься. На эту тему мысль заработала. Наши сочинительства, конечно, развивают ум – абстрактное мышление и разговорную речь – но, права Анна Тимофеевна: нужна система. Наверное, я бы смог преподавать ему историю, географию, литературу, физику и астрономию. Уж математику точно. Но где взять систему – он появляется в Увелке по престольным праздникам (утрирую, почти).

Перед моим мысленным взором возникла картинка – я в роли педагога, сын – ученика. Может это безнадежно, но постараюсь.

Думал – как воплотить идею в жизнь – и грустил; грустил и думал. Потом грусть ушла – время лечит. А думы подсказали мысль – я напишу трактат о воспитании детей. Может, даже диссертацию защищу – горшки не боги обжигают.

На первом этаже райкома была библиотека партийной литературы – одного из выдающихся достижений человеческой мысли. Вернее, ее квинт эссенция: всей остальной литературы суть – ее основа. И вот я сел искать в трудах Маркса, Энгельса и Ленина, в постановлениях партийных пленумов и съездов азы воспитания детей.

Однако идея оказалась слишком фантастичной и потому нежизнеспособной. В библиотеке политического просвещения не нашел я знаний, как из ребенка воспитать умного мужчину. Затея рухнула, но интерес к политпросвету остался.

Вот почему.

Пожаловался я как-то Пал Иванычу, что в редакции мне зарубили второе высшее образование. Шеф улыбнулся:

– Университет марксизма-ленинизма Дома политпросвещения при обкоме партии? Да не вопрос, старик – уладим все.

Поехал он в Челябинск и привез документ о моем восстановлении.

Прочитал и:

– Пал Иваныч, это что? Я учился на факультете выходного дня журналистике, а здесь написано: общеполитический заочный факультет.

– Ну и что! Будешь пропагандистом с высшим образованием. Ты где работаешь? Про журналистику забудь. Тебе еще предстоит написать и сдать курсовой за пропущенный год, а в мае уже госэкзамены.

Пришлось смириться.

А Кожевников не отстает:

– Вот список тем для курсового и литература.

Моя природа терпелива – взялся я за курсовой. И тему выбрал подходящую: «Марксизм-ленинизм о происхождении религии». Снова все свободное время торчу в райкомовской библиотеке. Курсовой получался неплохой. Мысль выводил революционную – пусть Бога нет, но есть религия, и нехрен с ней бороться. Нужно поставить веру народа в Высшую Силу на службу партии. Тут как раз Пасха – то да се. Я слоган придумал на досуге: «Христос воскрес – слава КПСС!» и вставил его в курсовую. С тем и собрался на защиту.

Прочитал мою работу лектор университета и руку пожал:

– Ну, блин, вы даете!

В зачетку «отл» поставил и пожелал успеха на госэкзаменах.

Готовили первомайскую демонстрацию. Я работал над «кричалками». Ну, знаете – «… на площадь выходит колонна работников Челябинского рудоуправления. Горняки за четыре месяца текущего года выполнили полугодовой план по отгрузке огнеупорных глин. Да здравствует советский труженик – строитель коммунизма! Слава КПСС! Ура!»

Работы много – засиделся.

Заходит Пал Иваныч:

– Хорошо, что ты здесь! Старик, сгоняй за спиртным – у меня гости.

Он написал записку и подал деньги:

– Возьмешь два пузыря и четыре пива. Записку покажи, но в руки не давай. Будет артачиться, нахмурься и скажи: «Я из райкома».

Инструкции понятны – после семи спиртное уже не дают.

Но я поступил иначе – сунул служебное удостоверение под нос продавцу и сказал:

– Мне нужны две бутылки водки и четыре пива. Пашков послал – у него гости.

Я, конечно, опускал имидж первого секретаря, зато наверняка – попробуй, откажи.

В гостях у Пал Иваныча были два мента – наш Чепурной и майор из Свердловска, его однокашник по ВПШ. Все уже «нагреты», и мне без церемоний:

– Тащи стакан и стул.

Влился я в веселую компанию и разговор.

– А ты знаешь, Пал Иваныч, – ораторствовал Чепурной, – мой друг – величайший сыщик из всех живущих ныне: у него стопроцентная раскрываемость.

– Языком чесать, не мешки таскать.

– Могу доказать на простейшем примере, – улыбнулся майор.

Он взял тарелочку из-под горшка с геранью, тщательно вытер шторой и водрузил в центр стола кверху дном. Потом положил на тарелочку рубль монетой и предложил:

– Сейчас я выйду в коридор, а кто-нибудь из вас стырит деньгу. Потом увидите, что будет.

Он вышел. Чепурной спрятал монету в своем кармане.

– Все! – орем хором. – Заходи!

Гость из Свердловска вошел, посмотрел всем в глаза, покачал головой:

– Шары-то как залили.

Потом тщательно вытер тарелочку шторой и потребовал наши отпечатки. Мы ткнули указательными пальцами в блюдце. Майор полюбовался на них и улыбнулся улыбкой шерлокхолмса:

– Алексеич, ай-я-яй!

Мы, конечно, в недоумении.

– Давай еще раз.

Попытался сфокусировать взгляд, стряхнув хмельное наваждение – что-то тут не так. Но оказалось, голова моя полна ватой. Потому и отпустил свои мысли в беспечное плавание. Как хорошо ни о чем не думать!

Пал Иваныч взял монету и сунул в карман моего пиджака. Через несколько секунд вошел шерлокхолмс из Свердловска – и все повторилось. Он точно указал – рубль у меня.

Мы с расспросами – как? почему?

В конечном итоге майор разразился смехом:

– Криминалистика – наука точная. Тот, у кого рупь в кармане, волнуется больше – рецепторы напряжены и кожа тоже. Отпечаток пальца получается четкий, у прочих – размазанный. Да вы посмотрите – это просто.

Признаться, я и отпечатков-то не увидел – не то, что там какие-то рецепторы.

Но Пал Иваныч узрел и вызвался в сыщики.

Две неудачных попытки отрезвили его – он сел и налил:

– Давайте выпьем!

– Да-а! – мечтательно произнес Чепурной, вертя пальцами стаканчик с водкой и пытаясь смотреть сквозь него. – ВПШ – это школа! Мы там прошли большую науку – выпили все, что можно пить, и оттянули всех, кто мог шевелиться. Да, брат?

– Было дело, – согласился майор. Он уже выпил и сунул бутылку пива пробкой в глазницу. С характерным звуком вскрываемой тары они расстались – поллитра в руке шерлокхолмса, а пробка в глазнице у него. Потом упала в подставленную ладошку – пробка, конечно: из бутылки он сделал глоток.

Пал Иваныч мгновенно завелся – опрокинул водку в глотку, сунул пиво пробкой в глаз – хоп! – брови как не бывало. Вместо нее кровавая рана.

– Твою мать! – все подхватились с мест.

Платочками кровь уняли, скотчем приклеили бровь.

– Иваныч, ну ты, блин, даешь! – нахрюкался что ль? Это же шутка. Смотри – я языком вот так, а пробку ранее открыл. Прикол – а ты повелся.

– С рублем тоже прикол?

– А как же! Алексеич подсадным сидел – указывал, кто спер монету, ставя после него свой отпечаток. Это же простая шуточка, прикол – ну, вы райкомовские, блин, даете!

Обидно было. Мы с Пал Иванычем, проводив гостей, вынесли вердикт:

– Мусора есть мусора – и не хер тут!

А вот как Пал Иванычу мы строили гараж.

В принципе коробка гаража уже стояла и ворота в рамке – нужно было прихватить их к закладным. Операция простейшая, и шеф, прихватив сварочный аппарат, решил сэкономить на специалисте. Он так посчитал – три верхнеобразованных мужика неужто не заменят тупого сварного?