— Я вообще не думаю о замужестве, — ответила Эжени. — Если уж на то пошло, в будущем я собираюсь принять постриг.

Луи, как и ожидалось, пришёл в ужас и принялся горячо отговаривать её от этого шага, утверждая, что в монастырях творится блуд и разврат, что монахи — самые греховные и лицемерные люди на свете (здесь Эжени, вспомнив отца Клода, мысленно с ним согласилась), а настоятельницы монастырей все до одной жуткие старые карги и ненавидят молоденьких послушниц. Она кивала в такт его пылкой речи и понемногу черпала ложкой луковый суп, отправляя его в рот, но мысли её были далеко от уютной столовой, полной подсвечников, свечи в которых испускали мягкий золотистый свет, от этой тёплой комнаты с треском дров в камине и манящими запахами еды. Эжени думала про Леона, который прячется где-то в темноте заброшенного сарая или овина, совершенно один, без еды и питья, кутается в плащ и вполголоса ругается сквозь зубы на холод, на призраков, настоящих и поддельных, и на Луи де Матиньи. Картина была столь ясной, что Эжени пришлось встряхнуть головой, чтобы отогнать её.

После трапезы она, сославшись на усталость, отправилась в свою комнату и, заперев дверь, опустилась на постель, предварительно проверив, нет ли на ней или под ней мышей. Мышей или прочих неприятных сюрпризов не было, и Эжени смогла наконец-то склонить потяжелевшую голову на подушку. В ушах звенело от голоса де Матиньи, и не могло быть и речи о том, чтобы продолжать поиски сведений в библиотеке или заново опрашивать слуг. Луи наверняка пожелает присоединиться к ней, начнёт сыпать комплиментами и отпускать намёки насчёт одиночества, а если они окажутся наедине, может даже попытаться пристать к ней. (Тут Эжени передёрнуло от отвращения). Нет, лучше лежать здесь и дожидаться вечера!

Время тянулось томительно медленно, небо за окном никак не желало из туманно-серого становиться тёмно-синим, и она вся извелась, лёжа на кровати и не отрывая взгляда от окна. Наконец комнату наполнили долгожданные сумерки, очертания мебели и предметов погрузились во мрак, и Эжени, поднявшись с постели, вышла из комнаты. Стараясь ступать как можно тише, она добралась до лестницы, спустилась по ней и вошла в коридор второго этажа. Идти дальше, ждать, стоя на месте, или звать Деву в белом по имени не пришлось — привидение само появилось перед ней, будто ждало только этого мига. По коридору вновь пронёсся холодный ветер, заставив Эжени сжаться и обхватить себя руками за плечи, раздался жалобный плач, из сумрака выплыла полупрозрачная фигура, озарённая неземным сиянием, и медленно направилась к ней. Девушка, преодолевая озноб и невольное оцепенение, вгляделась в плывущую туманную фигуру и в самом деле увидела некое сходство с Жанет Колло. Дева в белом двигалась столь же плавно, слегка наклонившись вправо, и была, пожалуй, одного роста с Жанет — чуть повыше миниатюрной Эжени.

— Ответь мне, — молитвенно произнесла она, повышая голос, чтобы перекричать стенания привидения. — Кто ты? Как твоё имя? Чего ты хочешь?

Белая фигура под плащом замотала головой и умоляюще простёрла руки. Она стояла совсем близко, и Эжени потребовалось всё её мужество, чтобы не дрогнуть и не отступить.

— Жанет Колло? — как можно чётче выговорила она. — Так тебя зовут?

Привидение вздрогнуло всем телом — по нему словно прошла рябь, быстро развернулось, будто ища поддержки у кого-то невидимого, а потом исчезло ещё более резко, чем в прошлый раз. Эжени немного подождала и направилась к двери библиотеки, осторожно обойдя то место, на котором растаяла Дева в белом. Едва она подошла к двери, как из библиотеки послышался какой-то шум, раздался грохот, звон стекла, затем донеслись приглушённые крики. Эжени подёргала за ручку в полной уверенности, что дверь окажется заперта, но та на удивление легко распахнулась. Возле самой библиотеки светильники не горели, и всё было погружено во тьму, но девушка решительно шагнула внутрь, готовясь, если придётся, применить магию и зажечь огонь на кончиках пальцев.

Впрочем, этого ей делать не пришлось. Внутри уже не царила кромешная темнота — на столе стоял фонарь, наполовину прикрытый какой-то чёрной тканью, возле него боролись две фигуры, а третья, укутанная во что-то белое, прижималась к самой стене. Вот одна из фигур с жалобным вскриком отлетела в сторону, вторая бросилась к фонарю и сдёрнула с него чёрную ткань. Библиотеку залил яркий свет, и Эжени увидела, что Луи де Матиньи корчится у стены, прижимая к груди правую руку, рядом с ним застыла Хромоножка Жанет, будто пытаясь на самом деле пройти сквозь стену, подобно призраку, а возле стола стоит Леон дю Валлон с чёрным платком в руке.

— Осторожнее, не упадите, — предупредил он, кивая вниз, и Эжени увидела, что часть ковра откинута, и в полу темнеет небольшое четырёхугольное отверстие.

— Вы были правы? — с неподдельным интересом спросила она. — Никакой магии, только зеркала и дым?

— Именно, — грудь бывшего капитана тяжело вздымалась, по всему было видно, что он очень доволен собой. — Такого хитрого фокуса я ещё не встречал. Я следил за Жанет весь вечер, прячась в заброшенном сарае неподалёку от её дома, шёл за ней до самого замка — благо, это было легко, ведь она ходит медленно, потом проник внутрь… Она прошла в спальню де Матиньи, а когда я через некоторое время последовал за ней, в комнате уже никого не было. Найти потайной ход было непросто, но я справился и добрался до библиотеки, где они уже начали свой спектакль. Расскажете, как всё устроено, господин де Матиньи?

— Вы едва не сломали мне руку, — выдохнул Луи. Эжени и не подозревала, что он умеет так злобно шипеть. Лицо его, перекошенное от досады, больше не выглядело безобидным, а в полумраке библиотеки и вовсе казалось настоящей дьявольской маской.

— Благодарите Бога, что не сломал, — холодно отозвался Леон. — Если вы не хотите говорить, то может, ваша очаровательная помощница скажет?

— Клянусь, я ни в чём не виновата! — Жанет, хромая сильнее обычного, осторожно приблизилась к ним. — Мне нужны были деньги, только и всего. Сами подумайте, как бедная хромая женщина, одна, без мужа, без семьи, может заработать на хлеб?

— Я-то знаю как, — усмехнулся Леон. — Да и каждый крестьянин в деревне знает — каждый мужчина, во всяком случае.

— Что ж, сударь, каждый выживает как может, — Жанет потупилась, её чудесные медовые волосы выскользнули из-под капюшона и рассыпались по плечам. В ней уже не было ничего от той женщины, которая гордо заявляла, что не станет отвечать на непристойные вопросы людям, которые не являются для неё хозяевами, и теперь она хотела лишь одного — выжить и поскорее убраться отсюда.

— Ты изображала Деву в белом, это понятно, — кивнула Эжени. — Но как? Как это было сделано?

— Здесь, в подвале, — Леон кивнул на проём в полу, — стояло огромное стекло, а перед ним — фонарь. Жанет вставала между стеклом и фонарём, и её призрачный образ появлялся наверху [3]. Кое-какие трубы, встроенные в стены, и сквозняки, гуляющие по коридорам, завершали остальное — разносили по замку плач привидения и могильный холод. Теперь понятно, почему вы так не хотели пускать нас в библиотеку!

Он подошёл к распахнутому настежь окну, которое Эжени даже и не увидела в темноте, и закрыл его — в библиотеке сразу стало чуть теплее.

— Здесь то ли просто подвал, то ли потайной ход, — Леон снова указал на проём. — Жанет изображала там привидение, а де Матиньи снимал платок с фонаря и накрывал его, когда Деве в белом требовалось появиться или исчезнуть. Я разбил стекло во время небольшой стычки с господином де Матиньи, так что вниз лучше не спускаться — там полно осколков.

— Это тайный проход, — нехотя признался Луи, с тяжёлым вздохом опускаясь на стул. — И ведёт он прямо в мою спальню.

— Нам, как и Жакобу, как и вашему другу де Лассалю, Дева в белом явилась в коридоре, — лихорадочно соображала Эжени. — Но Марта видела её на самой лестнице! Разве призрачный образ возможно воспроизвести так далеко?

— Это был не образ, — глухо произнесла Жанет: казалось, она едва сдерживает слёзы. — Это была я сама. Луи сказал, Марта очень впечатлительна, и так оно и оказалось. Ей достаточно было увидеть фигуру в белом в сумерках, а воображение сделало всё остальное. Клянусь, я не хотела причинить ей вред! — она с мольбой простёрла руки к Эжени. — Я сама пришла в ужас, когда она чуть не упала с лестницы! Но всё, слава Богу, обошлось.