— Что мы будем делать? — обеспокоенно спросил Леон.

— Я ищу сведения о лесных духах в книгах, но боюсь, что их недостаточно, — печально ответила она. — Они, как и всякая нечисть, боятся холодного железа, огня, серебра, кое-кто — проточной воды, соли, рябиновой или осиновой ветви… Молитва, святая вода и крест тоже не помешают.

Её речь прервал звонкий голос, донёсшийся откуда-то спереди. Неизвестный певец — судя по голосу, это был юноша — шёл по дороге навстречу им, уверенно выводя рулады:

Князь Оберон — хозяин мой,

Страны чудес верховный маг.

В дозор ночной, в полет шальной

Я послан, Робин-весельчак.

Ну, кутерьму

Я подыму!

Потеха выйдет неплоха!

Куда хочу,

Туда лечу,

И хохочу я — ха-ха-ха! [1]

Вскоре певец показался перед ними. Это был молодой человек, почти мальчик, высокий и худой, с бледным остроносым лицом и вьющимися рыжими волосами. Потёртый плащ зелёного цвета свисал с одного его плеча. При виде всадников он прекратил петь, остановился, сорвал с головы зелёную шапочку с пером фазана и ловко поклонился.

— Госпожа де Сен-Мартен! Господин Лебренн! Какая удача! Вас-то я и ищу!

— Кто ты? — настороженно спросила Эжени.

— Лисёнок, к вашим услугам, — он снова поклонился. — Менестрель, шут и затейник — кому как будет угодно.

— Ты не из наших краёв, верно? Я тебя здесь раньше не видела. Хотя постой… Ты был на одном из первых представлений бродячего цирка, разговаривал с Этьеном Леруа!

— Я — перекати-поле, — с улыбкой пояснил юноша. — Куда ветер дует, туда я и иду. Прослышал про циркачей и решил примкнуть к ним. У них уже есть волк и собака, но им не хватает славного рыжего лисёнка!

— Лисёнок? Тебя в самом деле так зовут? — недоверчиво спросила девушка.

— Именно, — его подвижное лицо не переставало улыбаться, в зеленоватых глазах сверкали искорки.

— Неподходящее время ты выбрал, чтобы присоединиться к циркачам, — вмешался Леон. — Слышал, что здесь творится?

— А как же! — усмехнулся Лисёнок. — Говорят, колдунья-цыганка очаровывает юношей и девушек, чтобы потом использовать их для своих тёмных делишек. Только я в это не верю! Моя матушка рассказывала мне сказки про лесных духов, Народ-С-Холмов, и они в этих сказках проделывали точно такие же вещи — морочили людям головы, водили с ними хороводы, а потом люди ходили одурманенные и только повторяли слова песен, услышанных ими в мире духов. Если кто на такое и способен, то только духи, а не какие-нибудь там цыганки и карлики!

— И ты не боишься? — покачала головой Эжени.

— Я удачливый, меня никто не тронет, — снова оскалился Лисёнок. — А ещё у меня есть оберег, — он вытащил из-за ворота что-то, похожее на маленькую ладанку. — Это подарила мне мать. Пока у меня есть вещь, которая мне дорога, никакие духи меня не тронут!

— Зачем ты нас искал? — нахмурился Леон. Этот улыбчивый юноша нравился ему всё меньше и меньше.

— Хотел узнать, не нужен ли госпоже де Сен-Мартен менестрель. Вдруг циркачи меня не возьмут? — он смело посмотрел в глаза Эжени. — Полагаю, вы уже слышали, как я пою, но могу спеть что-нибудь именно для вас.

— Не сегодня. Прости, но придворный певец мне не нужен, — она с усталым видом покачала головой. Лисёнок, нисколько не расстроившись, поклонился на прощание и припустил по дороге, подпрыгивая на ходу. Эжени, вмиг ставшая очень серьёзной, повернулась к Леону.

— Какой странный юноша, — заметил тот.

— Этот странный юноша напомнил мне кое о чём очень важном, — ответила она. — Леон, нам нужно срочно ехать в замок.

В замке Эжени сразу же кинулась в библиотеку, Леон поспешил за ней. Притворив дверь, девушка обернулась к нему, грудь её вздымалась от быстрого бега по лестнице.

— Этот Лисёнок знает больше, чем я. Обереги! Как же я сразу не догадалась? Оберег — это вещь, подаренная человеку кем-то либо доставшаяся ему дорогой ценой, очень важная для него. Она напоминает ему о том, кто он есть, и может отразить наведённые чары… до известного предела, конечно. У меня есть такая вещь, — она потянулась к голове и вытащила из волос уже знакомую Леону заколку, украшенную фигуркой совы. Русые пряди тут же волной упали на плечи. — Она досталась мне по наследству от моей пра-пра-пра… в общем, от дальней родственницы и однажды уже сослужила мне хорошую службу. Остаётся только прочитать над ней нужный заговор. А у вас есть такая вещь, Леон?

Он молча положил руку на эфес шпаги, доставшейся ему от отца. Эжени опустила глаза и нахмурилась.

— Шпага слишком велика, оберег должен быть незаметным, чтобы его нельзя было сразу отнять, заставить снять, выбросить или что-нибудь в этом роде.

— Я не позволю просто так отнять мою шпагу! — вспыхнул Леон, вспомнив при этом, как Жаклин д’Артаньян подло утащила его оружие, когда он запутался в сетке на берегу моря.

— Вы видели, что лесные духи сделали с Мишелем Боше и Алисой Моро. Если это и правда их рук дело, то вы по их повелению утопите свою шпагу в реке, а наутро даже не вспомните об этом, — покачала головой Эжени. — Подождите, кажется, я кое-что придумала.

Она стремительно выбежала из библиотеки и отсутствовала довольно долго. Леон, бродивший по комнате и рассматривавший корешки книг, уже начал скучать, когда девушка вернулась, держа в руках что-то мягкое и тёмное.

— Когда-то давно, когда я была ещё маленькой, у меня был ручной ворон. Он сломал крыло, я выходила его, и он так у меня и остался, — пояснила она, едва переводя дыхание. — Когда ворон умер, я собрала часть его перьев и сохранила их. Теперь они пригодились, — она протянула Леону свою ношу, оказавшуюся при ближайшем рассмотрении розеткой из бархатной иссиня-чёрной ленты и пришитых по кругу чёрных жёстких перьев. — Я прочитала над ней все необходимые заклинания. Приколите это к своему плащу и носите всё время — особенно, когда вы едете в лес или к холмам. Это важная вещь для меня, но надеюсь, она будет важной и для вас. Этот ворон был моим верным спутником — так же, как вы. Он был мне дорог — так же, как вы. Может, его перья защитят вас от лесных духов, если вы с ними столкнётесь.

— Благодарю, — Леону эти манипуляции с перьями и заколками казались бессмысленными, но он всё же, старательно скрывая недоумение, принял из рук Эжени розетку с прикреплённой к ней булавкой и приколол к своему плащу с левой стороны груди. — Буду носить ваш оберег возле самого сердца. Но знаете что?

— Что? — вскинулась она.

— Я всё же больше полагаюсь на свою шпагу.

[1] «Баллада про Робина-весельчака», пер. Г. Кружкова

На следующее утро Леона ожидало неприятное известие: его вороная кобыла, до сей поры стойко переносившая постоянные скачки по дороге, холмам и лесу, внезапно захромала. Бомани, конечно же, разворчался, что он, дескать, предупреждал господина Лебренна, что надо бы поберечь бедную лошадку, и зашагал в конюшню лечить вороную. Мерлин и Галахад не очень-то любили Леона, да и не были они приучены к езде под седлом, Моргана была уже в слишком почтенном возрасте, а о том, чтобы забрать у Эжени Ланселота, пусть даже на короткий срок, сын Портоса и помыслить не мог, поэтому в деревню он отправился пешком.

Он проведал сначала Мишеля Буше, потом Алису Моро, но всё оставалось без изменений. Мишель, несмотря на все попытки родителей привести его в чувство, по-прежнему сидел на стуле, уставившись в одну точку перед собой, и бормотал слова какой-то песни про пастушку, сбившуюся с пути в тумане. Алиса, белокурая тонкокостная девушка, с рассеянной улыбкой качала на руках младшего братика и кивала головой в такт. Пекарь, едва сдерживая слёзы, поведал, что его дочка всю ночь не спала, приплясывала, кружилась на одном месте, и её едва ли не силой пришлось загонять в постель. Алиса, услышав голос отца, приподняла голову, светло улыбнулась стоящему перед ней столу и заявила: