— В моём случае рискую жизнью только я один, — заметил Леон, кивая на живот девушки, скрытый под тёмным платьем. Жаклин вспыхнула и прожгла его взглядом.

— Стоит забеременеть, и из живого человека ты превращаешься в сосуд для будущего ребёнка, — пробормотала она, но уже без прежнего огня.

— Я всего лишь хочу защитить тебя, защитить нас всех! — воскликнул Анри. — Уверяю вас, мы с Леоном справимся вдвоём. А теперь не пора ли всем по домам? Время уже позднее…

На том дети мушкетёров и расстались. Леон и Рауль проводили Анжелику до дома, после чего граф направился к себе, напоследок мрачно пошутив, что надеется на то, что Виктор Туссак не запланировал два покушения в один вечер, и на него никто не нападёт по дороге домой. Леон же, с огромным трудом успокоив взволнованную донельзя сестру, остался у неё. Ночь прошла спокойно, если, конечно, не считать того, что Анжелика постоянно вздыхала и ворочалась во сне, а Леон почти не сомкнул глаз. Наутро, бледный и невыспавшийся, он попрощался с сестрой, с трудом выбравшись из её цепких объятий, и заторопился домой, надеясь и боясь застать там де Круаль.

Луиза была в его доме и развлекалась тем, что метала в стену кухонный нож — выходило это у неё чрезвычайно ловко. Увидев Леона, она поприветствовала его кивком, а затем внимательно оглядела с ног до головы.

— Вижу, вы не спали целую ночь. Что-то случилось?

— Ничего особенного — просто двое бродяг пытались убить меня и мою сестру. Одного я заколол, а другой получил по голове от Анжелики и утопился, — бросил бывший капитан, разыскивая в шкафчиках хоть какую-то снедь. — А вы, я вижу, решили отблагодарить меня тем, что попортили все стены в моей комнате? Хозяин мне за это спасибо не скажет.

— Когда мой дом снова станет безопасен, я вернусь туда, захвачу кошель с золотом и заплачу вам за стены, — беззаботно отозвалась Луиза, легко вращая острый нож между пальцами. — Мой веер, а вместе с ним и кинжал, утонули в Сене, шпилька осталась в горле того мужлана, пытавшегося меня убить, так что теперь я совершенно без оружия.

— А как же ваша бомба? — усмехнулся Леон, но тут же пожалел об этом. Луиза подошла поближе, соблазнительно покачивая бёдрами, но при этом не выпуская из пальцев нож, и сын Портоса подумал, что опасения Анри могли оказаться правдивыми.

— Это последнее оружие, к которому я прибегаю только в случае крайней нужды, — де Круаль погладила его по скуле, и Леон невольно потёрся щекой о её ладонь, однако сразу же вспомнил Эжени, которая так же гладила его в их первую ночь в гостинице, и быстро отстранился. Луиза недовольно поджала губы, однако не стала настаивать и отошла в сторону, продолжая крутить нож в руке.

— Мне сейчас совсем не до этого, — Леон стал наливать себе вино. — Меня ждёт Анри и увлекательная прогулка в парижские трущобы.

— В поисках Туссака, я надеюсь? — де Круаль повернулась к нему, её волосы вспыхивали золотом в лучах утреннего солнца, бьющих в окно, и Леону снова вспомнилась Эжени, на волосах которой так же играл свет в то утро в гостинице, превращая их из мышиных в каштановые.

— В поисках людей, которых он нанимал, чтобы убить меня и моих друзей. Те двое, что напали нынче ночью на меня и Анжелику, по всей вероятности, были обычными парижскими грабителями, которых Туссак одурманил магией.

— И по их следам вы собираетесь выйти на Туссака?

— Именно так, — Леон отхлебнул вина и уставился на де Круаль. — Надеюсь, пока меня не было, вы не сбегали к аптекарю и не подсыпали мне какого-нибудь яда?

— Надейтесь, — фыркнула Луиза и отвернулась от него.

Вино оказалось отличным и не оказало на Леона никакого дурного воздействия. Наскоро перекусив, он захватил пистолет и кошель с монетами, попрощался с де Круаль, бросившей ему в ответ что-то язвительное, и вышел на улицу. Снаружи был ясный день, светило солнце, парижане по своему обыкновению толклись на улицах, изредка проносился одинокий всадник или проезжала карета, а кучер с козел оглашал воздух криком «Поберегись!». В воздухе было свежо после недавних дождей, листва стала зеленей и ярче, над городом плыл гул людских голосов, но Леон был далёк от всей этой радости. В месте, куда он торопился, даже в самые погожие дни царил сумрак.

Они с Анри, как и было условлено, встретились возле дома, где жил сын Арамиса с Жаклин, и вместе направились по узким улочкам. Чем дальше они продвигались, тем тише становилось вокруг, ароматы цветов и выпечки сменялись другими, куда более неприятными — запахом протухшего мяса и прокисшего вина, вонью гнили и навоза, и даже солнце, казалось, прячется в этих местах, растворяется в тёмных стенах. Дома выглядели всё более и более неопрятными и бедными, пока окончательно не превратились в покосившиеся убогие лачуги. Горожан здесь было значительно меньше, и одеты они были куда как скромнее. На улицах мелькали то нищие, гнусавыми голосами просящие милостыню, то женщины, чьи пёстрые наряды и вызывающие, но вместе с тем жалобные взгляды наводили на мысль об определённом занятии, которым они зарабатывают на жизнь, то цыганки в разноцветных шалях и платках, прижимающие к себе хнычущих детей.

— Ваш знакомый точно здесь? — вполголоса спросил Леон, исподлобья осматривая местных жителей, которые косились на двух чужаков с явной неприязнью.

— Должен быть, — Анри сохранял нарочито беззаботный вид и даже засвистел какой-то мотивчик, но Леон видел, как он напряжён. Они свернули ещё несколько раз — улицы в этом месте образовывали настоящий лабиринт, и тут Анри с облегчением выдохнул.

— Вот он!

На углу улицы стоял молодой парень, смуглый не то от природы, не то от загара, темноволосый и кучерявый, с густыми чёрными бровями и жгучими глазами. Он с трудом удерживался на правой ноге, опираясь на костыль, а левую держал на весу, демонстрируя прохожим жуткую язву и жалобно подвывая при этом.

— Подайте милостыню несчастному, волею судьбы лишённому возможности заработать себе на кусок хлеба! — певуче произнёс он, и Леон подумал, что с таким голосом юноша мог бы вполне зарабатывать на жизнь честным трудом — например, петь в хоре.

— Джованни! — Анри окликнул его всё тем же беззаботным тоном и подошёл поближе. — Что я вижу! В последний раз, когда мы встречались, язва была у тебя на правой ноге! Ты что, чудесным образом исцелился?

— Не здесь, синьор д’Эрбле, — Джованни досадливо цокнул языком, подхватил костыль и с удивительной лёгкостью захромал в проулок, не оставив Леону и Анри ничего иного, кроме как следовать за ним. Добравшись до более-менее укромного места, он повернулся и укоризненно взглянул на сына Арамиса.

— Я же говорил, чтобы вы не приходили сюда, синьор. Это опасно, и не только для вас, — несмотря на своё явное итальянское происхождение, по-французски он говорил чисто, почти без акцента.

— Знаю, — Анри вмиг стал серьёзным. — Но дело очень срочное. Это Леон дю Валлон, мой друг, — он небрежно кивнул в сторону своего спутника. — Вчера ночью на него и его сестру напали двое бродяг. Один, судя по всему, цыган, а второй был вооружён вот этим ножом, — он кивнул Леону, и тот, вытащив захваченное с собой оружие нападавшего, показал его Джованни. Нищий оглядел кривой нож, и брови его нахмурились ещё больше, а рот крепко сжался.

— Если хотите, чтобы я сказал, чей это нож, то я своих не выдаю! — решительно заявил он. Анри покачал головой.

— Тот, кому принадлежал этот нож, уже покоится на дне Сены. Цыган тоже убит. А несколькими месяцами ранее какой-то бродяга пытался заколоть меня возле моего же дома.

— И он тоже убит? — судя по его виду, Джованни готов был в любой миг бросить костыль и пуститься наутёк.

— Мертвее мёртвого. Я не думаю, что ты причастен к этому, — поспешно добавил Анри, видя испуг юноши. — Ты обманщик и плут, но не убийца. Но есть один человек, Виктор Туссак, с которым у меня счёты. Я считаю, что это он подстроил нападения на моих друзей, и он не остановится. Он находит разбойников, которые готовы душу продать за золото и серебро, и натравливает их на своих врагов, но потом не платит убийцам, а просто избавляется от них. Он вам не друг, Джованни, он такой же враг для вас, как и для нас. Как думаешь, сколько ещё человек — пусть даже не самых лучших человек — он готов погубить ради своих целей?