Он был там. Перед ним стоял отец Мюррей. Рафаил начал тонуть в своих воспоминаниях о прошлом. Когда он уставился на лицо, которое было воплощением всех его кошмаров, его тело начало отключаться. Он не мог пошевелиться. Мог лишь смотреть на человека, который был его палачом. Который связывал его и трахал снова и снова. Карие глаза священника были устремлены на него. Дыхание Рафаила становилось все быстрее и быстрее, и у него закружилась голова, пока отец Мюррей медленно закрывал дверь на засов.

― Ты все-таки пришел, ― произнес отец Мюррей.

При звуке его глубокого голоса в позвоночник Рафаила вонзились кинжалы.

«Прими мой член».

Рафаил вздрогнул, когда воспоминания поглотили его разум.

«Умоляй меня, грешник. Покайся, и я остановлюсь».

Но Рафаил не покаялся. Отец Мюррей повалил его на землю и перевернул Рафаила на живот, а отвердевший член священника заскользил по задней поверхности бедер Рафаила… Рафаил не закричал, его челюсти были сжаты. Когда боль от толчков отца Мюррея в него грозила разорвать его на части, Рафаил поклялся, что никогда не подчинится этому человеку.

Никогда.

Рафаил моргнул, выныривая из воспоминаний и возвращаясь в комнату. Его грудь вздымалась от пережитого. Дрожащей рукой он поднял пистолет, держа отца Мюррея на прицеле.

Но когда он уже собирался выпустить пулю, которая окончательно освободит его от страданий, отец Мюррей заговорил.

― Ты пришел за ней.

Рафаил замер, и его палец застыл на спусковом крючке. Его глаза сузились. Отец Мюррей улыбнулся.

― Я знал, что так и будет. Она ― твоя самая большая фантазия, воплощенная в жизнь.

Он двинулся от двери и пересек комнату, держась ближе к стенам, увешанным ножами, молотками и тысячей других орудий пыток. Рафаил знал каждое из них слишком хорошо. Знал, как каждое из них ощущается на его коже и вонзается в его плоть.

― Когда я увидел ее в монастыре, то сразу понял, что она ― та самая, которая нужна тебе.

Отец Мюррей остановился рядом с закрытым железным гробом.

― Ты рассказывал мне об этом, помнишь?

Рафаил почувствовал, как кровь отхлынула от его лица при виде гроба… от воспоминаний о том, что Мария рассказала ему об Уильяме Бридже.

― После того, как я трахнул тебя в четвертый раз. После…

Отец Мюррей снял со стены металлическую дубинку и протянул ее Рафаилу. Рафаил судорожно втянул в себя воздух.

― После того, как я трахнул тебя этим.

Священник склонил голову.

― Ты помнишь, Рафаил? Помнишь, как ты рассказал мне, кого ты хочешь убить и почему?

Он улыбнулся.

― Потому что именно так умерла твоя мамочка.

Пистолет дрожал в руке Рафаила. Он снял его с предохранителя и снова прицелился.

― Ты не спросил меня, где Мария.

Как по команде, изнутри гроба, возле которого стоял отец Мюррей, донеслись приглушенные крики. Рафаил перевел взгляд на него. Он услышал, как ее ногти скребут по металлу, пытаясь освободиться.

Отец Мюррей указал на кодовый замок на гробу.

― Брось пистолет, Рафаил. Ты не проникнешь в гроб, если не сохранишь мне жизнь. Брось пистолет, и я позволю ей дышать.

Он пожал плечами.

― К грешной послушнице-монахине поступает не так уж много воздуха.

Рафаил крепче сжал пистолет. Он хотел выстрелить в него, покончить с ним и освободить собственное тело от предательского паралича, который был вызван появлением священника… пока Мария снова не закричала, и он, не задумываясь, бросил пистолет на пол. Глаза отца Мюррея вспыхнули от подобной покорности. Рафаил стиснул зубы с такой силой, что у него заболела челюсть. Он не подчинился. Не подчинился, бл*ть!

― На колени.

Голос отца Мюррея действовал ему на нервы, и приказ, который каждый день эхом отдавался в его голове, стал для него самой страшной пыткой.

Рафаил остался стоять на ногах. Ему нужно было увидеть, как отец Мюррей истекает кровью. Нужно было увидеть его глаза, застывшие в смерти. Он не может подчиниться. Не станет вставать на колени перед этим ублюдком. Больше никогда. Ни разу. Он не допустит этого…

― У нее заканчивается воздух, ― произнес отец Мюррей, прервав его мысли.

Священник закрыл крошечные отверстия, просверленные в металлической крышке, лишив ее воздуха, поступающего снаружи.

Крики Марии стихли, и Рафаил понял, что священник не блефует. Каждая его частичка призывала его не подчиняться. Но тут он услышал болезненные всхлипывания, доносящиеся из гроба. Боль в груди вернулась, когда он подумал о Марии, запертой в темноте, заточенной в своем собственном аду. А он был заперт в своем. Они оказались в аду вместе.

Осознав это, Рафаил упал на колени.

Отец Мюррей застонал при виде такой покорности, и, убедившись, что Рафаил наблюдает за ним, ввел комбинацию на замке гроба и отодвинул тяжелую, удушающую крышку. Отец Мюррей полез внутрь, и Рафаилу потребовались все силы, чтобы не вскочить на ноги и не броситься на него — искра ярости вновь зародилась в его онемевших конечностях при мысли о том, что этот ублюдок прикасается к Марии. Рафаил почувствовал, как его мышцы наливаются силой. Он приготовился к атаке, приготовился вытащить нож из-за пояса и броситься на священника. Но Рафаил отказался от этого плана, когда отец Мюррей вытащил Марию из гроба, просунув руки под ее обмякшие руки. Ее тело было неподвижно. Глаза Марии закатились, но она боролась с угасающим сознанием, пытаясь обнаружить Рафаила. Как только она сделала это, из ее уст вырвался всхлип.

Рафаил почувствовал, как его грудь раскалывается на части, раскалывается настолько глубоко, что он стал задыхаться. Видя, как Мария теряет сознание и корчится от боли, он не выдержал. Его затрясло от ярости и неприкрытого гнева. Затем он увидел это, и все вокруг замерло. Покрывало из волос Марии соскользнуло с ее лица, и открылась грудь. Там, на ее обнаженном и покрытом синяками теле, красовался перевернутый крест, такой же, как у него и его братьев. Ее безупречная кожа была красной и покрылась волдырями и белыми пятнами там, где начинала зарождаться инфекция. Она была смертельно бледна, а ее губы посинели от недостатка воздуха.

Рафаил не знал, что может питать еще большую ненависть, чем уже испытывал к священнику, который на протяжении долгих лет был его мучителем. Он ошибался. Раф был чертовски неправ. Отец Мюррей причинил Марии боль. Он причинил ей такую боль, что она едва могла держать глаза открытыми.

Священник притронулся к тому, что принадлежало ему.

А Мария, бл*ть, была его.

Затем священник провел рукой по обнаженной груди Марии, пока не добрался до ее киски. Не сводя глаз с Рафаила, он ввел палец в Марию. Она не издала ни звука.

Страх прошлого схлынул, как дождь с жестяной крыши. В считанные секунды Рафаил оказался на ногах, озаренный яростью самой преисподней. Он бросился через всю комнату. Но отец Мюррей затащил Марию за гроб, используя его как щит, и положил руки ей на шею. Рафаил замер на месте.

― Я сверну ей шею. Подойдешь ближе, и я сверну ее. Я уничтожу твою мечту.

Рафаил пытался придумать, что ему делать.

― Я же велел тебе встать на колени.

Рафаил так и сделал, несмотря на то, что каждая частичка его души кричала о том, что он должен сопротивляться. Его глаза были прикованы к отцу Мюррею, который приближался к Рафаилу, все еще держа Марию в своей хватке. Ее ноги волочились по полу, а тело было искалечено. Когда он остановился перед Рафаилом, тот одним лишь своим взглядом пообещал священнику неминуемую смерть.

Отец Мюррей ухмыльнулся.

― Расстегни молнию.

Сердце Рафаила замерло. Лицо отца Мюррея исказилось от гнева.

― Я сказал, расстегни молнию, демон!

Его крик эхом отразился от стен, перенося прошлое в настоящее. Его руки сжались на шее Марии, предупреждая Рафаила о необходимости подчиниться.

Расфокусированные голубые глаза Марии встретились со взглядом Рафаила.

― Нет, ― прошептала она, и ее лицо исказилось от печали.

Отец Мюррей прервал ее речь, начав сжимать шею. Рафаил даже не задумался о своих действиях, когда лицо Марии покраснело от давления священника. Он протянул руку и потянул вниз молнию на брюках отца Мюррея. Мария не сводила с него глаз. А Рафаил не сводил с нее своего. Он не позволит ей умереть. Не позволит этому выродку забрать ее у него.