Рафаил резко распахнул глаза, когда чья-то рука провела по его груди. Протянув свою руку, он схватил чужое запястье и сжал. Болезненный крик попытался прорваться сквозь туман его сознания, но не смог пробиться сквозь толстые стены. Рафаил должен был убить Его. Он должен был покончить с Ним раз и навсегда, сделать так, чтобы Он не мог больше прикасаться к нему, душить его, трахать.

Рафаил дернул за запястье, толкая священника на спину и… замер, не в силах пошевелиться, когда пальцы мягко пробежались по его лицу.

― Мой господин.

Тихие слова пытались проникнуть сквозь красный туман, застилавший его зрение. Пальцы священника ощущались по-другому. Эти были мягкими. И гладкими.

― Мне очень жаль, мой господин. Я не должна была касаться вашей щеки без разрешения.

Слова продолжали кружиться в его голове. Голос… голос тоже был другим. Подобно кинжалам, более высокий тембр пробивал себе путь в его сознание.

― Как я могу загладить свою вину, мой господин?

«Мой господин… мой господин…»

Рафаил моргнул, и его зрение быстро прояснилось. Готовый к нападению, он опустил взгляд на человека на кровати и обхватил руками его горло. Он уже собирался усилить захват, но вдруг на него взглянули большие голубые глаза. Рафаил задыхался, пытаясь понять, что происходит и где он находится. Эти глаза были другими. Они были голубыми, а не карими. Он мотнул головой в сторону, когда по его щеке распространилось тепло. Рука… рука лежала на его лице.

― Мой господин.

Рафаил задохнулся, увидев перед собой Марию. Его руки были сомкнуты вокруг ее горла, готовые причинить боль. Его губы скривились, пока он боролся с внутренним демоном, жаждущим убийства. Все, что ему нужно было сделать, это сжать ее шею. Она была здесь для него, чтобы он овладел ей, убил, сделал так, чтобы она больше не могла прикоснуться к нему без его разрешения.

― Отцепись от меня, ― прорычал он, и Мария тут же отдернула руку.

― Рафаил?

Его имя на ее губах пронзило его грудь тупой болью. Беспощадной болью, которую он никогда раньше не чувствовал. Это было мучительно. Отвратительно. Вызывало отторжение…

Но по какой-то причине это заставило его пульс участиться.

Рафаил резко отдернул руки, словно ее горло было защищено открытым пламенем. Ему не нравилось чувство поражения, он не знал, как на него реагировать. Он никогда не колебался при совершении убийств. Сейчас казалось, что он сам задыхается и призрачные руки душат его.

― Я ― твой господин, ― прошипел он и схватил Марию за руки, поднимая с кровати. ― Ты не смеешь называть меня по имени. Никогда.

Он потянул ее на себя. Ее колени прижались к его коленям, а сиськи уперлись в его грудь. Мария тут же опустила глаза. Повинуясь его приказу.

― Да, мой господин, ― прошептала она.

Электричество пронеслось по телу Рафаила, слишком быстро и слишком интенсивно, чтобы он мог это выдержать. Руки Марии были опущены по бокам, избегая прикосновений к его коже. Он снова представил их на своей груди и на своем лице. Нет! Его голова дернулась в сторону от своей внутренней войны. Он не хотел этого. Не хотел, чтобы кто-то прикасался к нему интимно. Ни за что. Он должен был контролировать себя. И должен был контролировать ее.

«Не покоряйся. Никогда и никому больше не покоряйся».

При этой мысли тепло на его щеке ослабло. Но его тело затрепетало. Оно хотело вернуть его обратно, хотело вернуть тепло ее руки. Он не должен был желать этого!

Рыча от досады, Рафаил намотал волосы Марии на руку. Ему нужно было почувствовать, как ее пряди сдерживают кровь в его пальцах.

― Раздвинь ноги, ― приказал он.

Тон Рафаила понизился, он стал более жестким, требуя полного повиновения. Мария не колебалась, отчего ощущение удушья в легких усилилось. Он не знал почему. Что это было за гребаное чувство?

Она раздвинула ноги.

― Задери платье.

Губы Марии раскрылись в ответ на это требование. Он взглядом призывал ее посметь отказаться. Но, прежде чем она встретила его убийственный взгляд, она взяла в руки свое белое платье и медленно потянула его вверх по стройным бедрам.

― До талии, ― жестко приказал Рафаил, когда Мария остановилась.

Она сглотнула, но стала поднимать платье еще выше, сантиметр за сантиметром, пока легкая ткань не собралась на ее тонкой талии. Кожа Рафаила запылала, когда он увидел ее такой обнаженной, в то время как она так послушно выполняла его приказы. Его пах напрягся, когда он увидел ее киску, выставленную напоказ. Его рука крепче вцепилась в ее волосы. Глаза Марии были устремлены на матрас под ней, но его тело начало пылать от одного взгляда на ее тело.

Мария дарила тепло. Ее прикосновение овеяло теплом его лицо.

Он же был холодным. Ему всегда было холодно. В Чистилище всегда были только стужа, боль и крики. А не тепло, мягкость и улыбки. Он жил в темноте и стылости. Это создало его и воспитало.

Тьма была его сущностью.

В горле Рафаила зародилось рычание. Ему не нравилось то, что она делала с ним. Мария заставила его потерять контроль над собой. Ему нужно было вернуть его. Он должен был поставить ее на место и сделать так, чтобы это больше никогда не повторилось.

Маленькую розу нужно было проучить.

Рафаил намотал остальную часть ее волос на другую руку, пока она не оказалась перед ним с раздвинутыми ногами, а его руки держали ее волосы, как веревки. Наматывая их все туже и туже, пока его кисти не оказались у кожи ее головы, он использовал свою хватку на ее волосах, чтобы приподнять ее голову.

― Посмотри на меня.

Мария посмотрела. Рафаил медленно покачал головой.

― Ты ослушалась меня, маленькая роза. Ты назвала меня по имени. Дотронулась до моего лица. Ты стала слишком дерзкой.

Глаза Марии расширились… а ее дыхание участилось, и грудь покраснела.

― Нет… ― зашипел он, понимая, что она благосклонно реагирует на его резкость и агрессию. Это заставило его легкие сжаться сильнее. Она должна была испугаться. Должна была бояться его гнева.

Рафаилу хотелось только одного ― наклонить ее голову вниз и заставить ее прелестный ротик обхватить его член в наказание, отсасывая так сильно, чтобы его яйца сжимались от мучительного наслаждения. Но это доставило бы ему слишком большое удовольствие. Сейчас он должен был наказать ее. Должен был вырвать ее из-под своей кожи.

― Ты понимаешь, что ослушалась меня? И вызвала мое недовольство?

― Да, мой господин, ― прошептала Мария, и ее голос был кротким.

Ее покорность только усугубляла ее воздействие на него.

― Ты понимаешь, что за такое поведение придется расплатиться? ― раздраженно спросил он.

Щеки Марии запылали.

― Да, мой господин.

Ее голос охрип от предвкушения. Рафаилу потребовались все его силы, чтобы не застонать при звуке ее притягательного нежного голоса.

Очень медленно Рафаил выпустил ее волосы из своих пальцев, пока у него не получилось освободить достаточно места, чтобы лечь на кровать. Намотав тонкую прядь волос на каждую руку, чтобы контролировать ее движения, Рафаил лег на спину.

― Забирайся на меня.

Он тянул ее за волосы, словно это были поводья лошади. Мария подалась вперед, пока ее колени не оказались прямо над головой Рафаила.

― Дальше. Колени по обе стороны от моей головы. Я хочу, чтобы твоя п*зда была прямо над моим ртом. И это последний раз, когда я повторяю тебе что-то. Больше не смей выказывать свое неповиновение.

Рафаил сильнее дернул Марию за волосы, чтобы показать ей, что он говорит серьезно. Вскрикнув, Мария подалась вперед, ее лицо охватила стыдливость, а нервный румянец покрыл каждый сантиметр ее кожи. Ее волнение только усугубляло ситуацию. Она разжигала и без того бушующее в нем пламя. Но он не мог остановиться. Ему нужно было почувствовать ее вкус, она была нужна ему на языке.

Когда она замерла, а ее киска оказалась прямо над ртом Рафаила, он сказал: ― Ты опустишься к моему рту. И примешь то, что я дам.