— Слышишь, как ломает, аж душа замирает, — крикнул он Шишкину. — Вот-вот понесет. А надо бы успеть нам с теплоходом.

— Успеем, — глухо отозвался Шишкин.

Денисов по голосу его понял, что друг устал. Шишкин уже варил сзади него на несколько метров. Хотя у сварщиков и не было гласного договора, но они давно и упорно соревновались.

Подбодряя товарища, Денисов сказал:

— Помнишь, друг, не так еще нажимали. Что, рука устает?

— Света много в глазах. Точно в солнце нырнул. А рука ничего, крепкая, — сказал Шишкин.

— На носу корабля встретимся. На рассвете, как небо забелеет, — крикнул Денисов. — Давай, друг, вперед! Лозунг у нас над головой.

Но все же Денисов сделал очередную паузу длиннее обычной. Он хотел, чтобы Шишкин отдохнул и снова вошел бы в высокий ритм. Шишкин скорее бы упал на палубе без сил, чем позволил себя на много обогнать, и Денисов знал это.

— Давай покурим, Геннадий, — сказал Денисов, и сварщики сошлись отдохнуть на середине корабля. Они стояли молча, курили махорку, дышали свежим воздухом, и, утомленные ярчайшим светом, глаза их отдыхали, глядя на черный бархат неба и лунную дорожку на льду, мерцающую тусклым серебром.

— Хорошо! — вздохнул Денисов. — Ночью хорошо в доке!

— Это наша гавань, Леша! Это же Волга, — прочувственно сказал Шишкин. — И потом весна!

Они варили корабль всю ночь. На рассвете, когда затеплился светом горизонт и темные громады теплоходов в доке начали медленно выплывать из сиреневого тумана, оба сварщика действительно сошлись на носу корабля. Откинув в сторону щитки, они оглянулись назад и, точно впервые увидев то, что сделали за ночь, — не поверили своим глазам. Сто сорок погонных метров шва заварили они за смену, перевыполнив норму более чем в пять раз.

Рекорд сварщиков всколыхнул весь док. Наступили первые дни апреля, снег в судояме начал подтаивать на глазах. В воздухе носились острые хмельные запахи весны. Но именно они и тревожили строителей. Приближалось всплытие. Соревнование, разгоревшееся с новой силой от ночного костра рекордной сварки, ширилось с каждым днем и охватило всех рабочих.

После рекорда сварщиков переходящее знамя было прикреплено к мачте корабля Наумова. Но уже через пару дней оно перешло на другое судно, и в доке закипело соревнование между коллективами головных кораблей.

Особенно жаркие схватки разгорелись между строителями головных теплоходов номер один и номер два, инженерами Пинхасиком и Федоровым, когда в судояму начали поступать секции корабельной надстройки.

Федоров, опытный строитель, сразу смекнул, что, установив быстрее надстройку на палубе, он сможет обогнать своего приятеля, судно которого шло тогда впереди.

Уже в сумерках Пинхасик с борта своего теплохода видел какое-то странное движение на палубе соседа. Сам Федоров ходил с метром и что-то размечал на палубе, но Пинхасик не мог догадаться, что именно. А утром на глазах удивленных соседей на судне номер два начали быстро вырастать стальные квадраты палубной надстройки.

Пинхасик был совершенно подавлен этим.

— Как же, как же мы промазали тут! — огорченно повторял он своим рабочим. Директор утром того же дня увидел надстройку у Федорова и похвалил его. Пинхасик почувствовал, что первое место в соревновании от него ускользает.

На следующий день он долго совещался с мастером своего корабля.

— Надо нам тоже выставлять надстройку, — горячо убеждал он.

— Люди все заняты на работах по подводной части. Где же мы возьмем дополнительные рабочие руки, Владимир Матвеевич, дорогой? — разводил руками мастер.

— Да разве вы не видите, что рабочим больно смотреть, как у Федорова растет надстройка, а у нас — нет. Да вы поговорите с ними, — горячился Пинхасик.

Но мастеру и не пришлось уговаривать рабочих, они сами начали приходить к нему и требовать, чтобы корабль не отставал от соседа. Вечером, когда на участке закончились работы, группа рабочих и мастеров осталась на палубе теплохода. Они быстро перетащили все необходимые секции на судно и в одну ночь выставили железные стены будущих кают и капитанского мостика. Утром в доке все были поражены, что вторая надстройка, точно по мановению волшебной палочки, внезапно выросла и на теплоходе номер один. Пинхасик весь светился радостью.

Оба корабля с каждым днем все больше обрастали палубными механизмами. Судно номер один быстро выставило у себя леерные ограждения вдоль бортов теплохода. Пинхасик и его мастер не раз бегали в судозаготовительные цеха за колонками этого ограждения, и теперь их теплоход точно обрел «жилой» вид.

Федоров, который хотел первым получить эти колонки, опоздал и рассердился на друга не на шутку.

— Ты узнаешь мои намерения, — сказал он ему. — Но кто победит, мы еще посмотрим.

Теплоходы стояли в доке бок о бок, с палубы одного хорошо просматривался весь корабль соседа. Рабочие зорко и ревниво следили друг за другом. Это было нагляднейшее соревнование, и каждый судостроитель мог своими глазами проверить его результаты.

Федоров как-то сказал своему мастеру:

— Ограждение на судне номер один буквально давит мне на душу. Мы должны перехватить у них хотя бы гребные винты и выставить их у себя раньше.

Он послал своего плановика прямо в судомеханический цех с тем, чтобы точно знать день и час, когда винты можно будет отвезти на свой корабль. Но и Пинхасик думал о том же. Едва на огромных стальных лопастях винтов успела подсохнуть ярко-желтая краска, как монтажники корабля номер один уже повезли их в сухой док.

Винты подали под корму судна ночью. Инженер, мастер и рабочие не уходили с корабля до рассвета. К утру оба гребных винта уже стояли на месте.

— Вы победили, но сознайся, черт побери, леерные ограждения и винты ты и твой мастер выхватили у меня из-под носа, — и горечью сказал Федоров Пинхасику, встретив его тем же утром в доке.

…В один из апрельских дней на большом митинге в судояме парторг ЦК на заводе вручал премии лучшим рабочим. Парторг говорил с высокого моста эстакады, по обе стороны которого в два ряда высились черные массивные корпуса кораблей.

Рабочие слушали его на палубах своих теплоходов, только на несколько минут оторвавшись от работы. Денисов, Шишкин и многие другие получили именные часы, Наумов — большой радиоприемник. Он в замешательстве не знал, куда его поставить, держал и руках.

— Коммунизм начинается там, где появляется самоотверженная, преодолевающая тяжелый труд забота рядовых рабочих об увеличении производительности труда — этому учил нас великий Ленин, — сказал парторг. — Сегодня мы поздравляем победителей, но глаза мои невольно приковываются к Волге и к нашим кораблям. Мы еще в большом пути, товарищи, в разгаре незавершенной битвы.

…Уже стремительно приближались дни весеннего паводка. До стихийного всплытия судов, ожидаемого в середине апреля, оставались считанные дни. И вот тогда рабочие решили построить еще один сверхплановый буксирный теплоход.

Новый корабль, получивший имя «Смоленск», должен был выйти на Волгу из дока вместе с судами первой весенней очереди.

Когда на заводе узнали, что коллектив буксирного хочет построить еще один корабль всего за девять суток, — то сначала просто не хотели этому верить. Решение кораблестроителей казалось неслыханной технической дерзостью. Инженеры из других цехов приходили в буксирный: «Вы не утопите «Смоленск», товарищи?» — спрашивали они.

Начальник буксирного подводил любопытных к большому пролету. Там на расчищенном месте уже стояли стапели, и мостовой кран укладывал на них секции, которые полностью сваривались и собирались в другом пролете, тут же под крышею цеха.

Инженер молча показывал рукой на корабль — говорить было бесполезно, грохот от пневматических молотков чеканщиков заглушал его голос. Все пространство огромного гулкого цеха было залито ослепительно ярким светом от красноватого пламени сварки.