Тут же в рубке находился и старший механик Иван Акусок, добродушный и медлительный украинец со взлохмаченной копной темных волос, спадающих на лоб. Через рупор переговорной трубы механик подавал команду мотористам в машинное отделение. Весь экипаж земснаряда молодежно-комсомольский, и поэтому под козырьком багерской рубки издалека виднелись нарисованные два ордена Ленина, Красного Знамени и Трудового Красного Знамени, которыми был награжден Ленинский комсомол.

Михайлов несколько минут наблюдал за тем, как постепенно большими глыбами обваливается берег карьера. Падающая земля пенила воду, и поднятые ею волны бились о борта покачивающегося судна. Очертания водоема изменялись буквально на глазах. Прокладывая новое русло, земснаряд вплывал в него вместе с водами Дона.

— Дон уходит влево, а здесь когда-то было русло реки, — сказал Михайлов, показывая на карьер. — Вода намыла прекрасный песок, вот мы его и подаем в тело донской плотины.

Он рассказывал о своем карьере, когда в рубку вошел Горин, худощавый, невысокий человек, одетый в просторный белый парусиновый костюм. Горин был одним из руководителей Главного управления гидромеханизации, в ведении которого находилась и контора гидромеханизации Цимлянского гидроузла.

— Михаил Андреевич! — обрадованно приветствовал его Михайлов. — Неужели решилось? Не верится!

— Да, решилось, и в пользу вашего экипажа, — сказал Горин, чуть сощурив при этом глаза в сетке мелких и веселых морщинок. Морщинки эти как-то не гармонировали с глазами и придавали взгляду инженера не то сердитое, не то иронически-озорное выражение.

— Вот сейчас вам диспетчер доложит обстановку, дорогие товарищи, — сказал Горин, и почти в это же время к зазвонившему телефону быстро подошел Михайлов. Выслушав диспетчера конторы гидромеханизации, он сообщил товарищам, что руководство решило переключить комсомольско-молодежный снаряд на новую карту намыва и что такой картой на этот раз будет русло реки Дона.

Присев у небольшого столика позади пульта, Горин показал экипажу схему нового цикла намыва грунта для нескольких земснарядов. Это была лишь одна из составных частей общего плана предстоявших огромных гидротехнических работ.

То, что земснаряд должен будет принять в них непосредственное участие, воспринималось всем экипажем как большое событие.

Горин заметил, что оперативный штаб, созданный на стройке для руководства всем циклом новых работ, придает особое значение гидромеханизаторам.

— Конечно, мы сила! — вмешался Супрун. — А как намыть такие горы земли без нашей техники?

— Ну, так вот слушайте! — продолжал Горин. — За пять дней мы должны замыть русло реки Дона, чтобы на исходе пятых суток можно было перейти с правого берега на левый прямехонько, и не по воде, не по мосту, а по земле.

Улыбнувшись, инженер спросил, уложится ли Михайлов в столь сжатые сроки.

— Успеем ли? О чем вы спрашиваете! Да мы спать не будем, на судно жить перейдем, а все сделаем!

— Нет, ночью надо спать, — серьезно возразил Горин, — потому что нам нужен труд высокой культуры и четкости.

— Да, это понятно, — кивнул Михайлов. — Мы сейчас же засядем за план самой тщательной подготовки. Пересмотрим все механизмы, линии пульповодов, перекачечные станции, — одним словом, все наше хозяйство. Мы сами проверим себя, все наши человеческие резервы и возможности… Ну, конечно, товарищи, ведь не могло же так случиться, чтобы нас не включили в замыв Дона. Ведь не могло же! — убежденно сказал он и тотчас живо обернулся, ища поддержки у старшего багермейстера и механика.

На Цимлянский гидроузел Виктор Михайлов приехал из Ростовского мореходного училища вскоре после выпускных экзаменов. Он закончил путейское отделение, и в дипломе значилось присвоенное молодому моряку несколько романтически звучащее звание: «Техник морских путей». Выпускники училища покидали учебные аудитории специалистами по строительству портов, дамб, морских бухт, командирами дноуглубительных судов. Они разъезжались на службу в морские и речные пароходства страны.

— Махнем, Витя, на Черное море, или на Белое, или на Тихий океан… Выбор-то какой! — предлагали Михайлову друзья. Юноша и сам раньше мечтал заняться гидрографией: устанавливать маяки, вехи, буи на морских дорогах, — одним словом, как говорили в училище, создавать необходимую «обстановку моря».

Но решение его изменилось, когда он услышал о Волго-Доне.

— Это интересно, но форму морскую в сундучок спрячешь, Виктор, — сказал приятель, с которым Михайлов поделился своими планами. — Там же суша, степь!

— Пока степь, но будет и море. Новое. Может, я первым и поплыву по его волнам. Об этом даже и в старых сказках не рассказывалось, такое будет чудо! Нет, я решил на Волго-Дон, — ответил Михайлов.

Разговор этот происходил в первых числах сентября 1949 года, а уже через два месяца Михайлов получил назначение техником на земснаряд № 303, который работал в котловане Цимлянского гидроузла.

По всей стройке широким фронтом шли подготовительные работы, стоявшие по-над Доном станицы уже переселились на новые места, к берегу будущего моря. Переселились со всеми постройками и садами, и земля, изрытая десятками больших и малых котлованов, уже потеряла здесь свой девственный степной вид.

Еще не было бетоновозной эстакады, которая гигантской стальной скобой впоследствии повисла над плотиной; не было и самой плотины и многоэтажных портальных кранов с изогнутыми стрелами, похожими издали на клювы каких-то гигантских птиц. Но уже вырастал с каждым днем парк механизмов, все больше становилось машин, которые двигались по степным дорогам густыми колоннами, как по улицам больших городов.

Земснаряд № 303 размывал вводный канал от Дона, чтобы по широкой водяной дорожке могли за ним пройти в места своих будущих карьеров и другие земснаряды. Затем он возводил перемычку, которая должна была защитить котлован от бурных паводковых вод Дона.

Стройка с каждым месяцем требовала все больше землесосных судов, и многие заводы страны создавали земснаряды таких мощностей и объемов, каких не знала ранее мировая гидротехническая практика.

Ранней весной 1950 года Михайлова командировали в Ростов принять на заводе новый мощный земснаряд, способный перегонять за час триста кубометров грунта.

Назначенный начальником нового судна, Михайлов участвовал в монтаже земснаряда, требовал больше запасных частей и даже захватил с собой много материалов для мелких доделок уже в пути. И вот через месяц буксир «Быстрый» подхватил спущенное со стапелей заводской гавани тяжелое судно и потащил вверх по Дону.

Стояли мягкие солнечные дни конца апреля. Ожившие поля шелестели травами, ветерок гонял по широким степным просторам волны ковыля. Земснаряд плыл вдоль пойменных лугов низовья реки, мимо больших казачьих станиц в зелени густых садов, и ласковый воздух над «тихим Доном» был полон ароматами цветущей черешни и степной травы.

Михайлов узнавал места, знакомые по любимым книжкам о гражданской войне, по частым школьным экскурсиям. Он родился на Украине, в селе Старобешево, прославленном его землячкой Пашей Ангелиной, но учился в Ростове, успев к началу войны закончить лишь семь классов. Шестнадцатилетнего паренька, несмотря на все его просьбы, не взяли добровольцем в армию, и он пошел работать телеграфистом на аппарате Бодо.

Как и многие его сверстники, Виктор быстро возмужал за эти суровые военные годы. Окончилась война. Юноша вступил в комсомол, подал заявление в мореходное училище.

Он частенько вспоминал счастливые годы учебы, когда после работы к концу теплого дня выходил постоять на палубе земснаряда, плывущего вдоль бескрайних Сальских степей. В светлом воздухе парили над рекой зоркие коршуны, горбоносые орлы, сложив важно крылья, стояли и прогуливались по желтоватым степным шляхам.

Это было короткое цветение степей, и Михайлов с тоской думал, что уже через несколько недель суховей спалит даже желтую щетину травы, плотная пыль выбелит листья понурых черешен, и те же орлы, лениво махая крыльями, будут висеть высоко над выжженной и горячей землей.