Литмир - Электронная Библиотека

— Сколько ему долбила, не шляйся по лесу, до добра твое шатанье не доведет, не слушался меня, — перебила его Васена.

— Так, понимаешь, сидит он, прислонившись спиной к межевому столбу на лесосеке, — продолжал Охрем.

— Кто сидит? — спросил Дмитрий.

— Человек.

— Какой человек? — испуганно спросила Марья.

Охрем пожал плечами.

— Кто его знает. Должно быть, замерз.

— А может, убили? — предположила Васена.

— Возле убитого на снегу была бы кровь, крови не видно, — неуверенно сказал Охрем.

— Ты к нему близко подходил? — спросил Дмитрий.

— Слишком близко не подходил, побоялся.

— Он, может быть, живой, надо было подойти к нему, поглядеть, — сказала Марья.

— Побоялся, — признался Охрем. Он посмотрел по сторонам и спросил нерешительно: — Что теперь делать?

Все помолчали.

— Пойти туда надо, может, не замерз, еще жив, — неуверенно проговорила Марья.

— Иди, попробуй, после затаскают по судам да по начальству, век не отделаешься, — сказала Васена и вздохнула. — И сейчас еще кто знает, что будет.

Дмитрий встал и потянулся к висящей над коником шубе.

— Что будет, то будет, а пойти посмотреть его надо.

— А может, сначала съездим в Алатырь, доведем до начальства, а после уж... — неуверенно произнес Охрем.

— Знамо, сперва съездите в Алатырь, — поддержала Васена мужа.

Дмитрий в нерешительности остановился.

— Коли такое дело, идите не одни, возьмите с собой стариков Назара и Кудажа, — сказала Марья.

— Человек тот далеко? — спросил Дмитрий Охрема.

— Версты две, пожалуй, будет, по алтышевской дороге.

Дмитрий взял с пола хомут, седелку, вожжи и вышел запрягать лошадь. Вскоре за ним вышел и Охрем.

— Это какой-нибудь нищий, на праздники их много ходит, — тихо сказала Марья.

Васена тяжело вздохнула.

— Кто бы он ни был, а забота свалилась на наши головы...

Фима накинула на плечи овчинную шубу и выбежала во двор. Степа сидел у стола и испуганно смотрел на взрослых. Степа хорошо знал столбик, у которого сидел замерзший человек, почти у дороги. В этом месте дорога немного изгибается, и если ездок прозевает, обязательно зацепится за него осью.

Вскоре вернулась Фима. Она сказала, что сейчас была у Кудажей и что старик Кудаж отказался ехать с отцом к тому человеку, который замерз в лесу. Не поехали с ними и Назаровы.

— Отец с дядей Охремом отправились вдвоем, — заключила она свой рассказ.

— Отчего же не поехали?! — удивилась Марья.

— Кудаж-старик сказал, что у него не две головы. Если бы было две головы, то поехал бы.

Марья притихла. Может, действительно не следовало бы посылать Дмитрия. Как знать, чем все это кончится.

— У наших, знать, по две головы, — невесело сказала Васена.

— Ты уж, Васена, до возвращения мужиков не уходи, — сказала Марья.

— Не уйду, какое там уходить. Без Охрема боюсь и к дому подойти, стоит передо мной замерзший человек... Девчонок давеча отвела к Кудажам, своя изба у нас холодная...

— Вся семья Кудажей сидит в избе, никто не выходит даже во двор, боятся замерзшего человека, — сказала Фима.

Все замолчали. Так молча и просидели до возвращения Дмитрия и Охрема.

Под окном раздался скрип саней, послышались голоса. Марья прильнула к окну. Через оттаявший глазок Марья увидела, как мужчины взяли из саней что-то накрытое чепаном и понесли в избу. Она повернулась к двери.

Дмитрий с Охремом внесли и положили на коник свою ношу.

Когда сняли чепан, Марья в испуге всплеснула руками.

— Вай, Митрий... дед Охон! — и смолкла, все еще не веря своим глазам.

К вечеру Дмитрий с Охремом сделали гроб. Посмотреть на покойника никто ни от Кудажей, ни от Назаровых не пришел.

Охрем нашел в кармане зипуна покойного трубку и кисет с табаком.

— Куда их теперь? — спросил он недоумевая. — Может, себе на память оставить?

— Положи к нему в гроб, — сказал Дмитрий. — На том свете захочет покурить.

Охрем сунул их покойнику под изголовье.

— Чай, найдет, — сказал он.

Марья зажгла перед иконами свечу и принялась оплакивать покойника. Другой плакальщицы у него не будет, а без оплакивания людей не хоронят.

На следующий день Дмитрий запряг пораньше лошадь, гроб поставили на сани и повезли в Алтышево хоронить. Этой же подводой поехал и Степа. Его святочные каникулы кончились, надо было снова приниматься за ученье. Пока доехали до Алтышева, он так замерз, что вместо того, чтобы отправиться в школу, залез на печь погреться. Дмитрий со стариком Иваном повезли покойника в церковь отпевать. Поп спросил, кто умерший и откуда. Дмитрий рассказал, как было. Поп покачал плешивой головой и произнес:

— Замерзших так не хоронят, надо заявить в Алатырскую полицию. Вы его, может быть, и убили. Почем я знаю...

Дмитрий только сейчас понял, в какую историю он попал.

— Ну и заботу же ты взвалил на себя! — покачал головой старик Иван, когда они отъехали от церкви.

У Самаркиных уже собрались мужики, чтобы помочь выкопать могилу, но, услыхав о полиции, быстро разошлись.

Проня сказал:

— Надо было бы тебе, Дмитрий, похоронить его на том месте, где он замерз и никому об этом не говорить.

— Так ведь не собака же он, а человек, — возразил Дмитрий шурину.

Он погрелся у Самаркиных и тронулся домой. А к вечеру поехал в Алатырь. Заехал к сыну Иважу, рассказал о смерти деда Охона и о своей беде.

Горестная весть удручила Иважа и Веру. Иваж сосредоточенно молчал. Вера заговорила:

— Я сразу сказала Иважу, как только он ушел, что старик не к добру отправился пешком в такую даль и в такой мороз. Пойду, говорит, навещу родное село, мимоходом загляну и к Дмитрию с Марьей... Так и сказал.

— Переночевал у нас, — подтвердил Дмитрий.— Утром ушел. Не отпускали... не послушался.

В полицейское уездное управление Дмитрий с Иважем отправились вдвоем. Иваж лучше отца научился говорить по-русски, он и рассказал там, что и как.

— Замерзший-то где? — спросил их полицейский чин.

— Там, дома, — ответил Дмитрий.

— Что же, по-твоему, на ночь глядя в такой мороз я должен ехать к тебе домой? Вези сюда!

Дмитрий с Иважем вышли из полицейского управления.

— Придется привезти завтра, сегодня туда и обратно не успею, — сказал Дмитрий, когда они зашагали по улице.

— Знамо, завтра, — согласился Иваж.

Он выглядел настоящим горожанином. В добротном полушубке, валенках и в мерлушковой шапке. У него уже появилась коротенькая светлая бородка, кудрявая, как и у отца в молодости.

Домой Дмитрий вернулся поздно вечером. Марья с Фимой помогли ему отпрячь лошадь, и все трое вошли в избу.

— Целый день, Митрий, носишься по морозу, не евши, — попеняла Марья, собирая ему ужинать.

Дмитрий махнул рукой и ничего не сказал. Ел он неохотно и мало. Его беспокоил завтрашний день.

Заметив, что муж расстроен, Марья смолкла. Не спросила даже про Иважа с Верой.

Наутро, чуть свет, Дмитрий запряг лошадь и, положив в сани гроб, собрался в путь.

— Может, и мне с тобой поехать? — предложила Марья.

— Что будешь мерзнуть без толку, управлюсь сам, — сказал Дмитрий и тронул лошадь.

В Алатыре он подъехал прямо к полицейскому управлению. Привязал лошадь к коновязи и пошел доложиться.

В полицейском управлении Дмитрий прождал до вечерних сумерек. Гроб он поставил, как ему велели, во дворе под навесом. Лошадь Дмитрий оставил во дворе у Иважа. Когда на следующий день Дмитрий попытался спросить, долго ли его собираются здесь держать, на него набросились с руганью и вытолкали на улицу. Лошадь здесь кормить было нечем, сена Дмитрий в запас не взял. Пришлось лошадь отправить с Верой домой, а самому остаться на третий день. В первые дни он околачивался перед полицейским управлением, потом это ему надоело. Он оставался у сына и помогал ему столярничать. Иваж для какого-то богатого хозяина чинил старые столы и стулья и делал новые. Жили они с Верой все в той же квартире, у одинокой старой женщины. Хозяйка дома все эти дни, пока жил у них Дмитрий, жгла перед образами свечи и молилась о грешной душе усопшего Охона. Между молитвами она повторяла, что жил человек на свете в сутолоке и нужде, а умер — не дают и телу его успокоиться. Зашел к Иважу сосед, он очень удивился, увидев, что Дмитрий еще не уехал.

64
{"b":"818489","o":1}