Прикусила губу едва не до крови в очередной безуспешной попытке унять дрожь. Его пальцы сжимали мои плечи, а потом сильные руки просто обхватили меня, прижав к своей груди. Я забыла, как дышать, а разум с надрывом кричал, что я замужем, что неправильно все это, нельзя так. Получается, Олег прав?! Сто тысяч раз прав, называя меня падшей?! Оттолкнуть бы Кузьмина, вырваться из его оков, а я не могла, хотела, но не могла. Словно привязали меня веревками. Только голову опустила покорно вниз, позволяя себе глубоко вздохнуть.

— Оля, — прошептал он, — я не знаю, что происходит в твоей жизни, но догадываюсь. Не слепой, Оль. Уходи, уходи от него… Беги, пожалуйста. Мне известно, каково это жить с тираном, и пусть тогда я был мелкий, но прекрасно помню, как отец не щадил мать. Именно тогда дал себе слово, что ни за что в жизни не подниму руку на женщину, если она даже окажется самым мерзким созданием на свете. Ну, хочешь, я поговорю с ним? — сквозь зубы процедил Кузьмин, откровенно злясь на мое упрямство.

— В моей жизни все хорошо, Артем Леонидович, — как мантру произнесла я, в очередной раз уговаривая себя, что Андреев проспится и все наладится. Лгала себе, создавала иллюзию счастливой семьи.

— Поэтому на твоих руках красуются синяки, да? Потому ты шатаешься по улицам с таким видом…

— Каким? — скинула я его руки, повернувшись к Артему лицом.

Его взгляд был серьезным, непроницаемым даже. Он анализировал мои поступки, мое состояние. Не надо было за ним идти, чем я только думала?! Почему мне было так спокойно здесь? В этой маленькой квартирке, которой явно не хватало женской руки, рядом с этим человеком, который прожигал меня взглядом в это мгновение. Хотелось закрыть лицо ладонями, упав в чужие объятия, но я не имела права на подобное. Потому что не желала доставлять Кузьмину проблемы, боялась до судорог за него и за Тимку, понимая, что если и не Олег, то свекор способен превратить все, что мне дорого, в прах, золу.

— Затравленным, — повысил он голос, попытавшись коснуться меня.

Я отшатнулась и только потом сообразила, что Кузьмин, возможно, просто искал опору, устав стоять на одной ноге. Сделала нерешительный шаг к нему, сама прикоснулась к его руке, сгребла ее, проведя пальцем по выступающей вене на запястье. Эмоции переполняли: головой понимала — нельзя, а сердцем… Осталось ли оно еще у меня?!

— И прекрати уверять, что у тебя все в порядке, — процедил он, — счастливые женщины так не выглядят, Оля, они если и плачут, то от радости. И врать мне не надо, что споткнулась, упала, ударилась. Терпеть не могу ложь. А тебе она не к лицу.

— Ты меня не знаешь совсем, — с тоской взглянула я на него.

— Ты меня тоже. Но кто нам мешает лучше узнать друг друга?!

Интересные вещи все-таки могут поведать старые знакомые. Кажется, Генка не зря ошивался здесь, с виду только безразличен ко всему, а на ус информацию мотал. При этом сложно было поверить, что говорит он правду, а не просто набивает себе цену.

Я слушал и у меня волосы на затылке начинали шевелиться. Нет, я, конечно, не первый день жил на свете и догадывался, что земля-матушка носит всяких козлов, но это уже было слишком. Желваки играли на лице, я сжимал кулаки, и все внутри меня требовало разнести здесь все к чертям собачьим, вытащить этого мерзавца из его конуры и как следует пересчитать ребра. Сукин он сын!

В голове не укладывалось, как такая женщина, как Оля могла жить с этим гадом под одной крышей. Нежная, кроткая, светлая, как ангел, и черный, всепоглощающий, словно тьма, сатана. У меня не было других слов, меня всего разрывало на части от гнева. Я сам себя боялся в ту секунду, но упрямо слушал Генку, который сильно жестикулировал в порыве эмоций, снабжая свою речь крепкими словечками.

А потом шел домой, точнее ковылял, рассматривал асфальт под ногами, проклиная свою никчемность. Все думал, а сложись все иначе. Ну вот был бы я полноценным, мог бы постоять за себя, за женщину, что так нагло вторглась мне в голову, заполнив собой все мысли. Смог бы я тогда побороться за нее, наплевав на моральные устои? Она чужая, не моя. И никогда не будет принадлежать мне.

Если уж Тамарка ушла, не посмотрев на то, что у нас общий ребенок, то Ольга на меня вообще не обратит вовсе внимания. Жалость мать ее, если только. Но лучше полное равнодушие, чем такое. Злился я на весь мир, ненавидел в душе обстоятельства, эти чертовы горы, свою ущербность. А потом обернулся, сам не знаю почему, дурная привычка, наверное. После того, как жизнь разделилась на до и после, я часто стал оглядываться назад во всех смыслах слова.

— Оля, — сорвалось с моих губ.

Сложно было ее не узнать. Ольга Петровна брела совершенно потерянная, кутаясь в свое пальтишко. Дождется глупая, что сляжет с пневмонией ведь. Я чуть про костыли свои не забыл, едва не бросившись к ней навстречу.

Она только взглянула на меня украдкой, пряча красные глаза. Плакала. Руку готов дать на отсечение, что этот ублюдок довел ее до такого состояния.

Мне и не оставалось ничего, как позвать ее с собой. Ковылял, а сам дышать боялся, думал, что испугается, убежит, сорвется с места, но нет. Самому не верилось, что вот она в моей квартире. Даже стыдно чуть стало за отсутствие ремонта и хлам на антресолях. Оля с любопытством рассматривала фото на стенах, тень улыбки скользила на ее искусанных губах, а я наблюдал за ней и на душе светлело.

— Это было так давно, — с тоской произнес я, вспоминая те моменты, когда спускаешься вниз на сноуборде или лыжах, сбоку мелькает полосой деревья, пронизывающие своими макушками небо. А ты готов орать во все горло от счастья, потому что распирает изнутри, потому что эмоции на разрыв. Драйв. Адреналин. Отсутствие страха.

— Скучаете? — сглотнув чуть нервно, поинтересовалась Оля.

— Безумно. Это часть моей жизни. Большая часть. Я бы многое отдал, чтобы вернуться… Хотя, — опустил я взгляд на свою ногу, — уже отдал.

— Это случилось там? — дрожащим голосом, произнесла она.

Я только кивнул, не любил об этом говорить, да и зачем ей знать об этом, для чего?! Чтоб лишний раз удостовериться, что я — кретин полнейший?! Сидел бы, не высовывался, может, и остался бы с ногой, а так… За каким-то полез, возомнил себя отважным храбрецом. На, получи, герой!

— Простите, — только и промолвила она, боясь заглянуть мне в глаза.

А я наблюдал за ней и внутри все замирало. Сгрести бы ее в охапку, уткнуться носом в ее волосы, вдохнуть аромат и пусть все горит синим пламенем. Плевать! Только она скорее жабу поцелует, чем позволит к ней прикоснуться, а я еле сдерживал себя, чтобы не броситься в омут с головой.

Ольга расспрашивала о Тамаре, наверное, волновалась за Тимофея, я же не мог обойти стороной ее отношения с мужем, знал, что не следует, но все равно совал нос не в свое дело, всячески моля богов, чтобы наделили Олю силой. Чтобы она смогла вырваться из этого плена. Видел ведь синяки на ее руках, догадывался, что все сложно. Едва зубы не крошил от ярости, пока в какой-то момент, она украдкой не взглянула на фото. Я там как раз стоял с ребятами на фоне проклятой горы, в расщелину которой и угодила та несчастная. Олю затрясло, она побледнела и мне показалось, что еще миг, и она просто упадет без чувств.

В каком-то порыве положил руки ей на плечи, еле стоя на одной ноге, а потом не удержался и сгреб ее в объятия. Укрыл от всего мира, спрятал, давая ей шанс ощутить себя в безопасности, почувствовать, что она нужна.

«— Идиот. Артем, ты придурок», — кричал голос разума, акцентируя внимание на том, что мы знакомы всего несколько дней, но невероятное притяжение не отпускало.

— Все хорошо, тихо, — чувствуя, как она дрожит в моих руках, произнес я одними губами.

Стоял посреди комнаты, держа ее крепко в своих руках. Старался не давить своим весом, но с каждой минутой понимал, что еще немного и не выдержу. Повезло еще, что ноги натренированы временем, а то вообще бы походил на овощ.